Войдя в дом, увидела Вольдемара, стоявшего на лестнице на том же самом месте, где и Мэри во время нашей первой встречи. Это у них семейное, что ли? Или там ступенька для идиотов специальная?
Вольдемар был хорош! Сюртук из дорогой ткани, уложенные волосы, шейный шёлковый платок с золотой заколкой и ботиночки, начищенные до такой степени, что в них можно смотреться, как в зеркало. Настоящий городской денди…
… Был бы, если бы не безвольное, слегка глуповатое выражение на лице и апломб попугая, считающего, что это не он в клетке, а люди по ту её сторону. Осмотрев его, не удержалась и хихикнула. Точно попугай! “Попка — дурак! Попка — кретин! Попка — полный идиот!”. Кажется, так говорил Хазанов, очень точно изобразив мимику моего “братика”.
— Здравствуй, — слегка склонила голову я. — Уже попёрли из столицы? Давно пора.
— Здравствуй, Елизавета, — явно опешил он от такой реакции на него. — Я проездом. Временно погостить.
— Проездом куда?
— Обратно в Москву.
— Ничего себе ты крюк заложил, добираясь от дома до кабака на соседней улице! И погостить можно исключительно временно. Гостить постоянно — это называется жить. Я потом дам книжку с умными словами почитать. Можешь не возвращать: она тебе нужнее.
— Маман! — повернулся он к появившейся Мэри. — Эта особа совсем отбилась от рук!
— Да, Елизавета, — тут же поддержала его мачеха. — Ты должна с большим уважением встречать брата.
— Ну, Мэри Артамоновна, встречают обычно по одёжке. Но я помню, что провожала его по уму. Так что не обессудьте. Извините, но мне сейчас нужно немного привести себя в порядок. Стеша! — крикнула я. — Горячей воды в мою комнату!
Я стала подниматься по лестнице. Мэри сразу же привычно уступила дорогу, а вот Вольдемар даже не шелохнулся, так и оставаясь стоять и преграждая мне путь. Я остановилась напротив него. Первая мысль была просто оттолкнуть препятствие, но тут силы могут быть неравны. Отступать тоже нельзя: сразу примут за проявление слабости. Помогла память Лизы.
— Смотрю, — участливо произнесла, — что ты, Вольдемарчик, лысеть начал? Волосики совсем реденькие стали и на лбу залысины увеличились.
Он тут же схватился за голову и рванул вверх с такой скоростью, что чуть не сбил с ног собственную мать. Уверена, что побежал рассматривать себя в зеркало. У него пунктик насчёт своих волос. Считает их неотразимыми, поэтому холит и лелеет.
Сколько помнит та Лиза, ежедневно сидел у зеркала, выискивая седые волоски. Даже нашёл один раз. Вою было! И самое смешное, что досталось Лизе. Мол, довела брата своим поведением так, что он раньше времени седеть стал. Хотя не смешно… Бедная девушка всерьёз ощутила чувство вины и корила себя непонятно за что.
Ну, раз лестница свободна, то могу продолжать движение. Молча прошла мимо зло пыхтевшей Мэри и направилась в свою комнату.
Когда Стеша принесла воду, шёпотом поинтересовалась у неё.
— Давно припёрся?
— Не, Лизавета Васильевна. Аккурат перед вами.
— О чём говорили с мачехой, слышала?
— Чуток. Вольдемар Потапович сказал, что в столице плохо ему. Тама какие-то злыдни козни строят. Больше ничё не слыхивала.
— Спасибо, дорогая. Если ещё чего услышишь, то сразу мне сообщай.
— Могли бы и не говорить, — слегка обиделась девушка. — Вы ж для меня теперича заместо матушки. Помру, а зла вам делать никому не дам.
— Умирать не надо, — улыбнулась я. — А вот слушать стоит внимательно. И ты меня так не старь, мамой называя.
— Тадысь, как сестрица. И для Марфутки тож.
“Семейный” обед начался с гнетущего молчания. Увидев меня за столом, Вольдемар долго терпел, но потом не выдержал и бросил на скатерть столовые приборы.
— А ты тут что забыла? — раздражённо спросил он. — На кухне поесть могла бы и не портить нам с маман аппетит. После недавней выходки тебя, нахлебницу, вообще не кормить неделю надо.
— И у кого я кусок хлеба отобрала? — с вызовом ответила я. — У тебя, что ли? По внешнему виду и не скажешь. Вон какие щёчки упитанные. А за столом я по праву. Это мой отец его покупал, и вы все пользуетесь результатами его трудов, сами ни копейки не заработав.
— Видишь, сынок, в какую гадюку Лиза превратилась? — тут же воспрянула мачеха. — Слово ей не скажи! Так и норовит меня обидеть за всю ту доброту, что ей делаю. Я тебе потом расскажу, как она опозорила нас перед бароном Трузиным! Это кошмар!
— Ещё расскажи, — не осталась в долгу я, — как имение в долговую яму загнали. Как Глашка обворовывала, пользуясь наплевательским отношением ко всему со стороны хозяйки. Пусть твой сынок порадуется, что денег теперь получать не сможет на разгульную жизнь в столице.
— Это как? Маман! Я не понял! Думал, что ты мне поможешь разобраться с некоторыми собственными проблемами, что непредвиденно возникли в Москве! Я не могу возвратиться в неё, не погасив Долг Чести! Без этого потеряю уважение в приличном обществе или сложу голову на дуэли. А дом? Мой столичный дом?! Без него мне никак!
- “Долг Чести”? — переспросила я. — Так ты ещё и игрок в карты? Много денег спустил на развлечения?
— Девять тысяч…
— Ого! Вольдемар! Ты совсем с ума сошёл?!
— Не тебе, замухрышка, меня осуждать! — взъерепенился он. — Что ты понимаешь в благородной жизни?! Привыкла тут среди коров и навоза ковыряться! И только из-за нашей милости ещё от голода не подохла! А я вхож в дома к приличным людям, и нужно поддерживать статус!
— И каков твой “статус”? Дурака, который сорит деньгами, не имея дохода?
— Маман! Она сошла с ума в своём безумии!
— Сойти с ума в безумии нельзя, идиот. Уверена, что такого ни в одном приличном доме не примут. Так что разбирайся со своими проблемами сам. А у нас своих хватает, благодаря кутежам твоей матушки.
— Кстати, о проблемах, — ядовито улыбнулась Мэри, не рискнув вступить в спор. — Послезавтра ждут кредиторы в Кузьмянске. Но ты ведь хвалилась, что сама разберёшься с ними, поэтому езжай вместо меня. Посмотрим, насколько ты умная в деле, а не на словах.
— Почему вы мне раньше не сказали про них? Я бы ускорила запуск паровой лесопилки и договорилась об отсрочке платежей в счёт будущих доходов от неё.
— Забыла. Такими мелочами голову себе не забиваю. Всякое купеческое быдло мне неинтересно.
— Какая лесопилка? — насторожился Вольдемар. — Уж не та ли, что мне по наследству досталась?
— Она принадлежит не тебе, а Марии Артамоновне.
— Нет, — ехидно ответил он, развалившись на стуле. — Матушка столичный дом и эту паровую механизму отписала мне. Так что, Лизонька, я запрещаю тебе прикасаться к моему имуществу.
— Но оно же ржавело без дела в лесу!
— Неважно. Если хочешь пользоваться им, то половина прибыли моя.
Вот гадство! О том, что я пользуюсь чужим, даже мыслей в голову мне не приходило. Воспринимала всё как почти родное, поэтому так опростоволосилась! В следующий раз думать надо лучше!
— Четверть! — отрезала я. — Иначе сам разбирайся с лесопилкой. Уверена, что ни гроша на ней не заработаешь, так как работать не умеешь.
— Хорошо. Готов уступить за треть.
— Четверть или я палец о палец не ударю.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — нехотя согласился он. — Пользуйся моей добротой.
— Это ещё не всё, — повернулась я к мачехе, пытаясь исправить серьёзную ошибку в наших отношениях. — Мне необходима бумага от вас, что с кредиторами вольна разбираться по своему усмотрению и все мои действия одобрены вами. Чтобы потом не получилось казусов, как с лесопилкой.
— Я ничего не намерена подписывать! — тут же встала в позу она.
— Тогда с кредиторами разбирайтесь без меня.
— Отдай все деньги, что скопила, и разберусь.
— Отдам только те, что выручила с продаж товаров из усадьбы. За труды свои четверть из них себе заберу. А остальные, нажитые лечением, полностью мои. Лучше прогуляю их в Кузьмянске, чем вашей семейке отдам.
— Ладно. Напишу…
— А ты редкостной тварью выросла, — раскуривая трубку, произнёс Вольдемар.
— Не кури в доме. Не люблю запах табачного дыма.
— И что? Я тебя тоже не переношу, но терплю же за нашим столом?
— Значит, придём к компромиссу.
Я встала, подошла к нему и залила трубку бокалом красного вина. Заодно досталось и франтоватому наряду “братика”.
— Сдурела?! — вскочил он. — Этот костюм стоит больше, чем ты, со всеми потрохами!
— Компромисс — это когда обе стороны приходят к соглашению. Вот я и пришла. Ты не куришь, а меня нет за столом. И все довольны! Счастливо оставаться!
Под вопли Мэри и Вольдемара прошла к себе. Вначале выпустила пар, ругая себя на чём свет стоит из-за лесопилки. Потом стала думать трезво. С приездом Вольдемара жизнь моя намного усложнилась. Это понятно после сегодняшнего обеда. И это он ещё не освоился дома. Уверена, будет продолжение. Бороться с мужчиной намного тяжелее, чем с женщиной. Он намного сильнее. Поэтому здесь, в дремучем месте, без полиции и соседей за стенкой, может сотворить любую гадость. Звать на помощь будет некого.
Мои опасения подтвердились этим же вечером. Перед сном решила спуститься в людскую, чтобы поговорить со служанками. Я взяла за правило раз в несколько дней пить с ними чай и узнавать о проблемах усадьбы. Женщины поначалу себя чувствовали скованно, но потом привыкли. Стали делиться не только хозяйственными заботами. Дружбы между нами в силу разного социального статуса быть не может, но доверительность появилось.
Не успела я выйти из комнаты, как увидела стоящего в коридоре Вольдемара. Гнусно ухмыляясь, этот тип подошёл и прижал меня к стене.
— Думаешь, что особенная, Лизонька? — прошипел он, дыхнув перегаром и табаком. — Нет! Мужчина в этом доме — я! А ты всего лишь та, кто должна исполнять мои желания! И сейчас докажу это.
Внезапно его ладонь больно сжала мою грудь, а потом поползла вниз живота. Я попыталась вырваться, но силы настолько неравны, что получилось лишь на время остановить домогательства. Стала кричать. Никто не отозвался. Я попала!
— Вольдемар Потапович, — громко произнесла невесть откуда появившаяся запыхавшаяся Стеша. — Тама вас барыня в свои покои просют. Срочно, говорят.
— Чёрт! — выругался Вольдемарчик. — Не могла потерпеть немного… Иду!
Отпустив меня, он прошёл по коридору несколько шагов и повернулся в мою сторону.
— А с тобой, Лизонька, я ещё не закончил! Это только начало! Готовься!
Всхлипывая, я обессиленно опустилась на пол. Стеша помогла мне подняться и отвела в комнату.
— Я как ваш крик услыхала из окошка, так сразу со двора в дом кинулася, — стала объяснять она. — Токмо барыня сынка своего не звали. Енто сама придумала. Накажут теперича…
— Спасибо, Стешенька, — успокоившись, поблагодарила я. — С мачехой я сама потом разберусь. Ты ж моя спасительница!
— Да то невелика заслуга. Вы ложитесь, но дверь подоприте.
— Нет. Ночевать сегодня буду в людской. Вольдемар пьян и озлоблен. В таком состоянии может дверь вынести. Лучше мне на людях переночевать.
Всю ночь не спалось. Постоянно перед глазами стояло злое, похотливое лицо Вольдемара. В местах его мерзких прикосновений саднило кожу. Кажется, я против него бессильна. И теперь из жертвы психологического прессинга превращаюсь в иную жертву — сексуальную. Уверена, Мэри закроет глаза на бесчинства сыночка. Не удивлюсь, если сама посоветовала ему “проучить” падчерицу.
Но оставлять безнаказанным подобное нельзя! И я знаю, что сделаю!