Сторожевой корабль

Глава 6

Элизабет Тинлинг сидела за туалетным столиком и смотрела на отражение Люси в зеркале. Это была прелестная девушка лет шестнадцати или семнадцати, с кожей цвета горячего шоколада со сливками, с мягкими каштановыми вьющимися волосами, выбившимися из-под чепчика и падавшими ей на плечи. Даже если этот скотина Джозеф Тюнинг не переспал с ней, то Элизабет не сомневалась, что он подумывал об этом. А, вероятно, и пытался.

Люси была одной из трех служанок, которых Элизабет забрала с собой из Дома Тинлингов. Единственной, кого она по-настоящему любила и кому искренне доверяла. Она считала, что они с ней родственные души и нуждались, друг в дружке Она никогда не расстанется с Люси.

Молодая рабыня стояла в дверях спальни. Взгляд Элизабет переместился с лица в зеркале на визитную карточку в руке Люси. До этого она слышала стук в дверь и приглушенный разговор внизу.

— Пришел джентльмен, мэм, чтобы увидеть вас, — сказала Люси.

Пришел какой-то джентльмен. Буквально накануне таким джентльменом был Мэтью Уилкенсон со своими нежелательными ухаживаниями, если это можно было бы так назвать. Но Мэтью Уилкенсон сегодня уже никого не навестит, кроме своего создателя, и ради его бессмертной души Элизабет надеялась, что в разговоре с ним он будет менее несносен, чем был с ней.

Это мог быть Джордж Уилкенсон. Она его ждала. Она не сомневалась, что когда-нибудь он приедет и захочет обсудить с ней, что же произошло на самом деле.

Элизабет повернулась, протянула руку, и Люси вручила ей карточку. На карточке жирным шрифтом было отпечатано имя мистера Томаса Марлоу, эсквайра. Больше ничего.

Это был другой постучавший, которого она тоже ждала.

Мгновение она смотрела на имя, думая, что через Люси передать ему: что она будет отсутствовать весь день, или слишком слаба, чтобы принять посетителя, или, что она лежит в постели с испариной, или что-то в этом роде, что воздействует на высокородных господ. Вместо этого она вздохнула.

— Очень хорошо. Проводи мистера Марлоу в гостиную и скажи ему, что я сейчас спущусь. Она не могла откладывать этого момента вечно.

Все утро она думала о Марлоу, что неудивительно. Теперь он был главной темой всех разговоров в Уильямсбурге, и, к ее полнейшему раздражению, теперь ее имя тоже связывали с его. Прямо-таки не Марлоу, а какая-то загадка.

Убийство Мэтью Уилкенсона было диким и безрассудным поступком. Это обрушит на его голову всю месть семьи Уилкенсонов, а это уже опасно, учитывая их богатство и положение в обществе Вирджинии.

И на ней тоже это скажется, потому что он якобы убил этого маленького придурка, чтобы защитить ее честь.

Оставалось только два варианта. Первый, наиболее вероятный, заключался том, что Марлоу был слишком глуп, чтобы понять значение того, что он сделал, не подумав о последствиях. Эта мысль привела ее в ярость. Неужели он своим идиотизмом доставил ей еще больше неприятностей?

Другой вариант заключался в том, что он полностью понимал, что он сделал, и ему было все равно. Она плохо знала Марлоу, но, судя по тому, что она видела, в нем было что-то безрассудное, чего нечасто встретишь среди высокородных мужчин. Разве он не освободил всех своих рабов? Это было чистейшим безумием, но он это сделал, и теперь старые плантации Тинлингов стали одной из самых процветающих плантаций на приливных водах залива, единственной, где люди не жили в постоянном страхе перед восстанием рабов. Если он понимал, что он сделал, и не испугался последствий, то он был действительно или дурак, или очень смелым человеком.

Однако, по своему опыту в одном она была совершенно уверена: Марлоу чего-то ждал от нее. Мужчины не рисковали своей жизнью на дуэли исключительно из-за чести независимо от того, во что предпочитал верить мир. Точно так же, как Мэтью Уилкенсон ожидал платы за свое благоразумие, так и Марлоу потребует платы за свое благородство, и Элизабет знала, какой монетой он хотел бы получить эту плату. Она устала от этого. Она была зла на весь мир.

Она встала и посмотрела на себя в зеркало, расправив платье и поправив длинные светлые волосы так, чтобы они четко падали ей на плечи. Пора было пойти и посмотреть, что за человек этот Томас Марлоу, герой или дурак. Пришло время узнать, что он потребует от нее.

Марлоу возился с рукоятью сабли, прислушиваясь к звукам наверху. Он нервничал, чувство, к которому он не привык, и это делало его раздражительным. Он нервничал, потому что понятия не имел, какой прием может получить у Элизабет Тинлинг. То, что он был принят, еще ничего не означало.

Убив Мэтью Уилкенсон, защищая свою честь, он вовлек ее в то, что могло перерасти в затяжную вражду, совершенно против ее воли. Она могла быть благодарна ему за то, что он так ее защищал, а могла и разгневаться на него за то, что он втянул ее в это и сделал их обоих главной темой всех сплетен Уильямсбурга.

Он поднял взгляд на звук легких шагов на лестнице, но это была всего лишь Люси, возвращавшаяся с предъявления его визитной карточки. Он приготовился к какому-нибудь оправданию; она вышла на улицу или лежала в постели с испариной или еще какой-то чепухой.

— Миссис. Тинлинг сказала, пожалуйста, подождите, она сейчас спустится.

Люси провела Марлоу в гостиную. — Пожалуйста, скажите, сэр, — спросила она, — как поживает Король Джеймс?

— Очень хорошо, Люси. Как всегда,

— Рада это слышать, сэр. Могу я побеспокоить вас, сэр, передать ему от меня привет?

— С удовольствием передам!

Люси сделала реверанс и одарила Марлоу своей очаровательной улыбкой, а затем оставила его в покое. Он оглядел комнату, пытаясь отвлечься.

Это был уютный маленький домик, построенный из дерева и стоявший на широкой улице Герцога Глостера, всего в нескольких кварталах от того места, где новое капитальное здание возвышалось возле перекопанной земли. Оштукатуренные стены, свежевыкрашенные в светло-голубой цвет, мебель простая, но элегантная и добротно сделанная. Все в доме было новым; Элизабет ничего не взяла из Дома Тинлингов, когда уезжала.

Марлоу заплатил хорошую цену за старый дом Тинлингов, но он не знал, какая часть этих денег досталась Элизабет. Должно быть, это была приличная сумма, поскольку ее новый дом стоил недешево, особенно если учесть конюшню и карету, которую она содержала. Он вообразил, что в ее положении ей ничего не остается, кроме как продолжать жить так, как ей нравилось прежде.

Он смотрел в окно на улицу. Празднества закончились, и гуляки снова стали кузнецами, бондарями и фермерами. И в городе по-прежнему закипела общественная жизнь: заседали суды и собрания.

Он мог слышать звуки работ, происходящих в новом здании Капитолия. Вскоре Николсон приступит к строительству и дворца губернатора, и Уильямсбург начнет выглядеть как настоящая столица самой процветающей колонии в английской Америке. Но в настоящее время на широкой улице было всего несколько магазинов и домов. Начало столицы было на одном конце улицы, а Колледж Вильгельма и Марии на другом.

Он не мог долго отвлекаться, и мысли его снова вернулись к самым насущным проблемам.

В то утро за завтраком Бикерстафф заметил: — В городе многие говорят о дуэли. Почти все. Общественное мнение, похоже, разделилось насчет того, благородный ли ты человек или убийца. Я полагаю, что такие мнения зависят от того, сколько денег говорящий должен Уилкенсонам.

Марлоу пришло в голову, что за два года, которые он прожил в этой стране, он ни разу не слышал о человеке, убитом на дуэли. Он видел благородные раны, и руки, висевшие на перевязи, но ни разу не увидел даже увечий от дуэльной пули. Он с немалым испугом подумал, не совершил ли он какую-нибудь серьезную социальную ошибку.

«Ну, — подумал он, — если это и случилось, то ничего здесь больше не поделаешь!» - Он надеялся, что Элизабет будет так же оптимистична.

— Доброе утро, мистер Марлоу.

Ее голос почти заставил его подпрыгнуть. Он не слышал, как она спускалась по лестнице.

Он повернулся и взглянул на нее. Она стояла в луче солнечного света, проникавшего через окно, ее светлые каштановые волосы были почти золотыми, там, где несколько прядей свободно свисали из-под чепчика, и сияли, словно золотые украшения, когда струились спереди ее платья, обрамляя шею и безупречную кожу лица. Его снова поразила ее красота, и несколько смутило выражение ее лица.

Ее тонкие полные губы были сжаты и не улыбались. На ее лбу появилась легкая морщинка, когда она слегка нахмурила брови. Ее глаза цвета неба в ясный осенний день сверкнули на свету.

— А, доброе утро, миссис Тинлинг, — сказал Марлоу, неловко кланяясь. Он выпрямился и встретился с ней взглядом. Тишина в комнате была гнетущей. Все шло не так, как он надеялся.

— За чем вы пришли, мистер Марлоу?

— Я пришел? — Марлоу одновременно смутился и немного разозлился. — Я пришел … просто навестить вас. Нанести визит вежливости.

Снова повисла тишина, гнетущая тишина.

— На самом деле? — наконец сказала Элизабет. — Вы полагаете, что я чем-то вам обязана после того, как вы защитили мою честь?

— Вы мне обязаны? Вы мне ничем не обязаны!

Теперь он увидел, с какой стороны подул ветер.

Она подумала, что он пришел к ней, чтобы потребовать благосклонности за оказанные услуги, чтобы продолжить то, на чем остановился убитый им уилкенсоновский придурок. Что ж, если бы он хотел добиться ее таким образом, он бы нашел способ, и ему не помешал бы никакой Уилкенсон. Во всяком случае, раньше Марлоу так бы и сделал.

Но теперь он был джентльменом и не хотел добиваться ее таким образом. Он отстанет от нее вообще, если она не проявит желания свободно одарить его своими чувствами, так чтобы он не выглядел дураком, вертясь возле нее.

— Я вижу, что вам не до меня, мэм, — сказал он. — Хорошо, я сейчас уйду. Доброго вам дня.

Томас сделал шаг к двери, на самом деле скорее топнув ногой, настолько он был зол, что Элизабет неверно истолковала мотивы его визита к ней, и мотивы его ссоры с Уилкенсоном.

— Подождите, мистер Марлоу, — сказала она, и ее тон стал более сдержанным, но ненамного. — Может, присядете?

Марлоу сделал паузу и снова посмотрел на нее, а затем, не говоря ни слова, сел в кресло, на которое она указала.

— Простите меня, сэр. Я очень расстроена событиями последних дней. Я никак не хотела, чтобы из-за меня пролилась кровь.

— Это не имеет к вам никакого отношения, мэм. Терпеть издевательства этого щенка Уилкенсона не в моих правилах. Я перестал бы себя уважать, если бы стерпел это. И не думайте, что я вызвал его на дуэль только для того, чтобы выслужиться перед вами, позвольте напомнить вам, что он оскорбил и меня.

— Я не знаю, подумали ли вы о неприятностях, которые вы, возможно, причинили… нам обоим …

— Надеюсь, вряд ли найдутся безумцы, которые захотят причинить вам хлопоты. Мне кажется, что примера Мэтью Уилкенсона должно быть достаточно, чтобы отвадить таких глупцов. Что до меня, то мне все равно. Я видел неприятности, мэм, гораздо худшие, чем те, что могут создать Уилкенсоны или им подобные, и я могу причинить им их вдвое больше, чем они способны причинить мне.

Они снова замолчали, но уже не было той враждебности, которая сопровождала их предыдущее молчание. Элизабет смотрела на Марлоу, оценивая его, или, как ему казалось, его искренность, храбрость и безрассудство.

— Знаете, мистер Марлоу, я верю вам. Не хотите, ли чаю или, может быть, шоколада?

Следующий час они провели в приятной и непринужденной беседе, не говоря ни о чем конкретном, и уж точно не о смерти Мэтью Уилкенсона и возможных последствиях для них обоих. Наконец, с некоторой неохотой, Марлоу сказал: — Простите меня, мэм, но я должен уйти. Как бы не прискорбно это ни звучало, но у меня есть кое-какие дела, которые я должен сделать сегодня.

— Насколько я слышала от других, сэр, вы собираетесь принять командование морской охраной?

— Это так, мэм. Губернатор Николсон попросил меня взять на себя командование, пока из Адмиралтейства не пришлют замену. Думаю, на полгода или около того.

— Этот ужасный капитан Аллэйр подал в отставку?

— Нет. Губернатор счел нужным заменить его. Сегодня мне придется отправиться на «Плимутский приз» и посмотреть, откажется ли он от своего командования.

— А если он откажется?

— Тогда я укажу ему его место в его же интересах!

— Точно такое же место, какое вы показали Мэтью Уилкенсону? - Элизабет слегка улыбнулась, лукаво и заговорщически.

— Возможно. Будем надеяться, что капитан Аллэйр не так глуп, как Уилкенсон. - Марлоу тоже улыбнулся. Он почувствовал, как что-то произошло между ними, какое-то взаимопонимание.

— Я так понимаю, до приезда в эту колонию вы были морским офицером?

«Вряд ли», - подумал Марлоу, но сказал: — Не морским офицером, мэм. Я был капитаном каперского судна во время последней войны.

— О, тогда понятно… — Элизабет казалась не совсем убежденной, и на мгновение Марлоу одолело сомнение. Она бы с пренебрежением отшвырнула его в сторону, если бы поняла, что он не самого благородного происхождения. И как она могла поступить иначе? Вдова Джозефа Тинлинга, одного из известных аристократов залива.

Он не женился бы ни на одной женщине без прекрасной родословной.

— Вы храбрый человек, капитан Марлоу, — продолжала Элизабет, — встать на пути пиратов, которые бороздят залив. Я слышала самые ужасные истории о них. Но я не буду отвлекать вас от вашего долга, хотя и опасаюсь за вашу безопасность. Я знаю, как вы, мужчины, относитесь к долгу.

Она встала, и Марлоу тоже встал.

— Благодарю вас, мэм, хотя я уверен, что мне не грозит большая опасность.

— Еще одно, мистер Марлоу. Или, позвольте мне сказать, капитан Марлоу. - Она колебалась, словно подбирая нужные слова. — Благодарю вас, сэр, за то, что вы защитили мою честь. Я в большом долгу перед вами.

Марлоу приблизился к ней на шаг. — Вы не у меня в долгу, совсем нет. Я сделал только то, что должен был сделать джентльмен.

— Тем не менее, капитан, я благодарна вам. — Она посмотрела на него, и снова встретилась с ним взглядом. — Я не привыкла, чтобы мою честь так защищали. И я думаю, что, возможно, мир стал бы лучше, если бы в нем было на одного Уилкенсона меньше.

— Я считаю, что вы правы, мэм. А я благодарен вам за возможность оказать вам небольшую услугу.

Он пожелал ей доброго дня и вышел туда, где оставил свою лошадь привязанной к перилам. Он сел верхом и с этого наблюдательного пункта оглядел столицу Уильямсбург, которая, казалось, поднималась из зеленой земли по команде губернатора Николсона. Все ему показалось прекрасным, просто прекрасным.

Следующее, что он понял, это что он был дома. Он был так поглощен мыслями об Элизабет Тинлинг, что не мог вспомнить ни одного случая, ни одного мгновения своей прошлой жизни за те пять миль которые он проехал обратно от ее дома.