Странная барышня

55

— Как поговорили с бабушкой? — по дороге к княгине, поинтересовалась я у Ильи Андреевича.

— О! — усмехнулся он. — Чудесно! Много нового о себе услышал. Вернее, старого, но в новой интерпретации. Когда Екатерина Михайловна заговорила о ваших идеях, то я тут же стал яростно доказывать, что они не нужны и ничего менять не собираюсь. За это получил первую выволочку и распоряжение сделать всё, как вы велели. Естественно, не стал соглашаться, и она, устав от этого спора, приказала не мешаться у неё под ногами, так как сама перестроит всё тут в лучшем виде.

— Первую выволочку? Судя по этой фразе, была и вторая.

— Верно, Лиза. Но уже не по делам приюта, а по моей персоне прошлась бабушка. Я теперь до такой степени никчёмный мужчина, что даже деревенская помещица на меня внимания не обращает. Вам, кстати, тоже досталось.

— И в чём же меня обвинили? — с интересом спросила я.

— В упрямстве, конечно. Не поверите, но обидно было слышать, что оно превосходит моё. А вот одна фразочка очень понравилась. По мнению бабули, будь вы достаточно благородных кровей, то составили бы мне отличную пару и смогли бы сделать из её непутёвого внука приличного человека. Так что имейте в виду, Елизавета Васильевна, что я пока остаюсь “неприличным”. Наверное, из-за этого мне очень хочется вас поцеловать.

— Вы становитесь всё более настойчивым, князь.

— Вам это не нравится?

— Внимание такого красавца не может не нравиться, но давайте пока оставим фантазии в стороне.

— Я ещё и красивый? — усмехнулся он. — А как же уши? Екатерина Михайловна долго их разглядывала, вооружившись моноклем, а потом произнесла: «Нормальные. Тут она наговаривает.».

— Сами просили придумать вам недостатки, — тоже с улыбкой ответила я. — Но, честно говоря, вашу игру с княгиней не нахожу разумной. Из этой затеи ничего не выйдет, и я не стану чем-то большим для неё. Так и буду считаться пациенткой и одновременно обслуживающим персоналом.

— Не скажите, Елизавета. Екатерина Михайловна обладает очень живым умом и обширными знаниями. Несмотря на свой возраст, даже сейчас держит все дела семьи под своим контролем. Про бескомпромиссный, по мнению многих, экстравагантный характер и упоминать не буду. Всё это приводит к тому, что бабушку сильно раздражают в людях глупость и никчёмность. Среди великосветских дам большинство страдает этими недостатками.

Не оставляя попыток меня женить, она сама признаётся, что практически не на ком. Словно не мне, а себе жену выбирает! Но я с ней полностью согласен.

— И всё равно устраивает постоянные смотрины, — уже без радости в голосе прокомментировала я.

— Верно. Привыкла доводить дело до конца, и любая неудача раззадоривает княгиню. Вы же, Елизавета Васильевна, выгодно выделяетесь на фоне остальных. Не пытаетесь строить планы по вхождению в семью Елецких, имеете отличный ум, знания и не прогибаетесь под бабушкин характер, показывая себя сильной личностью.

Если княгиня решит, что вы больше всех подходите стать женой её внука, то она не остановится ни перед чем. Даже разница в титулах её не смутит и то, что вы как бы против. Тем более, когда вы против! Повторюсь: неудачи и сопротивление лишь раззадоривают княгиню.

— Вы знаете, Илья Андреевич, — призналась я, — меня, честно говоря, очень смущает, что взрослый мужчина ждёт одобрения бабушки и сам не принимает решения.

— Я его уже принял. Готов в любой момент признать вас своей женой, не оглядываясь на все условности. Другой разговор, что такой серьёзный мезальянс возможен лишь с разрешения императора. Екатерина Михайловна легко может сделать так, что его не будет. И наоборот, кстати, тоже может. Так что приходится прислушиваться к её мнению. Думаю, что вы не согласитесь жить со мной во грехе без венчания.

— А вы?

— Я люблю вас, поэтому не хочу позорить ваше имя в угоду своим желаниям.

— О, какое благородство!

— Слышу иронию в вашем голосе. Елизавета. Зря вы так. Общественное мнение важно не только для нас с вами, но и для наших будущих детей. Не надо их с рождения загонять в позорные рамки бастардов. К тому же фамилия Елецких — не пустой звук и откроет многие двери перед ними. Носить её почётно. Пусть наши с вами дети имеют полные права быть Елецкими.

— Вы уже и детей распланировали?

— Да. Более того: и как мужчина, и как учёный не вижу другой кандидатуры на роль их матери. Чувства — это замечательно, но и про разум забывать не надо. Думаю, что вас не шокируют эти слова, так как знаю, что вы тоже за гармонию между головой и сердцем.

— Абсолютно не шокируют. Только: князь и какая-то помещица без поместья…

— Не какая-то, а которая смогла покорить князя. Вот я тут в менее выигрышном положении. До сих пор уговариваю вас стать Елецкой. Даже родословная не помогает. Позор!

Резко остановившись, Илья Андреевич взял меня за плечи и серьёзно посмотрел в глаза, оставив в сторону игривый тон.

— Лиза. Никогда не думал, что со мной подобное произойдёт, но оно случилось. Я люблю вас. Ответьте мне прямо. Здесь. Сейчас. У меня есть шанс на полную взаимность?

— Есть, — не стала скрывать я. — Или считаете, что я каждому встречному позволяю целовать себя? Уже говорила, что вы мне нравитесь очень. Но вы помните мои условия: дракон, спасение принцессы и чудо. Аллегория, конечно, но вы понимаете, насколько всё у нас сложно и без сказок. Давайте не будем себя тешить иллюзиями. Предлагаю отталкиваться от реалий, чтобы потом не страдать от несбывшихся надежд.

— Спасибо, — кивнул он. — Мне было важно это услышать.

— Что именно?

— Что у меня есть надежда. Остальные проблемы — мелочи. Я пошёл в бабушку и не привык отступать.

— Сейчас вы меня совсем не обрадовали таким сравнением.

— Ничего! Это не так и страшно. Всё. Вот двери Екатерины Михайловны. Срочно делайте недовольный вид и… АЙ! — подпрыгнул князь. — Вы зачем мне на ногу каблуком наступили?!

— Теперь и вы морщитесь, — с лёгким злорадством ответила я. — А то лицо больно довольное было.

— Тиранша!

— Зато не неженка! Хватит причитать — вторая нога же не болит.

— Я запомнил, Елизавета Васильевна!

— Вы ещё и мелочный, господин доктор?

— Абсолютно нет. Поэтому отомщу вам с размахом. В качестве лечения будете слушать, как я играю на рояле. Поверьте, сами запроситесь на первый этаж к бесноватым, так как у меня нет ни малейшего таланта к музицированию. А уж если запою…

— Прекратите, — приложила я палец к его губам. — А то сейчас рассмеюсь, и княгиня услышит.

В покои Екатерины Михайловны вошли, словно не любезничали, а всю дорогу ссорились. Внимательно оглядев нас, старуха, явно не почуяв подвоха, строго спросила.

— Опять спорили?

Промолчали, сурово косясь друг на друга и с трудом сдерживая улыбки.

— Понятно… Не знаю, кто из вас больше виноват, но допускаю, что оба. Елизавета. Моя дочь находится здесь. Для вас это не секрет, хотя стараюсь не афишировать подобное среди других постоялиц. Дар я ваш сама лично прочувствовала, поэтому доверяю ему. Мне очень хочется, чтобы осмотрели больную. Не пытайтесь мне понравиться и не даруйте надежду, если её нет. Я готова принять любой исход. Долго… Слишком долго мы все живём с этим тяжким грузом на плечах.

— Если нужна помощь, то всегда готова к ней, — без иронии ответила я. — И как вы правильно заметили, в некоторых вещах нужно быть честным во всём. Поэтому, если мой ответ вам не понравится, то…

— Поэтому и позвала, — перебила меня княгиня. — Вы, Елизавета, не из дворняжек, что будут перед всеми вилять хвостом в надежде получить кость помясистее. Больше гордую волчицу напоминаете. Не по чину такой быть, но что выросло, то выросло. И раз мы друг друга поняли, то прошу…

В этой части дома я никогда не бывала. Исключение — покои Елецких. Пройдя по коридору, мы по винтовой лестнице поднялись почти под самую крышу флигеля и постучались в неприметную дверь, которую нам тут же открыла одна из монахинь. Увидев нас, сестра молча отошла в сторону, пропустив вовнутрь.

Комната матери Ильи не поражала особыми размерами, но видно, что здесь всё обустроено с заботой и любовью. И цветы… Много цветов, как в горшках, так и в букетах. Не удивлюсь, если князь сам их приносит.

Сама же больная лежала посреди комнаты на огромной кровати в белой длинной сорочке. Волосы вымыты, тщательно расчёсаны и нет запаха, что часто витает в помещении, где долго находятся тяжелобольные люди. Но, увидев её лицо, я ужаснулась. Исхудавшее до состояния дистрофии! Уверена, что скрытое сорочкой тело не в лучшем состоянии.

— Когда она принимала пищу в последний раз? — спросила я у Ильи Андреевича.

— Вчера. У мамы, несмотря на полную отрешённость от мира, сохраняется глотательный рефлекс, поэтому мы поим её через специальную воронку питательным бульоном. Но в последнее время и эта функция организма затухает.

— Какие функции есть ещё?

— Раньше открывала глаза. Но ничего не видела — я проверял. Теперь уже не открывает. Мне кажется, что ей осталось недолго…

— Посмотрим! — преувеличенно бодро ответила я, разминая пальцы. — Пожалуйста, отойдите все немного в сторону. Думаю, что провожусь долго.

Ошиблась. Даже первичный осмотр показал: тело настолько больно, что лечить его уже бессмысленно. Не сдаваясь, прошлась ещё раз своим Даром. Мозг фонит так, что подозреваю огромную опухоль в нём. Слабое сердцебиение, желудка практически нет, печень в ужасном состоянии — явный цирроз. Со всеми этими болячками бедная женщина должна испытывать сильнейшие боли, но всё показывает на то, что болевого синдрома нет. С одной стороны, это хорошо, не мучается, а вот с другой — всё очень плохо. Как говорится, если у тебя что-то болит, значит, ты жив.

— Ну что? — первой не выдержала княгиня. — Есть шансы?

— Нет, — удручённо покачала я головой. — Удивительно, что она вообще ещё жива. Мне очень сложно подобное говорить вам, но готовьтесь со дня на день к печальным событиям.

— Ты, голубушка, не спеши. Посмотри её ещё разочек. Даром своим полечи, авось и выходишь.

— Не хватит меня. Даже сотня таких, как я, не поможет. Лишь продлится агония. Отпустите её.

— Что ж, — с болью в голосе произнёс Илья Андреевич. — Я сам вижу, что дни мамы сочтены, но так хотелось верить в чудо. Пойдёмте, Елизавета Васильевна. Больше нам тут делать нечего.

— Подождите, — остановила я Елецких. — Дайте мне одну минуточку наедине с ней.

— Зачем? — подозрительно посмотрела на меня княгиня.

— Хочу помолиться и достучаться до её души, мечущейся между небом и землёй. Я не могу вылечить, но попытаюсь успокоить.

— Благое дело…

Снова подойдя к матери Ильи, села рядом на стул и положила ей на лоб свою ладонь, которую напитала Даром. Зачем я это сделала не понимаю, но показалось, что сейчас будет правильно именно так.

— Господи! — мысленно обратилась: — Я знаю, что ты меня слышишь и наблюдаешь за каждым моим шагом. Иначе зачем закинул в этот мир? Может, я и плохая ученица. Может, делаю всё неправильно, но не сердись. Я стараюсь.

Но не о себе сейчас. Помоги этой женщине. Дай ей свободу. Она заслужила. У неё замечательный сын, которого, ты был прав, я люблю. Княгиня тоже неплохая, хоть и очень вредная старуха. Они оба переживают. Они живут с этой болью в душе много лет. Помоги и им тоже…

Прочитав свою импровизированную молитву, обратилась уже к матери Ильи.

— Жаль, что мы с вами так и не смогли нормально познакомиться. Хотя, может быть и хорошо. Вдруг не поладили бы. Но сейчас это неважно. Я просто хочу вам сказать спасибо, что родили Илью. Не знаю, как сложится наша с ним дальнейшая судьба, но обещаю вам, что буду заботиться о вашем сыне. А если нам повезёт и будут дети, то обязательно назову дочку в вашу честь. Так что вы всё равно будете с нами.

Неожиданно ладонь на лбу напиталась теплом. Но не от моего Дара, а от тела матери Ильи. Всего на краткое мгновение пришло это ощущение, но оно разлилось по мне каким-то умиротворяющим спокойствием, дающим силы. Как резко пришло, так и пропало. Знаю, что это, хотя и не понимаю откуда. Слова сами всплыли в моей голове: Благословение Матери.

— Спасибо, — тихо прошептала я. — Я вас не подведу.