24

Войдя в дом, увидела Вольдемара, стоявшего на лестнице на том же самом месте, где и Мэри во время нашей первой встречи. Это у них семейное, что ли? Или там ступенька для идиотов специальная?

Вольдемар был хорош! Сюртук из дорогой ткани, уложенные волосы, шейный шёлковый платок с золотой заколкой и ботиночки, начищенные до такой степени, что в них можно смотреться, как в зеркало. Настоящий городской денди…

… Был бы, если бы не безвольное, слегка глуповатое выражение на лице и апломб попугая, считающего, что это не он в клетке, а люди по ту её сторону. Осмотрев его, не удержалась и хихикнула. Точно попугай! “Попка — дурак! Попка — кретин! Попка — полный идиот!”. Кажется, так говорил Хазанов, очень точно изобразив мимику моего “братика”.

— Здравствуй, — слегка склонила голову я. — Уже попёрли из столицы? Давно пора.

— Здравствуй, Елизавета, — явно опешил он от такой реакции на него. — Я проездом. Временно погостить.

— Проездом куда?

— Обратно в Москву.

— Ничего себе ты крюк заложил, добираясь от дома до кабака на соседней улице! И погостить можно исключительно временно. Гостить постоянно — это называется жить. Я потом дам книжку с умными словами почитать. Можешь не возвращать: она тебе нужнее.

— Маман! — повернулся он к появившейся Мэри. — Эта особа совсем отбилась от рук!

— Да, Елизавета, — тут же поддержала его мачеха. — Ты должна с большим уважением встречать брата.

— Ну, Мэри Артамоновна, встречают обычно по одёжке. Но я помню, что провожала его по уму. Так что не обессудьте. Извините, но мне сейчас нужно немного привести себя в порядок. Стеша! — крикнула я. — Горячей воды в мою комнату!


Я стала подниматься по лестнице. Мэри сразу же привычно уступила дорогу, а вот Вольдемар даже не шелохнулся, так и оставаясь стоять и преграждая мне путь. Я остановилась напротив него. Первая мысль была просто оттолкнуть препятствие, но тут силы могут быть неравны. Отступать тоже нельзя: сразу примут за проявление слабости. Помогла память Лизы.

— Смотрю, — участливо произнесла, — что ты, Вольдемарчик, лысеть начал? Волосики совсем реденькие стали и на лбу залысины увеличились.

Он тут же схватился за голову и рванул вверх с такой скоростью, что чуть не сбил с ног собственную мать. Уверена, что побежал рассматривать себя в зеркало. У него пунктик насчёт своих волос. Считает их неотразимыми, поэтому холит и лелеет.

Сколько помнит та Лиза, ежедневно сидел у зеркала, выискивая седые волоски. Даже нашёл один раз. Вою было! И самое смешное, что досталось Лизе. Мол, довела брата своим поведением так, что он раньше времени седеть стал. Хотя не смешно… Бедная девушка всерьёз ощутила чувство вины и корила себя непонятно за что.

Ну, раз лестница свободна, то могу продолжать движение. Молча прошла мимо зло пыхтевшей Мэри и направилась в свою комнату.

Когда Стеша принесла воду, шёпотом поинтересовалась у неё.

— Давно припёрся?

— Не, Лизавета Васильевна. Аккурат перед вами.

— О чём говорили с мачехой, слышала?

— Чуток. Вольдемар Потапович сказал, что в столице плохо ему. Тама какие-то злыдни козни строят. Больше ничё не слыхивала.

— Спасибо, дорогая. Если ещё чего услышишь, то сразу мне сообщай.

— Могли бы и не говорить, — слегка обиделась девушка. — Вы ж для меня теперича заместо матушки. Помру, а зла вам делать никому не дам.

— Умирать не надо, — улыбнулась я. — А вот слушать стоит внимательно. И ты меня так не старь, мамой называя.

— Тадысь, как сестрица. И для Марфутки тож.


“Семейный” обед начался с гнетущего молчания. Увидев меня за столом, Вольдемар долго терпел, но потом не выдержал и бросил на скатерть столовые приборы.

— А ты тут что забыла? — раздражённо спросил он. — На кухне поесть могла бы и не портить нам с маман аппетит. После недавней выходки тебя, нахлебницу, вообще не кормить неделю надо.

— И у кого я кусок хлеба отобрала? — с вызовом ответила я. — У тебя, что ли? По внешнему виду и не скажешь. Вон какие щёчки упитанные. А за столом я по праву. Это мой отец его покупал, и вы все пользуетесь результатами его трудов, сами ни копейки не заработав.

— Видишь, сынок, в какую гадюку Лиза превратилась? — тут же воспрянула мачеха. — Слово ей не скажи! Так и норовит меня обидеть за всю ту доброту, что ей делаю. Я тебе потом расскажу, как она опозорила нас перед бароном Трузиным! Это кошмар!

— Ещё расскажи, — не осталась в долгу я, — как имение в долговую яму загнали. Как Глашка обворовывала, пользуясь наплевательским отношением ко всему со стороны хозяйки. Пусть твой сынок порадуется, что денег теперь получать не сможет на разгульную жизнь в столице.

— Это как? Маман! Я не понял! Думал, что ты мне поможешь разобраться с некоторыми собственными проблемами, что непредвиденно возникли в Москве! Я не могу возвратиться в неё, не погасив Долг Чести! Без этого потеряю уважение в приличном обществе или сложу голову на дуэли. А дом? Мой столичный дом?! Без него мне никак!

- “Долг Чести”? — переспросила я. — Так ты ещё и игрок в карты? Много денег спустил на развлечения?

— Девять тысяч…

— Ого! Вольдемар! Ты совсем с ума сошёл?!

— Не тебе, замухрышка, меня осуждать! — взъерепенился он. — Что ты понимаешь в благородной жизни?! Привыкла тут среди коров и навоза ковыряться! И только из-за нашей милости ещё от голода не подохла! А я вхож в дома к приличным людям, и нужно поддерживать статус!

— И каков твой “статус”? Дурака, который сорит деньгами, не имея дохода?

— Маман! Она сошла с ума в своём безумии!

— Сойти с ума в безумии нельзя, идиот. Уверена, что такого ни в одном приличном доме не примут. Так что разбирайся со своими проблемами сам. А у нас своих хватает, благодаря кутежам твоей матушки.

— Кстати, о проблемах, — ядовито улыбнулась Мэри, не рискнув вступить в спор. — Послезавтра ждут кредиторы в Кузьмянске. Но ты ведь хвалилась, что сама разберёшься с ними, поэтому езжай вместо меня. Посмотрим, насколько ты умная в деле, а не на словах.

— Почему вы мне раньше не сказали про них? Я бы ускорила запуск паровой лесопилки и договорилась об отсрочке платежей в счёт будущих доходов от неё.

— Забыла. Такими мелочами голову себе не забиваю. Всякое купеческое быдло мне неинтересно.

— Какая лесопилка? — насторожился Вольдемар. — Уж не та ли, что мне по наследству досталась?

— Она принадлежит не тебе, а Марии Артамоновне.

— Нет, — ехидно ответил он, развалившись на стуле. — Матушка столичный дом и эту паровую механизму отписала мне. Так что, Лизонька, я запрещаю тебе прикасаться к моему имуществу.

— Но оно же ржавело без дела в лесу!

— Неважно. Если хочешь пользоваться им, то половина прибыли моя.

Вот гадство! О том, что я пользуюсь чужим, даже мыслей в голову мне не приходило. Воспринимала всё как почти родное, поэтому так опростоволосилась! В следующий раз думать надо лучше!

— Четверть! — отрезала я. — Иначе сам разбирайся с лесопилкой. Уверена, что ни гроша на ней не заработаешь, так как работать не умеешь.

— Хорошо. Готов уступить за треть.

— Четверть или я палец о палец не ударю.

— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — нехотя согласился он. — Пользуйся моей добротой.

— Это ещё не всё, — повернулась я к мачехе, пытаясь исправить серьёзную ошибку в наших отношениях. — Мне необходима бумага от вас, что с кредиторами вольна разбираться по своему усмотрению и все мои действия одобрены вами. Чтобы потом не получилось казусов, как с лесопилкой.

— Я ничего не намерена подписывать! — тут же встала в позу она.

— Тогда с кредиторами разбирайтесь без меня.

— Отдай все деньги, что скопила, и разберусь.

— Отдам только те, что выручила с продаж товаров из усадьбы. За труды свои четверть из них себе заберу. А остальные, нажитые лечением, полностью мои. Лучше прогуляю их в Кузьмянске, чем вашей семейке отдам.

— Ладно. Напишу…

— А ты редкостной тварью выросла, — раскуривая трубку, произнёс Вольдемар.

— Не кури в доме. Не люблю запах табачного дыма.

— И что? Я тебя тоже не переношу, но терплю же за нашим столом?

— Значит, придём к компромиссу.

Я встала, подошла к нему и залила трубку бокалом красного вина. Заодно досталось и франтоватому наряду “братика”.

— Сдурела?! — вскочил он. — Этот костюм стоит больше, чем ты, со всеми потрохами!

— Компромисс — это когда обе стороны приходят к соглашению. Вот я и пришла. Ты не куришь, а меня нет за столом. И все довольны! Счастливо оставаться!


Под вопли Мэри и Вольдемара прошла к себе. Вначале выпустила пар, ругая себя на чём свет стоит из-за лесопилки. Потом стала думать трезво. С приездом Вольдемара жизнь моя намного усложнилась. Это понятно после сегодняшнего обеда. И это он ещё не освоился дома. Уверена, будет продолжение. Бороться с мужчиной намного тяжелее, чем с женщиной. Он намного сильнее. Поэтому здесь, в дремучем месте, без полиции и соседей за стенкой, может сотворить любую гадость. Звать на помощь будет некого.


Мои опасения подтвердились этим же вечером. Перед сном решила спуститься в людскую, чтобы поговорить со служанками. Я взяла за правило раз в несколько дней пить с ними чай и узнавать о проблемах усадьбы. Женщины поначалу себя чувствовали скованно, но потом привыкли. Стали делиться не только хозяйственными заботами. Дружбы между нами в силу разного социального статуса быть не может, но доверительность появилось.

Не успела я выйти из комнаты, как увидела стоящего в коридоре Вольдемара. Гнусно ухмыляясь, этот тип подошёл и прижал меня к стене.

— Думаешь, что особенная, Лизонька? — прошипел он, дыхнув перегаром и табаком. — Нет! Мужчина в этом доме — я! А ты всего лишь та, кто должна исполнять мои желания! И сейчас докажу это.

Внезапно его ладонь больно сжала мою грудь, а потом поползла вниз живота. Я попыталась вырваться, но силы настолько неравны, что получилось лишь на время остановить домогательства. Стала кричать. Никто не отозвался. Я попала!

— Вольдемар Потапович, — громко произнесла невесть откуда появившаяся запыхавшаяся Стеша. — Тама вас барыня в свои покои просют. Срочно, говорят.

— Чёрт! — выругался Вольдемарчик. — Не могла потерпеть немного… Иду!

Отпустив меня, он прошёл по коридору несколько шагов и повернулся в мою сторону.

— А с тобой, Лизонька, я ещё не закончил! Это только начало! Готовься!

Всхлипывая, я обессиленно опустилась на пол. Стеша помогла мне подняться и отвела в комнату.

— Я как ваш крик услыхала из окошка, так сразу со двора в дом кинулася, — стала объяснять она. — Токмо барыня сынка своего не звали. Енто сама придумала. Накажут теперича…

— Спасибо, Стешенька, — успокоившись, поблагодарила я. — С мачехой я сама потом разберусь. Ты ж моя спасительница!

— Да то невелика заслуга. Вы ложитесь, но дверь подоприте.

— Нет. Ночевать сегодня буду в людской. Вольдемар пьян и озлоблен. В таком состоянии может дверь вынести. Лучше мне на людях переночевать.


Всю ночь не спалось. Постоянно перед глазами стояло злое, похотливое лицо Вольдемара. В местах его мерзких прикосновений саднило кожу. Кажется, я против него бессильна. И теперь из жертвы психологического прессинга превращаюсь в иную жертву — сексуальную. Уверена, Мэри закроет глаза на бесчинства сыночка. Не удивлюсь, если сама посоветовала ему “проучить” падчерицу.

Но оставлять безнаказанным подобное нельзя! И я знаю, что сделаю!

Загрузка...