Странная барышня

43

Елецкий с Клавдией ушли “наводить шухер”, оставив меня в гордом одиночестве. Я же легла на кровать и стала вспоминать сегодняшний инцидент. Обидно. Даже не то, что меня попытались очернить и представить невменяемой эти высокородные идиотки, а за испорченный хороший день. Да и вся эта возня в песочнице мне больше напоминала детские разборки, не стоящие внимания.

Бесит! Я понимаю, что для местной элиты всё происходящее важно и приравнивается к настоящей борьбе за статусность, но мне вся эта политика до лампочки. Я выросла в другом времени и с иными устоями в голове. Что графиня, что графин — всё едино.

Незаметно для себя задремала. Проснулась от звука отпирающейся двери. Пришла довольная Клавдия и самолично принесла ужин. Что отрадно: не постный. Говяжий бифштекс, свежий варёный картофель, овощной салат и … Бокал красного вина! Вот это новость!

Помолившись, с удовольствием поела. А вот вино отставила в сторону.

— Чего не пьёшь? — посмотрев на бокал, проговорила Клавдия. — Доктор разрешил. Или трезвенница? Правильно!

— Не трезвенница и иногда могу слегка пригубить, — пояснила я. — Тут другое. Благодаря мне вино полностью исключено из рациона других пациенток. Не очень прилично получится, если сама его буду употреблять.

— Не волнуйся, никто не увидит.

— Достаточно того, что вижу я. Совесть не позволяет. Всё должно быть по-честному. Как там всё прошло?

— О! — превратившись в довольную Ворону, стала рассказывать Клавдия. — Когда Илья Андреевич показал железку, которой якобы прижигать лицо будет, вой такой эта дура Витковская подняла, что все чуть не оглохли. И рада бы в содеянном признаться, чтобы беду от себя отвести, но не решается. Это ж позор-то какой!

Когда ей предложили тут посидеть дней десять для проверки на бешенство, чуть ли не ноги целовать доктору полезла… А может, и ещё зачем — с этой распутницы станется. Всю зарёванную, сопливую проводили на первый этаж. Через три комнаты от тебя сидит. Я ей ещё для лучшего выздоровления молитвенник дала и приказала каждый час по одной молитве читать.

— А не грех это, матушка? Она же не больна на самом деле. Получается, что не для блага, а в наказание к богу обращаться будет. Обман.

— Как это не больна? Подлость и дурость посильнее телесных болезней недуги. Про распутство её вообще молчу. Вот ты совестишься, что вино тебе дозволено. Значит, в тебе Бог живёт, раз совесть имеешь. А в Наташке Витковской Бога отродясь не было. Пусть тогда в себя его через страх призывает, раз через благодать не хочет. Правда, этой ни одна молитва не поможет, но хоть лишний раз думать будет, прежде чем грешить. Всё польза.

— Поняла. А что с остальными “бриллиантовыми дамами”?

— Тут князь во всей красе выступил перед ними. Наплёл про их исключительную ценность и неповторимость, а потом представил всё так, будто бы защитить пытается от невзгод всяких. Умеет Илья Андреевич убеждать. Так расписал, что не придраться. Но некоторые, прежде чем разойтись по комнатам, очень нехорошо на графиню Зобнину поглядывали. Да и она сама имела достаточно бледный вид: чувствует, что упала в яму, которую сама же и вырыла. Так что хорошую месть ты за себя придумала. Но смотри, не возгордись! И вот что ещё…

Монахиня сделала небольшую паузу, словно собиралась с мыслями, а потом продолжила.

— Что там у тебя с князем Елецким? Всё время вместе пропадаете, от людей прячетесь. Не к добру такое. На скользкую дорожку ступила.

— Поняла, о чём ты, — улыбнулась я, хотя в душе хотелось послать Ворону за такие расспросы и домыслы. — Не веришь, что мужчина и женщина дружить могут?

— Верю, пока оба в одежде. Но ты женщина красивая, умная, а мужчины часто не той головой думают. Недалеко до греха.

— До него всегда рукой подать, даже в монастырской тюрьме. Было бы желание. Но с Ильёй Андреевичем мы действительно ведём интересные и отнюдь не светские беседы. Его очень мой Дар интересует.

— Не от бога он!

— Всё от бога. Тут же, как с ножом: важны помыслы, а не инструмент. Кто-то им хлеб режет, а кто-то жизни лишает. Дар тоже можно с пользой использовать, если душой чист и во благо применяешь. Когда сидела в узилище, ожидая приговора, то некая матушка Софья…

— Саму Софью знаешь? — удивлённо перебила меня Клавдия.

— Если мы про одну и ту же, то да. Она там главная.

— Она это! Святая женщина! Вот хороший пример для всех нас! Так в вере крепка, что хоть иконы с неё пиши. Странно… С заключёнными грешницами она разговоры не разговаривает.

— Ну, с ней особо и не болтали. Так, пару раз всего. Ещё благословение напоследок от матушки Софьи получила.

— Совсем чудеса! И за что же тебе такая милость?

— Да, помогла одной из монахинь Даром своим. Правда, немного побуянить перед этим пришлось.

— Что побуянила, в то верю. Ты всегда там, где неприятности. Но ничего подобного в сопроводительных бумагах не было.

— Это к моему делу не относится.

— Ну, раз тебе сама Софья поверила, то мне поперёк её благословения становиться глупо. Она нутром души чувствует, поэтому и не приближается к поганым ведьмам узилища. Плохо ей от этого становится. Так уж и быть… Поезжай! Дозволение от Церкви даю.

— Куда ехать? — пришла моя очередь удивляться.

— А куда позовут, туда и поезжай. То уже не со мной говорить. Пора мне. Помолись и спать ложись.

— Подожди! — остановила её я. — Я могу отказаться или нет?

— От молитвы? — насупилась Ворона.

— От поездки неизвестной!

— Если нравится сидеть здесь — сиди. Никто такого “счастья” лишать тебя не собирается. Всё! Хватит праздно болтать! Спокойной ночи! Сегодня наши бесноватые тихие должны быть…

Легко сказать: “Спокойной ночи”! Вот Ворона таинственная! Вначале туману навела про какую-то намечающуюся поездку, а потом, ничего толком не объяснив, свалила в этот же самый туман. А я теперь сиди и мучайся, ожидая очередных сюрпризов. Моя практика пребывания в этом мире показывает, что они редко бывают приятными. Особенно незапланированные поездки: в результате одной из них я здесь оказалась. Вдалеке от родового поместья и только-только начинающего становиться на ноги хозяйства. Столько трудов насмарку!

Вообще-то странное ощущение. Я постепенно привыкаю к этому благотворительному дурдому, и жизнь в деревне всё больше меркнет. Мэри, лесопилка, долги… Они кажутся такими далёкими, будто бы их и нет совсем. Так же, как и моя жизнь в прошлом мире. От него вообще одни отголоски остались. Кажется, что всегда жила здесь, а прошедшее — лишь сон. Незаметно, с этими мыслями пришёл сон и настоящий…

Знакомый мужчина в идеально белом костюме сидит напротив меня, закинув ногу на ногу. Иронично смотрит, улыбается. Кто он на самом деле? Бог, отражение Бога, его посланник или…

— Всё вместе, — отвечает он на мои невысказанные мысли. — Продолжать можно долго, и каждое предположение будет правильное. Я даже сам могу несколько неожиданных вариантов подкинуть. Но ты, Юля, тогда совсем запутаешься.

— Не надо мне вариантов, — согласилась я. — Тут бы с этими разобраться. И я больше не Юлия. Называй меня Елизаветой.

— Могу с тобой поспорить, но это совсем неинтересное занятие. Поверь на слово, что пока ещё остаёшься Юлией со всеми её ошибками. Всё так же успешно решаешь чужие и внешние проблемы, а от собственных внутренних закрываешься. Ну вот, ответь честно. Зачем в разговоре с Клавдией соврала, что испытываешь к Илье лишь дружеские чувства? Ещё и Дар зачем-то приплела.

— Я Клавдии не соврала! Илья Андреевича действительно уважаю и…

— Подожди, — перебил бог меня. — Я ни словом не обмолвился, что сказала Клавдии неправду. Ты обманываешь себя. Свои эмоции, чувства. Обесцениваешь их, подменяя другими, пусть и благородными, но в данном случае неверными понятиями. Ты так всегда поступала. Как только в тебе начинает зарождаться любовь, тут же прикрываешься от неё щитом и убеждаешь себя, что нет ничего.

Ответь… Не мне — я и так знаю. Себе ответь правдиво, почему постоянно думаешь об Илье, ждёшь с нетерпением конных прогулок. Какие желания вызывает этот мужчина в твоей душе и в теле? Когда во всём признаешься себе честно, тогда реши, как поступить с этими откровениями. Стоит ли борьба твоих усилий.

— А если не справлюсь?

— Двери любого монастыря всегда открыты для уставших бороться душ. Это тоже хороший выход. Но… Хочешь, покажу твои семейные часы из прошлой жизни? Знаешь, как они сейчас выглядят?

— Нет! — выставив перед собой ладони, резко ответила я.

— Правильное решение. Пора просыпаться. К тебе гости идут.

Открыв глаза, с бешено колотящимся сердцем уставилась в потолок, пытаясь воссоздать в голове разговор с Богом. То, что это не сон и не бред, абсолютно понятно. Но зачем он явился ко мне? Каждый раз подобное происходит в тот момент, когда в моей жизни должно что-то поменяться. Что на этот раз?

И почему он, словно профессиональная сваха, подталкивает меня к Елецкому? В чём смысл? Опять какие-то полутона, недосказанность. Почему просто нельзя дать инструкцию?!

Мои размышления прервал появившийся Елецкий.

— Доброе утро, Елизавета Васильевна, — с улыбкой поздоровался он.

— Если оно, конечно, доброе, — хмуро ответила ему я.

— Постараюсь его сделать таким. Как смотрите на то, чтобы совершить небольшое путешествие?

— Это зависит от двух вопросов. Когда? Куда?

— Прямо сейчас. Даже завтрака дожидаться не будем. Пока все спят, тайно уедем. А остальные пусть думают, что вы здесь взаперти сидите. Матушка Клавдия на такой вояж разрешение от церкви дала. Без этого я не имею права вывозить вас за пределы нашего Дома Призрения. Но поверьте, что голодной вы не останетесь: у меня собрано много вкусной еды.

— На один вопрос вы ответили, — не унималась я. — Остался второй. Куда собираетесь везти?

— А разве вам не всё равно? — сделал он хитрую озорную морду, явно желая слегка поиздеваться над моим любопытством. — В хорошей компании куда угодно можно… Смею надеяться, что моя компания не самая плохая. Новые интересные беседы, новые впечатления.

— Спасибо, но я уже была в узилище. Что-то обратно туда не хочется, даже вместе с вами. Ещё есть много мест, которые не смогу назвать романтическими при всём желании. Скотобойня, например. Или экскурсия по привокзальным общественным нужникам. Так что, как видите, не всё равно. Лучше уж здесь посижу. Тепло, сытно и мухи не кусают.

И вообще! Перестаньте наводить тень на плетень! Может вам это и весело, но за последние сутки я устала от сюрпризов. Ещё пара недомолвок и полностью оправдаю нахождение в этой комнате, превратившись, как говорит Ворона, в “бесноватую”.

— Зато тащить никуда не придётся, — спокойно отреагировал Елецкий на мои слова, продолжая издеваться над моим любопытством. — А скотобойня и прочее? Неужели вы, Елизавета Васильевна, такого плохого мнения обо мне?

— И о себе не лучше.

— Неважно. Так да или нет?

— Естественно, да.

— Прекрасно! — протянул он мне накидку. — Надевайте, чтобы лишние глаза вас не увидели. Карета стоит у заднего входа.

— Всё-то вы предусмотрели. Будто бы не сомневались в моём решении.

— Ни на минуту не сомневался. Я же, если помните, доктор, изучающий человеческую психику.

— Шарлатан! — тут же беззлобно огрызнулась я, уже эмоционально втянувшись в авантюру и предвкушая интересное приключение.

— С удовольствием обсужу этот термин в поездке. Ехать нам около четырёх часов, так что наговоримся.