Странная барышня

42

Почти неделю я наслаждалась конными прогулками в отличной компании Елецкого. Как-то незаметно наши с ним отношения переросли в дружеские, и мы оба совсем позабыли, кто из нас доктор, а кто пациент. Хотя иногда и “бодались” на чисто медицинские темы. Но тут у меня была огромная фора: при любом спорном вопросе я закатывала к небу глаза и говорила, что таинственный Дар считает глупыми его бредовые теории. Противопоставить этому Илья Андреевич ничего не мог, а вот я с удовольствием разбивала его теории, с благодарностью вспоминая занудных профессоров из медицинского института.

Ох, сколько кровушки они попили! Сколько нервов потрепали! Но если бы не это, если бы не ночные зубрёжки в паническом ожидании, что завтра на зачёте меня размажут по всем статьям морально и физически, то я никогда не стала бы врачом и не поняла многих принципов работы человеческого организма.

Сейчас же, слушая Елецкого, ощущала себя не просто доктором, а почти медицинской богиней, познавшей все тайны мироздания. Но не возгордилась от этого. Я-то изучала готовенькое. Просто запоминала ходы, проделанные другими. А Илья Андреевич и ему подобные, практически ничем не владея в техническом плане, на свой страх и риск искали новое.

Заблуждались? Во многом да! Но из всего этого мракобесия и родилась та медицина, которую я когда-то зубрила. Бесстрашные первооткрыватели, фанатики своего дела, они, рискуя собой и другими, искренне старались сделать мир лучше. Не мне их осуждать. Быть может, и те знания, что старательно вдалбливали в мою голову, через пару веков будут казаться наивными и опасными. Всё течёт. Всё изменяется…

Отрадно, что и князь не отмахивался от “еретических” рассуждений странной барышни, а искал в них зерно истины, согласно своим взглядам на медицину.

Постепенно наши прогулки стали не только дневными, но и утренними. Я несколько раз ехидно интересовалась, как это состыковывается с моим лечением, которого совсем не видно. Но ответ Ильи Андреевича был стандартен.

— Знаете, Лиза, чтобы лечить, нужно до конца понять, что лечишь. Чем больше я общаюсь с вами, тем больше в сомнениях, что хоть чем-то могу помочь страждущим. Остаётся лишь систематизировать симптомы болезней и ждать, когда в голове сложится цельная картина.

Спорить с ним не смела, так как полностью согласна с этим утверждением.

Сегодня, после очередной дневной прогулки, придя в свои покои, обомлела. Полный разгром! Перевёрнут стол, разбита ваза. Кресла валяются на полу. Зайдя в спальню, увидела вспоротые подушки и пух из них, покрывающий всё, что только можно. Хотела было выйти и позвать кого-нибудь из монахинь, чтобы выяснить причины этого бардака, как вдруг услышала громкий дверной хлопок. Так и есть! Дверь заперта. Точнее, не заперта, а кто-то, навалившись на неё, держит с той стороны и вопит.

— Помогите! Помогите!

У кого-то обострение? Но почему тогда меня не выпускают из комнат? Там, наверное, что-то очень страшное происходит! Думаю, что моя помощь может пригодиться. Изо всех сил постаралась отодвинуть от двери паникёршу, но такое ощущение, что она не одна. В какой-то момент сопротивление исчезло, и я вывалилась в коридор.

— Матушка Клавдия! — орала баронесса Витковская, держась за щёку. — Она нас всех сейчас убьёт! Помогите!

— Ты совсем с ума спятила?! — зло пошла я на неё, понимая, что меня только что попытались подставить, разыграв целый спектакль. — За этот поклёп ответишь!

А вот это я зря сделала. Ворона с двумя крепкими монашками среагировали на обстановку по-своему и быстро скрутили меня. Ну а что им ещё думать? Я, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, тяну свои хваталки, чтобы придушить Витковскую. А у неё ещё и свежая царапина на щеке, которую баронесса, как бы невзначай демонстрирует всем. Бесноватая Лиза! Других вариантов для непосвящённых нет!

На эмоциях попыталась вырваться, но силы были неравны. Затихла и стала оценивать происходящее почти трезво, умом понимая, что для меня подобное добром не закончится.

— Это кошмар! — заявила стоящая позади них графиня Зобнина. — Я теперь спать не смогу после подобного ужаса! Эта Озёрская страшнее бесов!

— Воистину страшнее! — проблеяла Витковская, ненатурально выпучив глаза от страха.

— Наталья Дмитриевна! — кинулась к ней обниматься Зобнина. — Как вы, голубушка?

— Эта бешеная чуть не оставила меня без глаз, — показала та на царапину. — Но я благодарю вас, Зинаида Борисовна, что успели позвать на помощь. Вы моя спасительница!

Ещё несколько минут продолжалось это душещипательное представление, к которому подключилась ещё парочка “бриллиантовых”. Наконец Вороне всё надоело, и она приказала.

— Озерскую на первый этаж под замок! Остальные! С каждой из вас будет проведена беседа. Соблаговолите разойтись по своим комнатам. Кто покинет их без разрешения, та сразу же отправится вслед за Озерской!

Дамы быстро рассосались, решив не искушать судьбу. Меня же под белы рученьки чуть ли не потащили до камеры, в которой сразу заперли без каких-либо разговоров.

Сижу в ней и не нахожу слов от возмущения, полностью затопившего мой рассудок. Это надо же было так дёшево вляпаться! Ещё и подыграла “бриллиантовым” гнидам! Примерно через полчаса в сопровождении Клавдии ко мне чуть ли не ворвался Елецкий.

— Елизавета Васильевна! — встревоженно, с порога начал он. — Да что же на вас такое нашло? Не ожидал от вас! И ведь ничего же не предвещало!

— А я говорила! — победно сказала ему Ворона. — Предупреждала, что любая не раскаявшаяся грешница бесов в себе носит. Вот они и затуманили рассудок Елизаветы.

— Вы оба мою комнату видели? — уже полностью придя в себя, спокойно поинтересовалась я. — Если видели, то бесов в ваших головах искать нужно, а не в моей.

— Объяснитесь, — холодно ответил Елецкий.

— Легко. Матушка Клавдия. Где вы были, когда вас нашла графиня Зобнина?

— В прачечной.

— Сколько от неё идти до моих комнат?

— Через улицу минут пять.

— Давайте запомним это. А когда вы явились “усмирять” меня?

— Сейчас, — порывшись в своей холщовой сумке, достала она тетрадь. — Доктор велит записывать время приступов. Без десяти минут пять.

— Теперь вы, Илья Андреевич, постарайтесь вспомнить, во сколько мы с вами расстались около входа в особняк.

— Эээ… — задумался он. — В четыре тридцать пять. Я тогда на часы посмотрел.

— И это запомним. Мне до моих комнат идти около трёх минут. Давайте проведём несложный подсчёт. С момента нашего расставания до момента появления матушки Клавдии возле моих дверей прошло пятнадцать минут. Так?

— Не буду спорить.

— И правильно делаете. Из пятнадцати минут вычитаем мои три на дорогу. Остаётся двенадцать минут. Матушка Клавдия шла ко мне пять минут, значит, за ней тоже шли не меньше… Десять плюс три. Итого тринадцать. То есть на разгром комнаты и драку с баронессой у меня имелось не более двух минут. Причём баронесса Витковская должна была находиться у меня, а не в своих покоях. Но она же приличная дама и не шастает по чужим спальням без хозяев… Если они, конечно, не мужчины! Значит, была у себя или в гостиной.

— У себя, — пояснила Клавдия. — Её и графиню Зобнину уже опросила. Обе были вместе.

— Тем более! Допустим, имея сказочный слух, они услышали грохот из моих комнат, что находятся чуть ли не в другом крыле здания. Сколько им нужно на осознание происходящего, принятия решения и появления у разбушевавшейся Озерской? Секунды или всё же минуты?

— Подождите, — нахмурился Елецкий, наконец-то поняв ход моего расследования. — У вас совсем не остаётся времени на разгром своей комнаты.

— Именно! Ещё приплюсуйте сюда драку и мою попытку вырваться в коридор. Я не настолько быстра, чтобы провернуть всё за пару мгновений. Далее… Моя спальня. Там всё в пуху от растерзанных подушек. Вы хоть одну пушинку на мне заметили? А вот в волосах графини и баронессы их хватает. Есть ещё масса других нестыковок, но, думаю, достаточно и этих.

— Оговор! — жёстко вынесла свой вердикт Ворона. — Уж я им устрою за такое!

— Да уж… — вздохнул Илья Андреевич. — Очень неприглядная ситуация. А я ведь вас, Елизавета Васильевна, предупреждал, что от графини Зобниной можно ждать неприятных сюрпризов. Уверен, что это был её план, так как Витковская не слишком смышлёна. И позвольте извиниться за то, что на мгновение усомнился в вашем душевном здоровье.

— Не извиняйтесь, князь, — отмахнулась я. — Место тут такое, что настороженно приходится относиться к каждому.

— Делать-то что будем, господин доктор? — поинтересовалась у него Клавдия. — Спускать подобное с рук нельзя.

— Не знаю, — честно признался он. — Елизавету Васильевну, естественно, выпустим, а вот как с виновницами поступить — ума не приложу.

— Есть кое-какие мыслишки, — мстительно произнесла я. — И меня отпускать не надо.

— То есть как?

— А вот так, князь! Посижу “бесноватой” пару дней, ничего не случится. Но вот какая оказия… Доктор, а что вы знаете о бешенстве?

— Ничего хорошего. Смертельная болезнь.

— Как вы думаете, могла ли я, находясь в примерно таком состоянии, заразить баронессу, расцарапав ей лицо?

— Да там царапинка малюсенькая. И бешенство передаётся через укус.

— Вы не поняли. Чисто гипотетически? В порядке научного бреда?

— Если только принять во внимание, что любая рана может быть опасной. Но к бешенству это не относится.

— Думаю, что Зобнина с Витковской не настолько разбираются в медицине. А давайте, — предложила я, — полечим баронессу? Вы с умным видом заявите, что рана, полученная ею от находящейся во временном состоянии бесноватости Озерской, может быть опасна, поэтому её необходимо прижечь. Так ведь поступают после укуса бешеных зверей? Причём прижечь основательно: огромным раскалённым прутом.

Как думаете, согласится ли Витковская, считающая себя неотразимой, получить подобное уродство? Не отвечайте! Ответ очевиден. Тогда вы вместо этого предлагаете ей альтернативу. Пока не трогать смазливую мордашку, а отправить на пару недель под наблюдение. В одну из подобных этой камере на первый этаж.

— Сама побежит сюда, даже недослушав! — хмыкнула Клавдия.

— Тоже так думаю, — кивнула я. — Ну, а тут особое “лечебное” питание, состоящее исключительно из… плохо разваренного гороха и сильно разбавленного киселя, например.

А вот зачинщицу, графиню Зобнину не трогайте. Вернее, трогайте, но вместе с остальными “бриллиантовыми дамами”. Могу предложить вариант, что в целях безопасности и душевного покоя знатным особам теперь запрещено покидать свои комнаты в свободное время, дабы на них не было совершено какое-нибудь очередное нападение. Это всяких купеческих дочек да мелких помещиц не жалко, так что пусть они и веселятся скопом. Ну а цвет Государства Российского беречь надо.

— Получается, — подытожил мои слова понятливый князь. — Все знающие подоплёку провокации против вас, ополчатся против графини Зобниной. А пострадавшая от заточения и отвратительной пищи баронесса Витковская после двух недель в одиночной комнате захочет задушить её собственными руками. И буквально за пару дней графиня превратится из авторитетной особы в изгоя…

Елизавета Васильевна! Если я когда-нибудь разозлю вас, то умоляю: сообщите заранее о своих действиях. Я должен успеть сбежать в Москву и затеряться в многолюдном городе. Не ожидал, что в вас столько жестокого коварства!