Странная барышня

30

Еду в тюремной карете и понимаю, что голова совсем не соображает. Всё произошло так быстро, что мысли просто не успевают за событиями. Постепенно начинает доходить: меня увозят от дома. От моего первого, единственного и настоящего дома в этом мире. От людей, которых успела возненавидеть или наоборот, полюбить всем сердцем. Сейчас это не важно. Важно то, что впереди неизвестность. Пугающая неизвестность и одиночество. А я больше не хочу быть одна!

Состояние апатии сменилось истерикой.

— Пустите! — закричала я, попытавшись открыть дверь тюремной кареты. — Пустите! Вы не имеете права! Я не желаю ехать с вами!

— Сидеть! — сильной рукой прижал меня к сиденью офицер охраны. — Продолжишь рыпаться — закую.

— Но я ведь никому ничего плохого не сделала! Зачем вы так со мной?!

— Я сопровождал не одну такую, как ты… Четвёртой будешь. И каждая из них невинной овечкой прикидывалась. А потом, после дознания кладбища после них находили. Так что меня, ведьма, не проведёшь.

— Знаю я ваши дознания! После пыток любой себя оговорит!

— Каких пыток? — явно удивился он. — После молитв и покаяний чёрная душа сама выворачивается. Этого достаточно. Ну и улики, конечно, должны быть. Будь ты внутри хоть самый прескверный человек на свете, но пока зло наружу не выплеснул и преступление против Бога или людей не совершил, то неподсуден. За мысли не мы, а на небесах карают.

— А если оговор? — начала успокаиваться я.

— Тогда как повезёт, — признался офицер. — Но отцы Серафим и Иннокентий — опытные дознаватели, так что их на мякине не проведёшь. Невиновна — отпустят. Виновна: до смерти в монастырской келье жить будешь. А пока сиди, молчи и не пытайся мне докучать.

Военный умолк и до конца дороги не проронил ни слова. А ехали мы долго. Даже переночевали на одном постоялом дворе. Вернее, я в карете. Лишь под вечер следующего дня подъехали к какому-то небольшому, но видно, что очень старому монастырю.

— Мы где? — спросила я у своего бессменного конвоира.

— В узилище. Здесь таких, как ты, держат и прочих страшных людишек, от Христа отвернувшихся.

— Понятно… Тюрьма.

— Нет. Узилище.

— А в чём разница?

— Тюрьма — светская, а это место принадлежит Святой Церкви. Но для тебя разницы нет особой, пока к Богу не вернёшься.

Да уж… Эта самая вездесущая Святая Церковь. Она отделена от государства, но стоит над ним так высоко, что даже император не смеет пикнуть, когда ему Патриарх пальчиком погрозит. И так во всех странах.

Читая книги отца, я обнаружила удивительную вещь: в этом мире нет разделений на православную и католическую ветви. Христианство едино в своих устоях и законах. Даже всякие мормоны, староверы, гугеноты и протестанты отсутствуют. Библия едина и неделима! Трактовать её не по изначальным канонам — великий грех!

То же самое у мусульман, против которых не было никаких Крестовых походов. Вообще, Библия и Коран настолько сумели ужиться, что никого не удивляет, если мечеть рядом с храмом стоит. Кривятся, конечно, недовольно некоторые, но молча. Как такое могло произойти, для меня остаётся великой тайной.

Не было ни одной религиозной войны. Да, за власть, деньги, земли люди режутся часто и остервенело, но никто не упоминает при этом Бога, не просит у него победы над врагами и не изображает религиозные символы на знамёнах и боевых наградах. Ради него нужно продолжать жизнь, но никак не убивать.

Были в истории описаны парочка сумасшедших, что пытались затеять “священную войну”, только задавили их быстро и беспощадно всем миром, невзирая на политические разногласия и религиозную принадлежность. Ни в одной стране не смогли они найти себе убежища.

Утверждение, что Бог един — это аксиома, которую нельзя даже мысленно оспаривать. И неважно, как ты ему молишься. Если чувствуешь в душе Веру в Него, то это вызывает уважение у всех. Единственное, кого презирали и ненавидели — полных атеистов, язычников с множеством богов и сектантов. Особенно последних, считая их самыми опасными приспешниками дьявола.

Думаю, что такой разный подход к религии и определил неодинаковое историческое развитие моего прошлого и этого мира. Хотя могу и ошибаться. Я ещё слишком мало знаю про свою новую родину.

Въехав во двор узилища, карета остановилась. Меня сразу же провели по тёмным коридорам, освещённым редкими факелами на стенах, в маленькую камеру, где не было ничего, кроме зарешеченного окошка с пару ладоней величиной, ночного горшка и тюфяка в углу. Вот и все удобства.

— Скажите, а кормить будут? — спросила я у женщины: то ли монахини, то ли надзирательницы. — Я с утра ничего не ела.

Она что-то пробурчала нечленораздельное и захлопнула перед моим носом тяжёлую дубовую дверь, обитую полосками железа. Моё заточение началось…

Неделю спустя

Ранним солнечным утром из Кузьмянска выехала бричка, запряжённая двумя лошадьми и в сопровождении шести конников в чёрной военной форме. В бричке сидели два человека в монашеской одежде.

— Что скажешь, брат Иннокентий? — обратился монах постарше к своему напарнику, держащему в руках поводья. — Дорога длинная, и можем нормально обсудить всё, что увидели здесь.

— Странное дело, брат Серафим, — немного подумав, ответил тот. — Вначале у меня не вызывало никаких сомнений то, что Елизавета Озерская — преступница и чернокнижница. Но чем больше я вникал, чем больше разговаривал с людьми, тем больше сомнений стало закрадываться в мои мысли.

Начнём с персон Марии Артамоновны и Вольдемара Потаповича. Как вы знаете, до принятия монашества и семинарии я служил в жандармском управлении и научился распознавать людей. Так вот, эта парочка хоть и прикидывается добродетельной, но следы пороков оставили на их лицах множество отметин.

— Есть такое, — кивнул Серафим. — Да и все слухи об их деяниях совсем не в пользу матери с сыном. Скольких опросили, и ни один хорошо не высказался. А о Елизавете лишь тёплые отзывы от всех солидных людей Кузьмянска. Вплоть до градоначальника графа Бровина. Давно его знаю. Этот кого попало не привечает. Калач тёртый. Что ещё тебя насторожило?

— Крестьяне Озерского. Запуганы сильно. Все одно и то же твердят, словно научил кто-то. Мол, барыня у нас добрая, а мужики с лесопилки из этой деревни. Один дед… Этот…

— Прохор.

— Да, он самый, и ещё дворовая девка Стеша обратное сказали.

— Стешка не считается. По слухам, Елизавета её сестру с того света вытащила.

— То-то и оно, брат Серафим! Благое деяние, а не ворожба чёрная. Не тот коленкор по всем статьям.

— Мы потом о ней поговорим ещё.

— Хорошо. Так вот, по крестьянам. Те, кого мы на лесопилке нашли, не местные, хоть и утверждали все обратное. Ходят по деревне, словно недавно в ней оказались. Восемь мужиков живут в одном доме. Скотины у них нет. Семей нет. И сама изба нежилой выглядит. Вот-вот да развалится. И это при наличии стольких крепких рук. Так не бывает. Ещё и паровую машину запустить не смогли. Говорят, что это делала Елизавета, а сами лишь брёвна под пилу подкладывали, в топку дрова кидали да тяжести перетаскивали.

— Это не преступление, Иннокентий. Так что дальше домыслов идти не может. Но поддерживаю каждое твоё слово.

— Рад слышать. Получается, что Елизавету оговорили. Правда, как ты верно заметил, прямых доказательств этому нет. Барышню хоть и отпустим, но во лжи обвинить её родственников не сможем — глупость ненаказуема. Да и дело уже мирское получается.

— Не торопись отпускать! — сказал пожилой монах. — Эк, как у тебя всё скоро. Есть важный момент, который в доносе не указан. Ты у Марфы шрам видел?

— Конечно. Чудно такое для меня. Но раз девчонка жива, то и судить не за что. Вот померла бы…

— А скажи-ка ты мне. Смог бы ты вот так внутрь человека залезть и болячку из него вытащить?

— Нет, конечно.

— Вооот… И я бы не смог. Тут хорошо надо знать, где что расположено и для чего предназначено. Анатомического театра в Кузьмянске не имеется, а уж в Озерском и подавно. Откуда молодая женщина, всю жизнь просидевшая в деревне, узнала о внутренностях то, что в университетах мало кто из профессоров знает? Я сам когда-то студиозом на доктора учился и понимаю, о чём говорю, хоть и недоучка. Да ещё и до такой степени ловко она ножом орудует, что после вскрытия человек не умирает. Явно не на лягушках подобное изучила.

— Правда твоя… — задумчиво произнёс Иннокентий. — Неужто могилы раскапывала, да мертвецов поганила?! Святотатство!

— А ты говоришь, что невиновная. Нет. Грех на ней серьёзный. Но и тут загвоздка. Преступила она законы Божии и человеческие. Но для чего? Не ради выгоды или служению дьяволу…

— Выгода имеется. Елизавета за свои услуги деньги брала.

— А куда они пошли? Ей в карман? Комнату Лизину видал? Гардероб, где одно приличное платье, которое она бережёт как зеницу ока? Всё за долги мачехи отдавала, себе ничего не оставляя. А эта старушка… Запамятовал имя.

— Анастасия Егоровна?

— Да. Сама прикатила в Озерское, как слух об аресте Елизаветы прошёл. Как она за неё горой стояла! И что благодаря Лизоньке только ещё и жива. И что свет в душе после общения с ней. Заметь, наша подозреваемая от её денег всегда отказывалась. Чуть ли не до ссор из-за них доходило, хотя Анастасия Егоровна ей такие суммы совала, что у других рука сама потянется взять.

Нет, брат Иннокентий! Не для того барышня трупы резала, чтобы к тёмным силам приобщиться. По дурости, но от доброты душевной. Людям помочь хотела.

— Подожди… — растерянно произнёс молодой монах. — Я уже совсем перестал понимать ход твоих мыслей. Как нам с Елизаветой Васильевной поступить? Домой отпустить?

— Сгноят родственнички. Не от светлых мыслей они нас натравить на неё пытались. Не просто выгнать хотят, а всех прав лишить, оставшись единственными наследниками чего-то там. В мирские дела не лезу, но граф Бровин тоже такое подозревает, хоть и без доказательств. Тут корысть замешана, а она и на убийство толкнуть может.

К тому же, оправдай мы девушку, то решит, что ей всё позволено. Тогда не только мертвецов побеспокоить может, но и что-то более богопротивное совершить. Так что никак домой ей нельзя.

— В монастырь? Но не под стражу, а послушницей?

— Также подумал. Только местный градоначальник предложил идею получше. В Подмосковье есть заведение под патронажем семьи Елецких. Богатейшая княжеская фамилия. Естественно, Святая Церковь тоже участие принимает в этом богоугодном деле, хоть и с настороженностью относится к подобным частным начинаниям.

Так вот, содержатся в той лечебнице дамы знатного происхождения с душевными болезнями. А Лиза во многом странная… Очень, раз мертвечиной не брезгует. Граф Бровин предложил из собственного кармана оплатить её проживание там. Думаю, что самое то будет.

Побудет Елизавета в лечебнице с годик, глядишь, и мозги на место встанут. Ну, а дальше, как Бог решит. То уже не нашего с тобой ума дело. Но в Озерское ей пока путь заказан. Не для того мы, брат Иннокентий, нечисть с тобой искореняем, чтобы дурочки-идеалистки в могилу ни за что ложились.

— Да, Серафим… — с уважением протянул молодой монах. — Учиться мне у тебя ещё и учиться. Ещё в дороге устать не успели, а ты уже решение нашёл.

— Ничего! И ты тоже с годами сумеешь. Я-то ведь похуже тебя был, когда в дознаватели Святой Церкви пришёл. Ты, главное, не забывай, что перед тобой прежде всего человек, а потом уже грешник. Иначе в твою душу быстро дьявол дорожку проложит. А нам с его искусами порой тяжелее бороться, чем простым людям. Тяжёл крест Господень, и слабому в Вере его не унести.