Сторожевой корабль

Глава 2

Танцоры снова сошлись в тесном танце, сцепившись меж собой, словно шестеренки часов, и загородили Элизабет Тинлинг обзор на Томаса Марлоу в дальнем конце комнаты.

Или, что было более важным, они заслоняли ее от Марлоу. Потому что Марлоу смотрел на нее, и искал возможность пригласить ее на танец. Он думал, что, увидев его заинтригованный взгляд, она была бы не против.

С одной стороны, это избавило бы ее от необходимости и дальше терпеть надоедливого молодого джеймстаунского повесу в парчовом камзоле, пытавшегося вовлечь ее в разговор.

С другой стороны, это оградило бы ее от Мэтью Уилкенсона, который тоже смотрел на нее и упорно приближался, словно волк, кружащийся вокруг раненого животного, понимая, что оно никуда не денется.

Появилась даже мысль о том, что ей не мешало бы поближе познакомиться с мистером Томасом Марлоу и даже насладиться его обществом. Но теперь открытое пространство было заполнено танцующими, и она боялась, что момент упущен.

— Клянусь, — ответила она на слова повесы из Джеймстауна, — эта жара меня погубит. Я чувствую сильную слабость.

Она одарила его быстрой улыбкой и окинула взглядом комнату.

Губернатор Николсон направлялся к Марлоу, что лишило того всех шансов на ее спасение, но, тем не менее, это было интересным развитием событий.

— …и тогда я сказал ему, ха-ха, ну, сэр, если это лучшая лошадь, которую вы можете мне предложить, — продолжал говорить этот идиот в парчовом камзоле.

— О, умоляю вас, сэр, — перебила она его, — но за банкетным столом у них всегда находится кувшин с водой, без которой я погибну. Могу я попросить вас принести мне одну чашку сладкой воды?

— Ну, конечно. Я, ваш покорный слуга, мэм. — Молодой джентльмен поклонился и ухмыльнулся, радуясь возможности оказать ей услугу. Он протиснулся сквозь толпу к столу, на котором, насколько знала Элизабет, вообще не было никакой воды, ни сладкой, никакой-либо иной.

Она улыбнулась ему в спину, гадая, как долго он будет ее искать. «Довольно долго, - подумала она. - Ему не хотелось, бы возвращаться с пустыми руками». Она почувствовала лишь малейший проблеск вины из-за того, что использовала его, таким образом, но ей надоело слушать его, а такие розыгрыши были ее тайным наслаждением.

Могут ведь мужчины быть иногда такими доверчивыми придурками.

Она снова повернулась к увлеченной толпе, со своими бесконечными социальными взаимоотношениями, финтами, атаками и фланговыми танцевальными движениями правящего класса колонии. Не мало ее скрытого внимания было уделено губернатору, который выводил Марлоу из бального зала, что также возбудило ее любопытство.

Марлоу провел в колонии всего два года, и за это короткое время ему удалось внедриться в вирджинское общество, а это можно было сделать только благодаря приятной внешности, приветливому характеру, а также большому количеству денег, которыми он явно обладал. Его все любили и уважали.

Элизабет держалась от него на расстоянии, игнорируя его явный интерес к себе. Элизабет разбиралась в людях такого типа, чувствуя, что с Томасом Марлоу что-то не так.

Она украдкой взглянула налево. Мэтью Уилкенсон пробирался к ней, теперь смелее, его обычно надменное и пренебрежительное выражение лица усиливалось алкоголем, он шел шатаясь. Если Томас Марлоу только начинал взбираться по социальные лестницы колонии, то клан Уилкенсонов стоял на ее вершине и смотрел на всех сверху вниз. Мэтью Уилкенсон был младшим из двух сыновей Уилкенсонов, но тот, кто унаследовал силу характера старика, и очевидный наследник его состояния.

Все это, наряду с тесными связями Уилкенсонов с Тинлингами и невыносимым высокомерием Мэтью, по-видимому, наводило его на мысль, что Элизабет должна принадлежать ему. Он становился все менее тактичным в этом вопросе.

Она повернулась и посмотрела на то место, где стоял Марлоу, все еще надеясь на передышку от Мэтью Уилкенсона, но Марлоу и губернатор исчезли за дальней дверью.

Томас Марлоу. Она познакомилась с ним почти два года назад, сразу после его прибытия в колонию. Это был весьма тяжелый период в ее жизни. Джозеф Тинлинг умер всего несколько месяцев назад, и ей приходилось опровергать все слухи, которые ходили вокруг этого события.

Дом и его содержимое, конечно, принадлежали не ей. Они перешли в собственность Уильяма Тинлинга, старшего сына Джозефа, сына от первого брака, который жил в Англии.

Долгие месяцы она беспокоилась о решении, которое он примет относительно ее будущего.

Уильям некоторое время жил в Вирджинии и был близким другом Мэтью Уилкенсона. Возможно, он решит вернуться и прибрать к рукам плантацию? Он мог бы оставить ее без гроша в кармане, если бы захотел.

Был теплый день ранней весны, последний год прошедшего века, когда поверенный Тинлингов, служивший их агентом в колонии, прибыл с кратким письмом от старшего Тинлинга. В записке ему предписывалось продать плантацию и отдать Элизабет четверть выручки, а также сообщить ей, что на этом он разрывает между ними все семейные связи.

Тинлингс больше не хотел иметь ничего общего ни с Вирджинией, ни с Элизабет.

А вместе с запиской поверенный привел и потенциального покупателя.

— Меня зовут Томас Марлоу, — сказал он, с обычным поклоном, — а это мой помощник, Фрэнсис Бикерстафф. Мы выражаем вам соболезнования в связи с вашим горем, мэм, и не будем вам докучать.

— Вы новичок в колонии, сэр? — У него было такое выражение лица, которых она давно не видела. Он был приятной внешности, что и говорить, культурен и благороден, но не выглядел щеголем. За его внешним видом было что-то дикое, как у тигра, приученного к дому, но который, тем не менее, остается опасным животным.

— Да, мэм, мы недавно в колонии. Мы с мистером Бикерстаффом провели последние четыре года или около того в скитаниях и теперь пытаемся здесь обосноваться.

— Что ж, сэр, если вы привыкли уважать частную жизнь и требовать, чтобы уважали вашу собственную, мне кажется, вы прибыли не в ту страну. Но простите меня, я все еще в шоке после смерти моего мужа и не хочу отговаривать вас от покупки этой прекрасной плантации. Осмотритесь вокруг, а потом может быть, вы с мистером Бикерстаффом присоединитесь к нам за ужином?

Следующие два часа Элизабет провела, разбирая упаковки своей одежды и личных вещей. Остальное — мебель, лошадей, рабов, даже настенные портреты — она продаст вместе с домом и больше никогда о них не вспомнит.

Наконец Марлоу, Бикерстафф и поверенный вернулись с прогулки по осмотру плантации, возбужденно разговаривая, их прекрасные туфли были заляпаны грязью. Рассаживая их вокруг обеденного стола, Элизабет спросила: — Скажите, сэр, что вы думаете об этом месте?

— Великолепно, мэм, как раз то, на что мы и надеялись, — сказал Марлоу.

— Эти виргинские плантации очень хвалят в Англии, — сказал Бикерстафф, — и я нахожу, что земля здесь главное, но надо отметить, здешние дома никоим образом не идут, ни в какое сравнение со всеми большими домами в Англии.

— Вполне соглашусь с вами, сэр, — сказала Элизабет, и это было правдой. Самым роскошным жилищем в Вирджинии считался бы всего лишь скромный загородный дом в Англии. — Эта земля все еще дикая, несмотря на все преимущества, которые вы здесь находите.

Они приятно провели время: Марло был веселым и довольным, Бикерстафф спокойным и педантичным. Странная пара. С осторожностью Элизабет смогла установить, что Марлоу был родом из Кента, хотя не распространялся в отношении своей семьи, что еще больше возбудило ее любопытство. Он сказал, что много лет командовал каперским судном во время последней войны, и большую часть времени провел в плаваниях и за границей.

«Это могло бы объяснить, почему у него был не совсем правильный акцент, - подумала она. - И, возможно, почему сам мужчина был таким ... любопытным. Не в каком-то предосудительном смысле. В его внешности, манерах не было ничего предосудительного. Просто было что-то выходящее за рамки. К этому мужчине следует подходить с осторожностью или не подходить вообще».

Когда последние тарелки были убраны, Марлоу застенчиво сложил руки, первый расслабленный жест, который Элизабет увидела от него, и сказал: — Теперь я становлюсь паршивым плантатором.

— Не грубите, пожалуйста, сэр, эта плантация очень дорога мне, — сказала Элизабет.

— Тогда, возможно, мы приступим к торгу, мэм.

— Сэр?

— Марлоу кивнул поверенному. — Я считаю, пять тысяч будет справедливой ценой?

«Пять тысяч фунтов табака, считалось приличной суммой в землях приливных вод. – Элизабет обдумывала это предложение. – Это была справедливая цена. Не чрезмерная, даже не щедрая, а именно справедливая, и ей хотелось поскорее избавиться от этой плантации. Но, как и у большинства людей в Вирджинии, у нее было мало звонкой монеты, мало твердой валюты, а сейчас ей нужны были деньги, а не табак, на выращивание которого у этого Марлоу уйдет полгода».

— Ну… — сказал поверенный, не слишком впечатленный предложением. — Мы подвергаем себя некоторому риску, сэр. Неурожай, падение цен на табак на рынке. Имея это в виду, возможно, было бы лучше…

— Возможно, мы все же примем решение, сэр, — вмешалась Элизабет. Ее интересы отличались от интересов поверенного, и были совсем другими. Поверенный рассчитывал на лучшую цену, сколько бы времени это ни заняло, а ей хотелось получить хоть какие-то твердые деньги и сразу. — Возможно ли получить часть этой суммы в звонкой монете, а остальное, когда созреет урожай? Я понимаю, что это весьма необычная просьба, но мои обстоятельства заставляют меня выдвинуть такое условие.

Поверенный сердито посмотрел на нее, но она проигнорировала его взгляд и попыталась не обращать внимания на растерянность лица Марлоу. Он взглянул на Бикерстаффа, но тот тоже выглядел сбитым с толку.

— Я в растерянности, мэм, — сказал он, наконец. — Но у меня в данный момент нет ни земли, ни урожая…

— Конечно, нет, — сказала Элизабет, все больше раздражаясь. — Я предполагала, что пять тысяч фунтов табака, которые вы предлагаете, будут получены из вашего первого урожая после покупки этой плантации. У меня нет возражений против этого, но для моих непосредственных интересов…

— Табак? — перебил ее Марлоу. — Вы подумали, что я предлагаю пять тысяч фунтов табака?

— Ну, конечно, — сказал поверенный. – Табак, это денежная единица этой колонии. Так в чем же дело?

— Но я предложил пять тысяч фунтов стерлингов, сэр. Золотом и серебром, если это приемлемо.

Поверенному стоило огромных усилий не расплескать чай по столу, и даже Элизабет с трудом сдержала свою реакцию. Пять тысяч фунтов золотом и серебром? Это было неслыханно в стесненной в средствах колонии. Это была непомерная цена за плантацию.

— Да, это бы нас устроило, — моментально сказал поверенный, быстро придя в себя. — Вы выпишите чек в свой банк в Англии?

— В этом нет нужды, сэр. У меня деньги с собой.

Она уставилась на Марлоу. У него при себе были пять тысяч фунтов стерлингов золотом и серебром? Ей бы не пришло в голову спросить, как у него оказалось пять тысяч фунтов наличными. О—о—о, ей нужно будет с ним быть осторожной! Даже, очень осторожной.

«Но, возможно, - подумала она, глядя на дверь, за которой исчезли он с губернатором, - пора немного ослабить эту осторожность».

По колонии ходили слухи о прошлом Марлоу. Одни говорили, что он являлся третьим сыном герцога Нортумберлендского, другие, что он был бывшим капитаном флота, уволенным со службы, за пиратство, а третьи даже, что он был внебрачным сыном прежнего короля. Ни во что это она не верила.

Но Марлоу был богат, и его влияние росло, и хотя он делал очевидные попытки снискать расположение могущественных семей Вирджинии, он, тем не менее, ничуть не боялся, ни их, ни кого бы, то ни было еще, если уж на то пошло. Возможно, он мог стать ее союзником, которого ей нужно было бы поощрить.

Раньше ее муж был в неплохих отношениях с губернатором. Но теперь его не стало, и ничто не могло спасти ее от нежелательного внимания Мэтью Уилкенсона.

— Аллэйр освобожден от должности, — сказал губернатор Николсон, взяв опись и положив ее на стопку бумаг. — Я считаю, как вице-адмирал, что это в моих полномочиях, а если нет, то чертовски все плохо. Но я не позволю этому вору выйти из-под контроля под видом офицера Флота Его Величества. Мы терпим меньше оскорблений от пиратов и мошенников, чем от него.

— Что ж, сэр, мне очень жаль, что я стал инструментом низости Аллэйра, — начал Марлоу, но губернатор оборвал его.

— Бред какой-то. Это была не ваша вина, и, честно говоря, я рад, что это получило огласку. Но послушайте, вот о чем я хотел бы с вами поговорить. Колония не может оставаться без морской охраны. Пираты роятся вокруг здешних мысов, и как только весть об отставке Аллэйра распространится по всем портам, они тут же окажутся здесь, и им некого будет бояться. Теперь у нас остаетесь только вы, сэр, как бывший боевой морской офицер.

— Пожалуйста, губернатор, — перебил его Марлоу, подняв руку, — я был всего лишь капитаном небольшого судна, а не военного корабля. Я не был отмечен в рапортах военно--морской коллегии, хотя, по правде говоря, я участвовал во многих сражениях флота во время последней войны.

— Да, конечно, вы представитель частного флота. Но все же у вас есть опыт многих морских боев. А так как вы джентльмен определенного происхождения, то вне всяких сомнений вы определенно подходите нам на должность морского офицера. Я спрашиваю вас официально, сэр, примите ли вы командование «Плимутским призом»? По крайней мере, до тех пор, пока мы не свяжемся с адмиралтейством, и не будет отправлен рапорт об официальной замене Аллэйру?

Марлоу улыбнулся: — Если я принесу этим пользу моему королю и моему приемному дому, губернатору, я буду только рад принять его.

В душе он был в восторге еще больше.

Марлоу понаблюдав за поведением Аллэйра на борту «Плимутского приза», за его мелким воровством и грабежом честных торговцев, находил это невыносимым. Он не мог не увидеть, как морская охрана использует таким образом все средства, чтобы заработать гроши. В то время, как в его собственных руках этот корабль мог бы принести огромную пользу и состояние и поднять имя Марлоу в колониальном обществе до высот семей Рольфов, Рэндольфов или Уилкенсонов.

— Может быть, мы вернемся на бал? – предложил Марлоу, опасаясь, что губернатора, начавшего разговор о морской охране, нелегко будет остановить. Он все еще думал о прекрасной миссис Тинлинг и не терял решимости пообщаться с ней.

— Да, конечно, но, пожалуйста, давайте удостоверимся, что у нас не осталось никаких разногласий в этом вопросе. Еще раз вас спрашиваю, примете ли вы командование «Плимутским призом» при первой же возможности?

— Приму!

— Отлично, отлично. Вы можете прислать своего человека к завтрашнему дню, а я подготовлю официальные приказы и ваши поручения, и тогда вы сможете подняться на борт, как только будете готовы.

— Тогда все улажено, сэр, — сказал Марлоу, вставая, и собираясь уйти.

— Да, вполне, но имеется еще одно маленькое обстоятельство... — сказал губернатор, привставая, а затем снова садясь.

— Что за обстоятельство? — Марлоу тоже сел.

— Дело в том, похоже, что Аллэйр хочет сохранить корабль за сбой. Я приказал ему сдать командование и доложить мне, но он пока никак не отреагировал и до сих пор остается на борту

Некоторое время они сидели, молча, думая об одном и том же: «Плимутскмй приз» придется отобрать у ее законного командира силой. Что еще можно было сказать? Ничего, по крайней мере, так губернатор, по-видимому, и почувствовал. Наконец он встал, улыбнулся и протянул руку, которую Марлоу крепко пожал.

— Ну что ж, пора возвращаться на бал, — сказал он. — Я не сомневаюсь, что вы найдете какой-нибудь способ, чтобы вышвырнуть этого бродягу с корабля. Ваш король и страна будут в долгу перед вами за это.

«Действительно, интересная ситуация!» — подумал Марлоу. Но на самом деле он разделял уверенность Николсона в том, что сможет выдернуть Аллэйра с корабля, как занозу из большого пальца, и эта мысль его ничуть не беспокоила.

А что касается долга страны перед ним, он также был уверен, что «Плимутский приз» можно будет заставить многократно погасить этот долг.