Сторожевой корабль

Глава 30

В кабельной кладовой было абсолютно темно, если не считать небольшого количества света, отбрасываемого фонарем, который Элизабет принесла с собой. Она сидела в дальнем углу кладовой. Был ли это нос или корма, правый или левый борт, она не могла сказать, потому что вся была перевернуто. Она сидела на холщовом мешке, наполненном кусками старой жесткой веревки. По крайней мере, так ей казалось сквозь ее юбки, нижнее белье и сорочку.

Люси сидела рядом с ней, чуть ли не сверху, прижавшись к ней и горько плача у нее на плече. Она чувствовала, как влажные слезы девушки растекаются по ткани ее платья. Люси была в ужасе. В ужасе от того, что пираты могут сделать с ней, в ужасе от того, что могут сделать с ней Марлоу, Джеймс или Элизабет, в ужасе от того, что может случиться с ними всеми в результате ее предательства.

Элизабет ее поняла. Люси только что призналась ей в содеянном. Или, вернее, в том, что заставил ее сделать Джордж Уилкенсон. Ублюдок.

— О, Господи, пожалуйста, простите меня, миссис Элизабет, пожалуйста, простите меня… — Люси тихонько всхлипнула, а затем снова зарыдала.

Элизабет крепче обняла Люси за плечи и ободряюще обняла ее: — Не волнуйся, милая, мне прощать тебе нечего. Любая женщина поступила бы так же. Это не твоя вина.

Тут Люси заплакала еще сильнее.

Истерика Люси продолжалась гораздо дольше, чем это было бы оправдано обстоятельствами, по крайней мере, так чувствовала Элизабет, учитывая, что Уилкенсон заставил ее сделать то, что она сделала, и что Люси на самом деле никого не предала, кроме умершей кухарки, так что Элизабет перевела свое внимание с девушки на то, что творится вокруг них.

Она смотрела в темноту и пыталась понять, что происходит. Огромные пушки стреляли по левому и правому борту, и была большая суматоха, но это было некоторое время назад. Она приготовилась к звуку боя на палубе, но его все еще не было. Вместо этого все, казалось, успокоилось. Она все еще могла слышать выстрелы, но, похоже, это были не орудия «Плимутского приза»; они казались слишком приглушенными и далекими.

Казалось, что ничего значительного не происходило какое-то время, и Элизабет обнаружила, что ее мысли возвращаются к убийству ее так называемого мужа. Это потрясло ее; она понятия не имела, что рабы были способны на такое. Она представила старуху, подсыпавшую яд Джозефу в еду, и самодовольное удовлетворение, которое она, должно быть, испытывала, подавая смертельное блюдо этому ублюдку.

Но старуха никогда не выходила из кухни. Она не могла знать, кому достанется блюдо с ядом. Если ее целью был Джозеф, то он должен был быть отравлен человеком, который на самом деле подал ему его тарелку, которая была…

Элизабет откинулась назад, нахмурила брови, долго смотрела на Люси, все еще цеплявшуюся за нее. Разве Люси не взяла на себя эту обязанность всего за неделю до смерти Джозефа?

В ее уме формировался вопрос, ее губы уже хотели задать его, когда Элизабет вздрогнула от звука торопливых ног и мужского голоса, отдающего приказы, судя по его тону. Он был похож на голос Томаса, но она не могла расслышать слов.

Она чувствовала себя предельно напряженной. Люси тоже это почувствовала и слезла с плеча Элизабет. Слабый свет фонаря блестел на слезах, покрывавших ее лицо. — Что там творится сейчас? — спросила она дрожащим от неуверенности голосом.

— Я не знаю.

Затем корабль, накренившись, вдруг резко выпрямился. Две женщины посмотрели друг на друга, но их внимание было направлено на то, чтобы прислушаться к тому, что происходило на палубе. Казалось, они услышали шум, который у Элизабет ассоциировался с маневрами под парусами.

А через мгновение корабль начал крениться в другую сторону. Они почувствовали, как весь их мир качнулся назад, а затем остановился, а потом снова все стало тихо.

— Я полагаю, что мы… свернули с курса, если я припоминаю матросский жаргон, — сказала Элизабет.

— Это хорошо?

— Я полагаю, что да. По крайней мере, это означает, что мы все еще плывем. Люси…? —продолжила Элизабет, но вопрос был аннулирован звуком шагов на лестнице наверху. Обе женщины напряглись. Это было первое движение, которое они услышали на нижней палубе, по крайней мере, за целый век.

— Это ведь не пираты, да? — прошептала Люси.

— Ш—ш—ш, — сказала Элизабет, хотя ее мысли двигались в том же направлении. Она была уверена, что «Плимутский приз» не был захвачен. По крайней мере, минуту назад она была уверена, а теперь в нее начали закрадываться сомнения. Вроде бы и не было схватки, но тогда она толком не знала, как будет звучать схватка на борту.

Она медленно потянулась к пистолету на палубе у своих ног, обхватила рукоятку и подняла его на уровень груди. Она не знала, что ей делать с ним. Совет Марлоу относительно расположения двух пуль был ясным и разумным, но она не знала, хватит ли у нее на это смелости. Что было еще хуже, то она это знала, а Люси нет, так что Элизабет придется сначала застрелить Люси, а потом себя.

Шаги спускались по ступеням другой лестнице. Они могли видеть приближающийся свет фонаря. Элизабет взвела спусковой крючок пистолета. Механический щелчок получился слишком громким в пределах кабельной кладовой.

Шаги остановились.

— Миссис. Тинлинг? — раздался неуверенный голос. — Миссис. Тинлинг, это лейтенант Миддлтон, мэм? Вы здесь?

Элизабет встретилась глазами с Люси, и женщины улыбнулись. — Да, лейтенант, мы здесь, на кабельном ярусе. Она опустила спусковой крючок обратно в нейтральное положение.

Фонарь стал ярче, и появился лейтенант Миддлтон. — Мэм, капитан Марлоу считает, что сейчас вам можно выйти.

— Что за… Мы что, победили пиратов? Но ведь битвы, похоже, не было?

— Нет, мэм. Пираты сели на мель и какое-то время застряли на ней из-за отлива и прочего.

— Я понимаю. Это хорошо, или как?

Так оно и было. По крайней мере, для лейтенанта Миддлтона, и он описал женщинам утренние события, пока вел их вверх и на корму в большую каюту, много болтая о плавучих и канатных канатах и осадке, лавировании, ловле ветра парусами и отливах. Элизабет смогла проследить, примерно, треть монолога. Но того, что она усвоила, было достаточно, чтобы понять, что «Плимутский приз» заманили в ловушку, и ему только что удалось ускользнуть. Очевидно, это случилось недалеко отсюда.

Миддлтон открыл дверь в большую каюту, и Элизабет вошла, кивнув в знак благодарности. Она была в приподнятом настроении, обнаружив, как чудом только что избежала самой неприятной участи, и ожидала, что и остальные будут в таком же восторге.

Но, они не были. Элизабет почувствовала их настроение, напряженное и меняющееся, даже когда перешагнула через огромную дверь каюты. Улыбка исчезла с ее лица.

Марлоу сидел за столом, который он использовал как письменный стол. Бикерстафф и Рейкстроу сидели напротив по обе стороны от него. Король Джеймс находился в дальнем углу.

— Поздравляю вас, господа, с вашей победой! Я так рада, — сказала она. Несмотря на недостаток радости в комнате.

— Спасибо. Ты в порядке? — спросил Марлоу. Он не улыбался, и не казался слишком озабоченным ее или чьим-либо еще здоровьем, если уж на, то пошло.

— Да, спасибо, у нас все хорошо, — ответила Элизабет. — Разве ты не доволен, что одолел этого пирата?

— Мы сбежали, мэм, — вставил Бикерстафф, — мы не одолели его.

— И нам чертовски повезло, что мы это сделали, — сказал Марлоу, и его тон подразумевал, что это и было предметом спора. — Я думаю, что мы не должны слишком сильно рассчитывать на эту удачу.

— Позволь мне повторить еще раз, капитан, — ровным голосом сказал Бикерстафф, — что их корабль застрял на песчаной отмели. И не составит большого труда подойти и уничтожить его там, где он сидит.

— О, ты берешься мне указывать, что можно и чего нельзя делать, когда дело доходит до морского боя? Ну, раз уж мы повторяемся, позвольте мне еще раз сказать, что у них около ста человек и два корабля. Вдвое больше людей и вдвое больше кораблей, хотя один корабль сел на мель.

— Все равно нужно воспользоваться ситуацией!

— И даже если бы они оба застряли, у них есть лодки. Их люди могут атаковать нас с лодок, со всех сторон и мы не сможем их отразить. Более того, эти люди — отчаянные и опытные убийцы, а не жалкий сброд, который мы называем нашей командой.

— Этого жалкого сброда было достаточно, когда пришло время вывести Элизабет из тюрьмы. Их было достаточно, чтобы расправиться с разбойниками на острове Смита и помочь тебе унести то, что, по твоему мнению, было твоей значительной частью добычи. Да, я прекрасно все понимаю. Они последуют за тобой куда угодно. Я предлагаю тебе повести их туда, куда ты сам обязан пойти.

Марлоу внезапно встал и стукнул кулаком по столу, затем погрозил пальцем Бикерстаффу. — Не смей, не смей диктовать мне мои приказы. Я не думаю, что губернатор обрадуется, если морскую охрану захватят пираты, а потом эти орудия будут направлены против колонии.

Какое-то время они молчали, глядя друг на друга.

— Господин. Рейкстроу, — сказал наконец Марлоу, не сводя глаз с Бикерстаффа, — что скажете?

— Я сделаю все, что вы прикажете, капитан. Я не буду подвергать сомнению то, что вы говорите.

— Джеймс?

— Присоединяюсь к мистеру Рейкстроу.

— Я нахожу эту преданность очень освежающей, — сказал Марлоу. — Хотелось бы, чтобы она была более многословной.

— И я тоже думаю, — сказал Бикерстафф, — что знаю об определенных воздействиях, которые повлияли на твое решение, в отличие от других. Я думаю, возможно, твоя личная история заставляет тебя переоценить способности твоего противника.

— Что ты такое говоришь? — прорычал Марлоу. Элизабет отступила на шаг, она никогда не видела Марло таким разъяренным, вспыльчивым и диким. — Ты хочешь сказать, что я трус, сэр? Это так? Если тебе нужно, чтобы я доказал, что я никого не боюсь, и меньше всего тебя, я был бы счастлив доказать это…

— О, ради всего святого, Томас… — произнесла Элизабет. Это было слишком. Бикерстафф был самым верным другом, который когда-либо был у кого-либо.

— Молчи! — взревел Марлоу, глядя на нее. Выражение его лица было пугающим. Он окинул комнату взглядом. — Мы направимся в Джеймстаун, станем там на якорь и подстрахуемся, протянув трос через реку. Только так, возможно, мы сможем предотвратить подъем какого-либо судна вверх по реке и защитим себя от этого ублюдка, как только прилив снимет его с мели.

Марлоу еще раз оглядел мужчин. Его взгляд остановился на Элизабет. — Надеюсь, что я все еще могу рассчитывать на некоторую лояльность, что все чувства чести и долга не забыты.

Его слова повисли в воздухе.

Элизабет нарушила молчание. — О, ради бога, Томас, прости меня… Капитан Марлоу, сейчас не время нападать на тех, кто тебя любит.

— Что ж, действительно приятно знать, что меня любят. Но любовь — это еще не верность, не так ли, мэм?

Элизабет только покачала головой. Боже, как люди могут быть такими идиотами, такими абсолютными идиотами. Она видела его во всех его проявлениях. Абсурдно было думать, что Марлоу мог подняться над этим, потому что он тоже был мужчиной. Она не могла ничего изменить.

Она развернулась и вышла из большой каюты. Если Марлоу собирался вести себя так исключительно по-мужски, то ни она, никто-либо другой ничего не могли поделать.

На борту нового «Возмездия» было около восьмидесяти пиратов, грязных бородатых мужчин в длинных камзол, рваных и грязных рубашках, неряшливых брюках и старых бриджах. Они носили пистолеты на причудливых лентах, обмотанных вокруг шеи. У некоторых к треуголкам были прикреплены перья или ленты, а головы были обвязаны яркой тканью.

Они были вооружены тесаками, саблями, топорами и кинжалами, каждый в зависимости от своих предпочтений. Они стояли на палубе, или на квартердеке, или на такелаже, и даже, взгромоздившись на большие орудия. Все они смотрели на своего хозяина, капитана Жан-Пьера Леруа.

А Леруа разглядывал местность вокруг корабля, зеленые поля, коричневую реку и голубое-голубое небо. Исчезла белизна, ослепляющая белизна, опалявшая его сознание, и на ее месте был мир, земля, вся яркая и живая, новая, как в первый день творения.

— Ром? — Один из мужчин, стоящих рядом с ним, предложил ему бутылку. Леруа посмотрел на бутылку, потом на мужчину, а потом на всех пиратов, которые стояли и смотрели на него. Он забыл о них.

— Нет, — сказал он мужчине с протянутой бутылкой. Он не хотел рома. Ром просто все притупит. Наконец-то, он стал видеть вещи ясно, яснее, чем когда-либо. Он не хотел, чтобы резкость виденного притуплялась.

Он больше не чувствовал жучков под одеждой. Крики тоже исчезли, а на их место пришли голоса, и голоса сказали ему, что пора двигаться.

Его глаза остановились на большом белом доме в дальнем конце поля, тянувшегося вдоль северного берега. — Сейчас идем на берег! — крикнул он мужчинам. — La maison, мы возьмем этот дом. Мы заберем все их дома, да!

Головы повернулись к берегу. Все, что он сказал, казалось, понравилось с мужчинами. Низкий ропот пробежал по палубе и превратился в хор криков, скандирования и «нагнетаний ужаса», пока матросы устанавливали стакели и реевые снасти и спускали лодки за борт.

Леруа не знал, сколько времени это заняло, возможно, минуты или часы, но, наконец, лодки оказались в воде, и пираты «Возмездия» хлынули через поручни и спустились на борта, заполняя каждую лодку, затем отталкиваясь и освобождая место для следующей.

Наконец, остался только Леруа, и он спустился по веревочной лестнице и занял свое место на корме последней лодки. Остальные лодки почтительно отошли в сторону, а Леруа первым направился к дальнему берегу.

Лодка пристала к берегу, люди прыгнули в воду по колено и вытащили ее дальше на берег, затем Леруа прошел на нос и спрыгнул.

Он направился через темно-коричневое поле. Здесь аккуратными рядами стояли небольшие грязные холмики с растениями, вырывающимися из вершин, как маленькие зеленые вулканчики. В поле находились белые люди и негры, которые начали отходить от наступающих пиратов. Некоторые развернулись и побежали. Леруа предположил, что из группы небольших зданий, некоторые были бараками для рабов, но большее число негров бежало к большому дому.

— Рабы, — сказал он вслух. — Это все рабы.

Краем глаза он видел, как его люди выстроились в линию позади него, когда они продвигались вперед. На крыльце появились люди, белые люди. У одного из них был пистолет. «Как будто он его защитит...?» Леруа не мог понять почему. Они были непреодолимой силой. Им оставалось только бежать.

Так и поступило большинство из них, белые и черные. Они бежали по дальней дороге подальше от пиратов, прихватив с собой несколько жалких пожитков.

Пускай бегут. Леруа представлял себя и своих людей огромной волной, сметающей все на своем пути и сметающей всех на своем пути, пока, наконец, те, кто попытается остаться не попадут в ловушку и не разлетятся на куски. Поэтому они должны бежать как можно дальше.

Пираты ускорили шаг, а затем побежали трусцой к тому огромному дому, этому хранилищу удобств и богатств. Входная дверь была оставлена открытой, как бы приветствуя их. Они вскарабкались на небольшой холм, на котором стоял дом, и хлынули через крыльцо.

Разбилось окно и высунулся мушкет - какой-то герой, оставшийся защищать свой дом, выстрелил в толпу. Один из нападающих вскрикнул и упал, но пираты даже не обратили на него внимания, они как будто даже не заметили выстрелов.

Один из них схватил стул и швырнул его в окно, прислушиваясь к приятному звуку бьющегося стекла и ломающегося дерева. Еще больше стульев было брошено, еще больше окон было разбито.

Леруа мельком увидел героя, сделавшего единственный выстрел. Он изо всех сил пытался вытащить пистолет из-за пояса, когда толпа набросилась на него и вытащила через окно на крыльцо, натянув его на зазубренное стекло, которое он сам разбил. Он вскрикнул и исчез под толпой разбойников. Недолго он покричал, а затем затих.

Пираты заскочили через дверь и окна. Они прорвались через весь дом, обезумев от возможности грабить и разрушать. Они сдергивали шторы и переворачивали столы, ломали все, что могли разбить, просто ради удовольствия. Находили мешок и набивали его всем, что могло представлять ценность, а когда тот наполнялся, заполняли другой.

Семья, очевидно, обедала, когда пираты прервали их пиршество, потому что большой обеденный стол был накрыт индейкой, оладьями, требухой и спаржей. Пираты столпились вокруг, хватая пригоршнями то, что им нравилось, и засовывая все в рот, и разбивая тарелки об пол, когда они опорожняли их.

Они ворвались на кухню. Кухонная утварь валялась там, где ее бросила кухарка, выбегая из дома. Они рылись в кладовой и шкафах и съедали все, что могли найти, и это были самые свежие продукты, которые они ели за последние два месяца.

Они срывали картины со стен, рубили их саблями и мочились на лица предков семьи. Они мчались вверх по широкой лестнице и разрывали спальни на части, рубя матрасы, пока вихри перьев не заполнили комнаты. В доме они обнаружили алкоголь. В основном это было вино, что было разочарованием, но его было достаточно, по крайней мере, чтобы каждый мог захватить по две или более бутылок для себя.

Это была величайшая забава, которую они когда-либо получали, и пираты занимались своим делом с тщательностью и энтузиазмом, которые редко можно было увидеть у людей, занимающихся такими делами. Комнаты одна за другой разрушались. Мебель была разбита вдребезги, стены изрублены, любой знак богатства или привилегии осквернен. Огромные груды обломков заполнили это место. Крики, визг и хохот веселья не стихали ни на секунду.

Леруа медленно ходил из комнаты в комнату, наблюдая, как его люди развлекаются. Это было прекрасно. Вреда от этого никому не было. Ему нравилось видеть своих людей такими счастливыми.

Он понятия не имел, сколько времени они провели в доме. На каминной полке в гостиной стояли элегантные часы, покрытые херувимами, птицами и прочим, которые, казалось, звенели и звенели, пока, наконец, Леруа не выдержал и не разбил их на куски. «Они провели там уже много времени, - решил он. - Довольно долго. Пора было уходить».

— Allons, allons, идем, идем! — закричал он, проходя через дом и крича на мужчин, и через некоторое время, наконец, привлек их внимание. — Сожгите этого сукина сына, мы уходим! — велел он.

Мужчины переглянулись. Эти дураки не хотели уходить. Они хотели остаться здесь, на этом маленьком клочке земли, когда у их ног лежал целый континент.

— J'ai dit de brûler ce fils de pute! Я сказал, сожги этого сукина сына! Надо идти по дороге, идти к следующему дому! Нас там тоже ждут!

Это, казалось, подействовало на мужчин. Занавеску сорвали, на нее насыпали порох, а затем подожгли замком кремневого пистолета. Вскоре ткань запылала, и пираты бросили в костер картины, сломанную мебель и книги. Всего за несколько минут вся гостиная была охвачена огнем. Потолок наверху начал проваливаться, и огонь охватил второй этаж.

Пираты «Возмездия» кричали, улюлюкали и пили вино из своих бутылок. Теперь они поняли, что разрушения только начались.