Сторожевой корабль

Глава 20

Капитан Жан-Пьер Леруа стоял на поручне квартердека, с саблей в правой руке и левой рукой на ахтерштаге, пытаясь удержать равновесие. И он чувствовал себя уверенным, он чувствовал себя очень уверенным и полностью владел собой и своим кораблем, когда «Возмездие» приблизилось к этому несчастному кораблику, который имел неосторожность открыть по ним огонь.

Он был почти трезв, выпил ровно столько, чтобы предотвратить дрожь и свести крики в своей голове к минимуму.

И его авторитет на данный момент был абсолютным. Он был настоящим «торговцем сладостями», как пиратов называли те, кому они продавали свой товар.

Экипаж корабля мог принимать решения голосованием в обычное время, но когда они шли в бой, слово капитана было законом, которому подчинялись без вопросов и колебаний. Война не признавала демократии. Пока они сражались, командование было в руках Леруа.

«Нагнетание ужаса» становилось все громче, усиливаясь, по мере того, как они приближались к покалеченному торговому кораблю. Вся абордажная команда «Возмездия» столпилась на левом борту, крича, колотя и стреляя из пистолетов, готовая обрушиться на палубу своей жертвы.

Леруа почувствовал, как нарастает возбуждение, готовое вырваться из него, как раньше, когда он спал с женщиной. Он открыл рот и присоединился к крику, позволив своему хриплому голосу смешаться с наплывавшим звуком, который крутился в его голове.

Они собирались убить всех этих ублюдков и разорвать их на части. Они не только не подняли свой флаг при виде «Возмездия», что было большой наглостью, но и открыли по ним огонь, чего вообще нельзя было стерпеть.

На борту были женщины. Леруа видел их сквозь стекло своей подзорной трубы. Они могли бы развлечь его людей на несколько дней.

— Поднимите Pavillon de pouppe, черный флаг, сейчас же! — крикнул он людям внизу на квартердеке, которые занимались огромным флагом, накинутым на гаксель. Леруа всегда ждал до последней секунды, чтобы поднять его. Он знал, что внезапное появление этого флага с ухмыляющимся черепом, двумя мечами и песочными часами уничтожит все остатки храбрости, оставшиеся в команде его жертвы, любой намек на неповиновение, не подавленный криками «нагнетания ужаса».

Пираты ушли с квартердека, а большой флаг был поднят и развевался на ветру. Череп, казалось, смеялся, когда ткань скручивалась и сгибалась от ветра.

Крик нарастал до крещендо, кружась в голове Леруа, и он открыл рот и снова присоединился к нему.

Оставалась половина длины кабельтова. На палубе жертвы находилось не более дюжины человек. Те, кто работал наверху, спустились вниз и, что невероятно, готовились обстрелять команду «Возмездия» из мушкетов, как будто собирались еще больше разжечь пыл Братьев Побережья, как будто хотели, чтобы их собственная смерть оказалась такой ужасной, какую только можно было себе представить.

Пятьдесят ярдов, и Леруа почувствовал волнение, подобное горячему ветру, пронесшемуся по палубе «Возмездия». Звучание достигло апогея и переросло в беспорядочные крики, и ужасный звук накатился жертву, как прибой, когда пираты кричали, стреляли и напрягались, готовясь запрыгнуть на торговый корабль. На вантах стояли люди держась за веревки, и дугообразно размахивая абордажными крюками, готовясь сцепить другое судно мертвой хваткой.

В двадцати ярдах. Леруа прищурился и пробежал глазами по квартердеку, выискивая капитана торгового судна, которого он должен будет прикончить. Там стояли рулевой с квартирмейстером, и…

Крик Леруа все нарастал и нарастал, превращаясь в сокрушительный вопль муки. — Сукин сын! Сукин сын! — закричал он. Он отбросил саблю в сторону, схватил один из пистолетов, висевших на шейном ремне, и вслепую выстрелил в квартердек. Ибо там, безошибочно, стоял Малахия Барретт, с саблей в руке, расхаживающий взад и вперед, отдавая приказы жестами, которые Леруа были так хорошо знакомы.

Он отбросил пистолет и выхватил следующий, ожидая, пока видение исчезнет, потому что это было именно видение, точно такое же, как и другие, которые мучили его все больше и больше.

Но видение не исчезло. Он отгонял его с упорством, которого не проявлял к другим. Леруа почувствовал, как в нем поднимается паника, обжигающая горло, почувствовал, как улетучивается его уверенность, которой он до сих пор наслаждался. Он снова закричал и выстрелил из второго пистолета, желая, чтобы видение исчезло.

Клубы дыма из пистолета закрыли ему вид на квартердек, заслонив нечестивое видение, и в этот момент Леруа понял, что тональность криков «нагнетания ужаса» изменился, что эти крики превратились во что-то другое - гнев, страх и … неповиновение.

Он перевел взгляд на борт жертвы, до которой оставалось не дальше пятнадцати ярдов. Орудийные порты были открыты, и большие орудия появились, все сразу, а это означало, что, должно быть, очень многие люди прятались за фальшбортом.

— Merde… Вот дерьмо, — сказал Леруа, а затем их добыча, казалось, взорвалась залпом пушечного огня. Все восемь орудий стрельнули одновременно, разметав столбы пламени по воде и наполнив воздух адским визгом, с которым не могли сравниться даже крики пиратов.

Большие орудия стреляли прямо в плотно сгрудившихся вдоль поручней и бортов пиратов, которым негде было укрыться и некуда было бежать, и они разрывали этих людей на куски. Леруа увидел тела, отброшенные обратно на палубу и безвольно висящие на такелаже, накинутые на бесполезную пушку «Возмездия».

— Черт тебя побери! Будь ты проклят! — закричал Леруа в бешенстве. Осколок лангража прорезал ему рукав, и из прорехи закапала кровь. И еще больше крови, огромное количество крови текло красными потоками по борту корабля, но это только еще больше разозлило его.

— Всем встать на места! Вернитесь на свои места, salopes (шлюхи)! — крикнул он своим людям, и ошеломленные озлобленные пираты, те, кто еще мог двигаться, снова взобрались на поручни, готовые к прыжку на врага и смертоносной зачистке его палубы.

Облако дыма рассеялось, открывая невредимого врага еще ближе. Столкновение бортового залпа замедлило скорость «Возмездия», но она снова нарастала, надвигаясь на свою жертву.

Леруа видел, как они отчаянно перезаряжали мушкеты, упирались в снасти и высовывали их наружу. Вдоль перил появилось больше людей, их, кажется, были сотни, они взялись за изогнутые деревянные ручки фальконетов, развернули их, ища место, где столпилось больше всего пиратов «Возмездия», и обрушили на них смертоносный огонь.

И этот Баррет все еще был там.

— Нет, нет, нет! Ублюдок, нет! — закричал Леруа. Он чувствовал, как чьи-то руки отчаянно сжимают его горло, заглушая его слова. Он не мог быть здесь с ними. Он должен был умереть. Видение должно было исчезнуть, или поглотиться разреженным воздухом, как в прежние времена. Он снова выстрелил в него, но оно все еще парило перед ним, бледное, как привидение, но двигавшееся с той животной силой, которую он помнил, и которую никогда не мог забыть.

— Нет!

Большие орудия снова открыли огонь с расстояния в десять ярдов, отрывая большие куски от поручней и такелажа «Возмездия», убивая еще больше его людей, заставляя их бежать, спрыгивая с поручней, чтобы защититься за фальшбортами. Ни один из них не пытался сбежать вниз, потому что любой, кто бы это сделал, был бы казнен по уставу пиратов. Они должны остаться здесь. Лучше умереть плечом к плечу с Береговыми Братьями, а еще лучше не умирать вообще.

Между двумя кораблями было не более пяти ярдов. На борту своего врага, эти волка в овечьей шкуре стояли на поручнях, кричали, размахивали тесаками, готовые взять на абордаж «Возмездие», точно так же, как минуту назад были готовы взять их на абордаж сами пираты. Крюк взмыл в воздух и зацепился за снасти над головой Леруа. Леруа выхватил кинжал и перерезал веревку.

— Поворачивай! Быстрее поворачивай! — закричал Леруа рулевому, который был прикрыт от огня людьми на поручнях, и тот без колебаний крутанул штурвал, и нос «Возмездия» свернул от намеченной жертвы и от конвоя и корабль стал уходить в открытое пространство моря.

Леруа посмотрел вниз, на палубу своего корабля. Он и раньше видел кровавую бойню, много раз, но никогда не видел ничего подобного. Его люди лежали пачками, некоторые ничего не соображая ползали по палубе, другие придерживали свои кишки, чтобы они не вывалились наружу. Торжествующие крики «нагнетания ужаса» команды победителей сменились на рыдания, хныканья и жалкие стоны раненых и умирающих.

Леруа быстро оглянулся через плечо. Противник ставил больше парусов, но это не имело никакого значения. Все паруса «Возмездия» уже были установлены, а «Возмездие» был быстроходным кораблем. На этот раз они убегут. Но он еще вернется.

Он быстро перевел взгляд обратно в себя и полностью исключив этот корабль смерти из поля своего зрения. Потом он огляделся, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за ним, затем закрыл глаза и стал умолять Бога никогда не допускать больше, чтобы призрак Барретта появился снова.

— Бросаемся в погоню, капитан Марлоу? ... Капитан Марлоу?

Услышав свое имя во второй раз, Марлоу понял, что обращаются к нему. Отвернувшись от вида убегающего пиратского корабля, он встретился взглядом с квартирмейстером.

— Хм? Да! Прошу прощения!

— Я спросил, сэр, нам готовиться к погоне? Что будем делать? - Интендант мотнул подбородком в сторону потрепанного врага.

— О… — Марлоу посмотрел вверх. Фок и грот были подняты, готовые к установке. Группа мужчин приводила в порядок передний брамсель, а другой делал то же самое с крюйс-марселем. «Плимутской премии» не было нанесено никакого существенного ущерба, кроме того, который они устроили сами.

Он снова взглянул на пирата. «Плимутская премия» вряд ли смогла бы их догнать. Не могли они и бросить конвой и гоняться за этим ублюдком по всему океану. Нет, у них был свой долг. Они сделали все что смогли.

— Сэр, с вами все в порядке? — спросил квартирмейстер с искренним беспокойством.

— Да, все хорошо, спасибо. Нет, мы должны присоединиться к конвою. Нельзя бросаться в этот ад за ним. Я думаю, что мы сделали все, что от нас зависело.

— Есть, сэр, — сказал квартирмейстер с едва заметной ноткой разочарования в голосе. Они собирались воспользоваться добыче, которую пиратский корабль наверняка имел в своем трюме, а теперь она уплывала за пределы их досягаемости.

Но Марлоу знал то, чего не знал квартирмейстер, что самой большой наградой для них будет, если этот корабль уплывет как можно дальше и никогда не вернется.

— Марлоу, Марлоу, я снова поздравляю тебя с победой! — Бикерстафф заскочил по лестнице, ведущей на квартердек, с протянутой рукой. Марлоу машинально подал свою, и Бикерстафф с энтузиазмом пожал ее.

— Все случилось именно так, как ты и предсказывал, Томас, клянусь, как в постановочном спектакле! У нас имеется один раненый, когда мушкет поранил его, придурок не выдержал отдачи, а другому не повезло больше, он получил пистолетную пулю в плечо, но кроме них на корабле больше нет ни одного убитого и ни одного раненого. Полагаю, ты уничтожил добрую половину экипажа этого разбойника. Я думаю, что судовладельцы вознаградят тебя признанием твоих заслуг.

Бикерстафф в порыве победы стал более словоохотлив, чем позволяла его натура, и Марлоу с облегчением поймал себя на мысли что сегодня ему не будут читать мораль. Казалось, Бикерстафф потерял голос.

— Ты видели этого проходимца, Короля Джеймса, кружившего в «Нортумберленде» вокруг нас, готового пойти на абордаж с другой стороны, Марлоу, ты что, не здоров?

— Кто, я? О, нет, нет, я в порядке. Я думаю, что наши пушки немного оглушили меня.

— Оглушили тебя? Ты выглядишь так, как будто увидел призрак.

Марлоу уставился поверх перил. Пиратский корабль находился уже в четверти мили от него в конце длинного глубокого кильватерного следа и с каждой минутой удалялся все дальше. Но он все еще мог видеть этот развивавшийся черный флаг, трепещущий над флагштоком, ужасную мертвую голову со скрещенными тесаками и песочными часами под ним. Он не рассчитывал снова увидеть этот самый флаг.

— Призрак, говоришь? — Марлоу повернулся к Бикерстаффу. — Нет, Фрэнсис, я не видел никакого призрака. О, Боже, помоги нам всем, я увидел не призрак, а самого дьявола.