Сторожевой корабль

Глава 15

Последней весной погода в заливе вод Вирджинии медленно, день за днем, постепенно уступала место лету.

Ветры, всегда переменчивые в этом регионе, в зимние месяцы дули преимущественно с севера и северо-запада на что-то, приближающееся к югу и юго-востоку. И когда ветер дул с той стороны, он принес с собой теплый воздух. В более поздние месяцы этот воздух станет жарким, влажным и неприятным, но в те первые дни летней погоды он был просто идеально теплым, и температура вообще не ощущалась.

Именно в такой день, за час до затишья, гости Марлоу подошли к борту «Нортумберленда». Это была небольшая компания, состоящая только из него самого, Элизабет Тинлинг и Люси, но с другой стороны, на маленьком шлюпе не было места, чтобы вместить кого-то еще.

Тем не менее, Король Джеймс, снова командующий кораблем, подготовился к прибытию ее владельца, как если бы это была королевская яхта. С мачты развевались флаги, и на каждой рее развевались вымпелы. Трап был свежеокрашенным, с установленными перилами и натянутыми веревочными поручнями, выкрашенных в белый цвет.

Марлоу поднялся на борт первым и протянул руку Элизабет, помогая ей перебраться через трап. Экипаж «Нортумберленда» из четырех человек, двоих чернокожих и двоих белых, были одеты в одинаковые рубашки, свежие вычищенные широкие брюки и соломенные шляпы. Они стояли в некотором подобии внимания, когда владелец и его гости поднялись на борт, а затем одним словом Джеймс отдал им распоряжение, чтобы корабль тронулся с места.

— Добро пожаловать на борт, Элизабет, — сказал Марлоу.

— О, Томас, как здесь великолепно! — сказала она, и она сказала это искренне. Положив руку на широкополую соломенную шляпу, она вытянула шею, чтобы посмотреть вверх. Разноцветные флаги и вымпелы, развевающиеся на ветру, вычищенная добела палуба, лакированные перила и, сверкающий чистотой, такелаж — все выглядело идеально, как новенькая, ярко раскрашенная игрушка. — Это похоже на сказку.

— Я считаю, что жизнь может стать такой, — сказал Марлоу, — если человек сам себе ее создаст.

Они отчалили в стоячей воде. «Нортумберленд» отплыл от пристани, Король Джеймс встал у руля, Марлоу и Элизабет стояли у гака, наслаждаясь утром. Впереди небольшая команда поставила кливер, стаксель, а большой гафель без каких-либо приказов, да и не нужных. Джеймс подправил нос, и шлюп поплыл вниз по реке, держась поближе к берегу, делая длинный поворотна восток, и обходя мели на северной стороне, затем лавировали через реку и снова лавировали.

— Твои люди весьма слажено работают, — прокомментировала Элизабет, когда «Нортумберленд» перешел на очередной курс правым галсом. — Я не слышу криков или суматохи, которые часто ассоциируются с командами кораблей.

— Они плавали вместе какое-то время, — сказал Марлоу.

— Это не те самые люди, которые плавали на нем, когда я… когда шлюп принадлежал Джозефу, как я заметила.

— Нет. Я отпустил тех мужчин. Они не хотели чтобы Король Джеймс был у них капитаном.

— Тогда они были глупцами. Король Джеймс кажется очень знающим капитаном.

— Король Джеймс относится к тому типу злопамятных людей, которые всегда делают все, что задумали. Поэтому я не посмел оставлять его моим рабом. Он не из тех, кого хотелось бы иметь в качестве врага.

— Разве он не нужен тебе для ведения домашнего хозяйства?

—Тоько в том случае, когда он не управляет шлюпом. Но дома не так много работы. Цезарь и так достаточно хорошо справляется там с делами. Это пустая трата таланта Джеймса - держать его там.

«Нортумберленд» продолжал плыть вниз по реке, мимо песчаных берегов, лугов с высокой травой и участками леса. Над головой проплывал парад облаков, серых и снизу казавшихся плоскими, вздымающимися высокими белыми холмами, четко очерченными на фоне голубого неба.

Они проплыли мимо нескольких плантаций, с полями бурой земли, спускавшейся к воде, где рабы медленно двигались между холмами, подготавливая землю для молодых растений.

Лучшей из них была поместье Уилкенсонов, стоящее на холме менее чем в ста ярдах от реки, огромным белым памятником богатству, которое семья накопила за несколько поколений обосновавшись Новом Свете. Ни Марлоу, ни Элизабет никак не прокомментировали это место.

Подошло время обеда, когда «Нортумберленд» после короткого поворота на юго-запад встал в широкую бухту, где реки Нейзмонд и Лизбет сливались с могучей рекой Джеймса. Дежурный матрос Марлоу появился на квартердеке и поставил небольшой стол и стулья, а на стол выложил блюдо из холодного ростбифа, хлеба, сыра, орехов, фруктов и вина.

Марлоу помог Элизабет сесть на ее место.

— Надеюсь, у тебя хороший урожай табака? — спросила Элизабет, когда Марлоу налил ей бокал вина. Табак никогда не покидал умы тех, кто жил в районе залива.

— Отличный, спасибо. У нас был колоссальный урожай, и теперь он почти собран … и упакован, и вполне готов для конвоя в конце мая.

— Кажется, за последние несколько лет ты многое узнал о выращивании табака.

— Ни сколько, не узнал. Нет, я оставил все на усмотрение своих работников, и они отлично справляются. Они знают о нем больше, чем я когда-либо смогу узнать. Это Бикерстафф проявляет академический интерес к нему, а я довольствуюсь случайной порцией для трубки и поездкой по своим полям.

Элизабет сделала глоток вина. Она зауважала Марлоу. Такой странный мужчина. — Ты доверяешь посадку и возделывание земли своим неграм? И они выполняют работу без присмотра?

— Ну, конечно, Я плачу им процент от урожая, понимаешь? В их же интересах работать как можно усерднее. Они не такие глупые, чтобы не понять этого.

Марлоу откусил кусочек и улыбнулся ей, пока жевал. Были времена, когда она думала, что Марлоу, возможно, совсем сошел с ума. Казалось, он вполне готов считать негров равными себе. Ведь он относился к Королю Джеймсу скорее как к своему товарищу, чем к своему слуге.

Затем впереди один из матросов с громким хлопком, как из пистолета, уронил крышку люка. Голова Марлоу метнулась в сторону звука, его тело напряглось, а рука автоматически переместилась на рукоять меча. В его глазах это качество, как тлеющее пламя, намек на хищника. Конечно, пираты на острове Смита узнали, насколько опасным он может быть. Тогда в нем не было ни капли сумасшедшего дурака.

Он улыбнулся, и его тело расслабилось, как веревка, сбросившая напряжение. — Вот неуклюжий, — просто сказал он и налил еще вина.

После того, как обед был убран, они снова заняли свое место на квартердеке.

— А вот и Пойнт Комфорт (Point Comfort). Марлоу указал на невысокий мыс сразу за левым бортом.

— И почему они назвали это место Пойнт Комфорт?

— Я не знаю. Полагаю, было большим утешением увидеть это место после долгого путешествия из Европы.

— Ой. — Элизабет вспомнила то время, когда они с Джозефом Тинлингом стояли на другой квартердеке и смотрели в туда, когда их корабль подходил с моря. — Не могу сказать, что у меня была такая же реакция, когда я впервые увидел его.

— Разве ты не обрадовалась, увидев эту новую землю?

Раньше она никогда об этом не думала. Было так много эмоций, кружащихся, как водоворот. — О, я полагаю, что был. Мой… муж был более воодушевлен, чем я. Это было долгое путешествие, как ты сказал, и трудное. Я думала, что нельзя, как ты это назвал «провести корабль на Чесапик».

— Аллэйр хотел, чтобы губернатор поверил в это, — сказал Марлоу, и Элизабет была благодарна ему за то, что он не обратил внимания на ее резкую смену темы. — Но ему было просто лень это делать. Корабль можно развернуть практически везде, где есть берег и достаточно воды в пролив. Ведь я… я даже кренговал корабль в подобных местах.

Через час они миновали мыс Пойнт Комфорт, и бросили якорь недалеко от берега. Там на темном мокром песке лежал «Плимутский приз». Он выглядел жалким и уязвимым, его вооружение полностью исчезло, за исключением нижних мачт: носовой части, бизани и яркого нового грота. Его пушки тоже исчезли, а порты для них смотрели в небо, как пустые глазницы черепа. Его перевернули на левый бок, и все ее огромное изъеденное червями и покрытое водорослями дно было открыто всем ветрам. Матросы «Плимутского приза» копошились вокруг него, как муравьи вокруг кучи рассыпанного сахара.

— О, боже мой! — воскликнула Элизабет. Ей показалось, что произошло что-то ужасное. — Он весь разбит? Что с ним случилось?

— Веришь или нет, но это то, чем мы занимаемся. Те ребята, что держат факелы, сжигают всю траву, ракушки и тому подобное с его днища. Затем, как только мы сделаем необходимый ремонт, мы заново покроем его особой смесью из сала, серы и дегтя.

— Ты меня поражаешь, сэр, глубиной твоих познаний, — сказала Элизабет. Марлоу явно был опытным моряком, и храбрым воином. А ведь, так оно и было.

Неужели он заработал все свое богатство в море? Никто не разбогател, как он, плавая в качестве честного капитана торгового флота или морского офицера. Может, это были семейные деньги?

Он редко упоминал о своей личной жизни до прибытия в Вирджинию, и у нее сложилось отчетливое впечатление, что он предпочел бы, чтобы она не спрашивала. Она так мало знала о нем. Она нашла это интригующим и раздражающим одновременно. Она могла вообразить любое количество вариантов, о многих из которых ей даже не хотелось и думать.

Марлоу кивнул в сторону лодки «Плимутского приза», которая подходила к шлюпу с лейтенантом Рейкстроу на корме. — Думаю, скоро мы узнаем, сколько работы предстоит проделать, прежде чем мы снова сможем отправиться на охоту за пиратами, — сказал Марлоу.

Через минуту Рейкстро взобрался на борт, отсалютовал Марлоу и отвесил Элизабет низкий поклон. Он был одет в старую испачканную одежду, такую же, как носили матросы.

— Простите меня за мой вид, сэр, но я весь день лазил по кораблю, — сказал он.

— Пожалуйста, лейтенант, не думайте об этом, — сказал Марлоу. — Если бы вы были в чистом, я бы подумал, что вы отлыниваете от работы.

За последние несколько лет Элизабет несколько раз видела Рейкстроу в Уильямсбурге. Он выглядел теперь счастливее и больше походил на офицера, чем она когда-либо его помнила, несмотря на его простую запачканную одежду.

— Похоже, сэр, — продолжал Рейкстроу, — что вода проникала в трюм оттуда, где разошлись доски. Мы нашли четыре таких места по левому борту, как я сообщал вам на днях, и шесть сегодня по правому борту. Вокруг ахтерштевня было немного прогнившего дерева, и нужно заменить три доски возле поворотной скулы, но черви не проели днище, как я думал.

— Нет. Аллэйр много времени простоял на якоре в пресных водах, где вода в лучшем случае солоноватая. Поэтому возможно червей было так мало…

— Насколько мне известно, это единственный благоразумный поступок, который Аллэйр когда-либо совершал, — сказал Рейкстроу с явным отвращением в голосе.

— Верно. Что ж, мистер Рейкстроу, я не хочу отвлекать вас от работы.

— Не понял, сэр. Вы отплывете сегодня вечером?

— Я собирался это сделать, но мы медленно спускались вниз, и я боюсь, что сейчас мы пропустили волну. Я думаю, мы должны переночевать здесь, — ответил Марлоу, не встречаясь взглядом с Элизабет, а вместо этого глядя на Рейкстроу, — и подождать завтрашнего прилива.

— Вы правы, сэр, совершенно верно! Прилива уже нет, — согласился Рейкстроу. Если бы он держал рот на замке, Элизабет, возможно, поверила бы тому, что сказал Марлоу, но Рейкстроу был далеко не таким искусным лжецом, как Марлоу.

— Я приношу свои извинения, мэм, и надеюсь, что это не доставит вам неудобств? - Марлоу обратился к Элизабет с раскаявшимся видом. — Вы с Люси, конечно, займете моею каюту, а я расположусь маленькой. Если хотите, я пошлю на берег за каретой.

— Это совсем не причинит нам неудобств, сэр. Если нас захотят похитить пираты, я буду рада, по крайней мере, что с нами рядом находится такой джентльмен.

— О, а может я бывший пират, мэм, и отказался от прежней жизни. - Он улыбался, но его глаза предполагали, что в его простой шутке могло быть что-то более глубокое и более личное. Не бойтесь, мэм, я пошутил

Это была одна из возможностей, которую рассматривала Элизабет.

На «Нортумберленде» было абсолютно тихо. Все матросы находились внизу и спали, а шлюп совершенно неподвижно стоял на якоре, устойчиво держась в мягкой хватке течения. Единственными звуками, которые мог слышать Король Джеймс, были случайные крики ночной птицы с берега, стрекотание далеких насекомых и тихое журчание воды.

Он склонился над компасом, ориентируясь на Пойнт Комфорт и высокие деревья прямо на траверзе, которые он едва различал на фоне звезд. Один раз он уже снял пеленги, подождет час или около того, а затем снова их проверит и таким образом удостоверится, что шлюп не волочит за собой якорь. Вот почему он все еще не спал и находился на палубе.

По крайней мере, так он сам себе говорил. Почему он чувствовал необходимость обманывать себя, он не знал, тем более, что это было не так. Он прекрасно понимал, почему слоняется в этом месте. Он надеялся, что Люси подойдет к нему.

Он услышал тихий скрип кормового люка, но не отреагировал. Это мог быть кто угодно, Марлоу или дежурный матрос.

Но это было не так. Люси нерешительно ступила на палубу, посмотрев вперед, а затем на корму. Он смотрел прямо на нее, и увидел, что она изо всех сил пытается что-то разглядеть.

— Иди сюда, девочка, — мягко позвал он.

Люси снова покосилась на корму, затем задрала юбки, поднялась по двум коротким ступенькам на квартердек и подошла к корме. На палубе был только слабый свет, звезды и тусклый свет свечи, с помощью которой Джеймс смотрел на компас, но ему было достаточно света, чтобы видеть ее прекрасное лицо, ее мягкие каштановые волосы, ниспадающие на плечи, ее стройную фигуру, формы тела под ее нижними юбками. Люси и Элизабет. Они составляли красивую пару.

Она прислонилась к перилам, где стоял Король Джеймс, на дюйм ближе, чем мог бы стоять случайный знакомый. — Что ты делаешь в такой час? - спросила она.

— Я присматриваю за кораблем. А ты?

Она взглянула на палубу, а затем посмотрела на него, хотя и не прямо. Она и наполовину не была так застенчива, как притворялась. Джеймс знал это. Она многому научилась, работая у Элизабет Тинлинг. — Я просто вышла подышать воздухом, — сказала она.

— Тогда, спокойной ночи!

Они помолчали. Он чувствовал тонкий запах духов Люси, запах ее кожи и волос. Она была дико привлекательна, и он почувствовал, как поднимаются эмоции, которых он не испытывал много лет. Так давно он не чувствовал ничего, кроме ненависти и гнева.

— Как ты, Люси? — спросил он, удивленный нежностью своего собственного голоса. — Я почти не видел тебя в последние годы. Как дела в городе?

— Прекрасно, Джеймс, правда. Мы живет в своем маленьком домике, и никаких страданий, которые были в доме Тинлингов. Лучшее, что этот сукин сын Тинлинг когда-либо сделал, это сдох, как собака.

— Хм, — Прочистил горло Джеймс. Он не мог не согласиться. — И благодаря этому ты в достаточной безопасности.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что миссис Тинлинг не собирается тебя продавать, потому что она не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, как она нашла старого Тинлинга, со спущенными до лодыжек бриджами, и его сердце разорвалось в тот самый момент, когда он срывал одежду с рабыни своей жены.

Он смотрел в ночь, размышляя об этой стороне мире рабов в водах залива. Целое общество с общим знанием, социальной структурой и собственным набором законов, о которых белые люди ничего не знали.

И не было ни одного, кто бы оплакивал Джозефа Тинлинга.

Недолго думая, Джеймс повернулся и положил руку на плечо Люси. Он едва чувствовал ее гладкую кожу под мозолями на своей ладони, но чувствовал, как она напряглась, чуть-чуть, и еще больше повернулась к нему.

— Это в прошлом, Люси. Не думай об этом, — сказал он так нежно, как только мог. Он почувствовал, как она расслабилась под его рукой. Не говоря ни слова, она прижалась к нему, и он обнял ее, обняв ее крошечные плечи своими сильными руками.

— Ты изменился, Джеймс, — сказала она, наконец. — Я… я раньше так боялась тебя. Я хотела тебя и боялась одновременно. Теперь я просто чувствую себя в безопасности, когда я рядом с тобой.

— Теперь я свободный человек.

Свободный человек. Он прижал Люси ближе, думая об этих словах. Свобода ничего не означала для него, когда Марлоу дал ему ее. Джеймс не верил, что действительно согласится ее дать, не верил ничему, что говорил белый человек. И даже если Марлоу оказался верен своему слову, никогда такого не было, чтобы бывший рабы могли уйти. Другие приняли свою свободу с самого начала, но не он. Свобода медленно доходила до Короля Джеймса.

Это произошло, когда его забрали с полей и поручили ему хозяйскую должность. Это произошло благодаря тому, что он эффективно управлял домом, доказав белым людям, что он такой же способный, как и они. Ему поручили командование «Нортумберлендом». Это восстановило его гордость. И, наконец, он снова стал воином.

— Я люблю тебя, Джеймс. Я чувствую это, — сказала Люси. Она говорила, уткнувшись ему в грудь, и ее голос был приглушенным.

Джеймс прижался губами к ее голове и поцеловал ее, зарывшись лицом в ее прекрасные волосы. В его глазах стояли слезы, и он не хотел, чтобы она их видела. Ни она, ни кто-либо.

Марлоу крепко спал, когда услышал тихие шаги и тихий скрип открывающейся двери. Он мгновенно очнулся, его рука метнулась и схватила рукоять сабли, и в тот же момент он понял, что, вероятно, на борту «Нортумберленда» нет никого, кто собирался бы убить его во сне.

Дверь находилась в конце маленькой каюты и сообщалась с большой каютой на корме. Она распахнулась, очень медленно. Марлоу отпустил саблю. Он не смел надеяться на то, что может случиться.

Там стояла Элизабет, одетая только в шелковую сорочку. Свет фонаря в каюте с прикрытыми заслонками просвечивал прозрачную ткань, обрисовывая ее стройную фигуру под одеждой.

Она вошла в кабину, потянулась и развязала ленту, удерживающую сорочку на месте. Одежда соскользнуло с ее тела и увала на палубе, она сошла с нее и бесшумно забралась на узкую кровать Марлоу.

Она была самой красивой женщиной, которую когда-либо видел Марлоу. Он почувствовал, как дрожь возбуждения нарастает внизу его живота и начинает распространяться на кончики рук и ног. Он обнял ее, провел ладонями по ее коже, гладкой, золотой, идеальной коже. Она легла на его кровать, а он повернулся к ней, целуя, и лаская языком ее рот.

Она обвила руками его шею, провела пальцами по его волосам и обхватила его бедра своей длинной ногой. Он водил губами по ее шее и плечам, покрывая легкими поцелуями, обхватывая руками грудь и нежно лаская губами твердый сосок. Она поерзала под ним и тихо застонала, и Марлоу почувствовал, как его страсть достигла опасного пика.

Они провели два часа, наслаждаясь друг другом, занимаясь любовью, разговаривая шепотом, и обнимаясь. Наконец Элизабет замерла в его руках, и ее дыхание стало мягким и ровным.

Сквозь полуоткрытую дверь каюты он увидел первые голубые лучи зари. Он протянул руку и схватил рукоять своей сабли, двигаясь осторожно, чтобы не потревожить ее и тихо вытащил лезвие. Затем он приставил острие сабли к двери, заперев ее таким образом, и они вместе уснули.