Странная барышня

33

Заехав в ворота, мы сразу очутились в огромном, немного диковатом парке. Было видно, что уход за ним почти не ведётся. Но чем ближе подъезжали к особняку, тем больше парк преображался. Появились ухоженные дорожки, цветочные клумбы и искусно выстриженные топиарии. Поразительно, но нет людей. Лишь несколько монахинь промелькнули вдалеке. От этой пустоты стало немного не по себе.

Выехав из парка, пересекли просторную лужайку и остановились у высокого особняка. Огромное трёхэтажное здание жёлтого цвета с двумя флигелями, имеющими остроконечные крыши. Большие окна центральной части дома были с решётками, которые сразу бросались в глаза и портили весь облик этого, без сомнения, величественного сооружения.

Около широкого парадного входа с гранитной лестницей нас встречало несколько монахинь. Одна из них отличалась от других большим серебряным крестом на груди и внушительной связкой ключей в руках. Скорее всего, это местная кастелянша или смотрительница. Пока не знаю, как её правильнее обозвать, но явно начальница.

— Здравствуй, матушка, — первым выйдя из тюремной кареты, вежливо обратился к ней поручик, склонив голову. — По приговору…

— Знаю, — перебила она его, даже не попытавшись улыбнуться. — Как добрались?

— С божьей помощью. Всё прошло хорошо.

— Пусть твоя подопечная выходит. Теперь она под нашей опекой. А вы отдохните в гостевом доме и потрапезничайте. Я распоряжусь, чтобы вам накрыли стол, а лошадям предоставили стойла и овёс.

— Прощайте, Елизавета Васильевна, — официально обратился ко мне офицер. — Желаю вам победить свой недуг.

— Спасибо, — в том же тоне ответила я, понимая, что дружеский сейчас неуместен. — Сил вам, терпения и удачной службы.

Больше я поручика Петра Евстафьевича Долина никогда не видела, но память сохранила тёплые воспоминания об этом человеке, с которым провела почти двое суток в пути. Благодаря ему я забыла на некоторое время о своих невзгодах и о том, что меня всё дальше и дальше увозят от поместья Озерское. Я внутренне смирилась с переменами в судьбе и теперь была полностью спокойна, не собираясь рефлексировать по каждому поводу.

— Пойдём, — неприветливо приказала “ключница”, повернувшись к двери.

По бокам от меня тут же встали две монахини и одна позади. Понятно: опасаются, чтобы чего не отчебучила ненормальная. Под таким конвоем я и вошла в свой новый дом.

Пройдя через двустворчатую с цветными витражами дверь, оказалась в огромном холле. Из него наверх вела широченная лестница с мраморными перилами и ступеньками. Но меня повели не на неё, а налево. Длинный узкий коридор со множеством дверей, закрытых на увесистые амбарные замки, совсем не поднял настроения. Особенно мне не понравились проделанные в дверях маленькие тюремные окошечки и звуки, что иногда доносились из-за них. Кажется, этот “курорт” ненамного приятней узилища.

Остановившись около одной из открытых камер, ключница приказала мне.

— Заходи и располагайся. Не шуметь, в дверь кулаками не стучать, слова богохульные не выкрикивать.

Послушавшись, переступила порог комнаты и осмотрелась. Чисто. Достаточно светло из-за большого окна с решёткой по обе стороны стекла. Стол, железная кровать. И то и другое прикручено к полу. Под самым потолком висит икона. Да… Не “пять звёзд”, как втайне надеялась. Но хоть не темень. И на кровати постельные принадлежности есть. Тюремные, правда, но после узилища такое за роскошь.

— Извините, а как к вам обращаться? — спросила я у главной.

— Матушка Клавдия.

— Очень приятно. А каков распорядок дня у вас?

— Не у нас. У тебя и у таких, как ты. Утренняя молитва. Трапеза. Обход доктора и им прописанное лечение. Обед. Дневная служба в храме. Дальше свободное время. Ужин. Вечерняя молитва. Сон. Но это если ты не бесноватая. А так здесь сидеть останешься. Завтра Илья Андреевич приедет, осмотрит и решит, как с тобой поступить.

— Это ваш врач?

— Доктор. Есть ещё несколько лекарей, но князь Илья Андреевич Елецкий является главным над ними, а также одним из меценатов этого заведения, которое основала его бабушка — княгиня Екатерина Михайловна Елецкая.

— Спасибо за разъяснения, — кивнула я. — Признаться, очень голодна после поездки.

— Брюхо набивать о молитве забыв?! — неожиданно с фанатичным блеском в глазах воскликнула до того спокойная Кладия. — Проклятые вы! Как есть проклятые, если о главном забываете, телеса свои нежа! Не бывает душевных болезней у тех, кто от Бога не отрекается! Поделом! Сгорите в Геенне Огненной!

— Кормить будут или нет? — в вежливом тоне продолжила я. — Судя по вашей жопе, должны часто.

— Да как ты смеешь, грешница?!

— Кто-то смеет, а кто-то жрёт. Могу поменяться местам, так как кушать хочется больше, чем с вами спорить. Подумать только! С виду в Бога веруете, а нуждающемуся корочку хлеба пожалели. Пожалуй, действительно начну с молитвы… О спасении вашей души.

Захлопнувшаяся дверь звоном отдалась в ушах. Правда, через несколько минут она открылась, и молодая, но суровая монахиня почти швырнула мне на стол половину буханки ржаного хлеба и кружку воды.

Даже после узилища эта еда показалась скудной. Но ничего! Не привыкать! Ощущение моральной победы над этой фанатичной, пытающейся сразу прижать меня к ногтю особе поднимало настроение. И почему-то мне кажется, что матушка Клавдия тоже понимает, что сегодня проиграла. Захочет отыграться? Несомненно! Сильный человек не сдаётся без боя. Вот и выясним, кто из нас сильнее.

До ужина обживалась, не пытаясь устроить бунт. Потом принесли еду. Вкусную курочку, запечённую с картофелем, кисель и несколько сдобных булочек. А не так и скоромно живут затворницы, оказывается! Я все пальцы облизала, смакуя каждый кусочек! Ночью не могла уснуть. Душераздирающий вой и стенания из соседних комнат в полнейшей ночной тишине били по нервам. Вначале жалела обладательниц этих звуков, а потом поняла, что хочу получить двустволку и пройтись по палатам со стрельбой и матерными словами. Блин! Верните меня обратно в узилище! Лишь под утро соседки подуспокоились. Действительно — бесноватые.

Позавтракав омлетом и выпив стакан молока, наконец-то смогла немного поспать. Лязг отодвигаемого на тюремной двери засова заставил проснуться и вскочить.

Вместо очередной надзирательницы в комнату вошёл высокий мужчина лет тридцати-тридцати пяти. Этот подтянутый брюнет был одет с иголочки, по последнему слову моды, но, в отличие от того же Вольдемарчика, одежда сидела на нём идеально и не вызывала чувства попугаистости. Было видно, что он привык к дорогому стилю с детства, поэтому не выпячивал его, принимая как должное. Лицо серьёзное и такое… Слов подобрать не могу, но встречала нечто подобное у путешественников и моряков. Словно солнце других стран въелось в кожу, навсегда оставив память о себе. Глаза умные, но с лёгкой, едва заметной весёлой чертовщинкой. Да… Непростой мужчина, но он мне нравится.

Посетитель тоже молчал и разглядывал меня. Надеюсь, выводы сделал положительные. Почему-то мне очень этого хочется.

— И как? — первым подал голос он.

— В целом хорошо, — с царственным кивком ответила я. — Но не хватает белого коня и букета из алых роз. Я как-то так себе представляла принца, что приедет меня освобождать из замка дракона.

— Конь в стойле, — улыбнулся он. — Даже с мастью угадали: именно на белом приехал. С цветами, извините, но у меня есть оправдание: я по совместительству и есть тот самый дракон, поэтому должен поддерживать репутацию злодея. Разрешите представиться, сударыня: Илья Андреевич Елецкий. Здесь все зовут меня просто доктор. Вы тоже можете.

— Очень приятно. Елизавета Васильевна Озерская. Здесь все зовут меня просто: сумасшедшая, грешница и так далее. Больше всего обижаюсь на бесноватую. После сегодняшней ночи у меня к подобным личностям особое отношение.

— Спать мешали?

— Их вой колыбельной песенкой назвать сложно.

— Понимаю. Некоторые особы боятся темноты, поэтому с её наступлением тревожатся.

— А свет им оставить не пробовали?

— Чтобы себя подожгли или пожар устроили? Увольте!

— Да. Не подумала, — согласилась я. — И что дальше будем делать, Илья Андреевич?

— Я продолжу обход, а вы сидеть здесь. По тому, что я вижу, вы не производите впечатление невменяемой. Присутствует критическая оценка, ирония и понимание ситуации со способностью делать выводы. Есть, конечно, толика агрессии, но она вызвана серьёзной, не очень приятной переменой в жизни.

Но, к сожалению, в моей практике уже были случаи, когда внешне адекватная пациентка внезапно превращалась в фурию. Как только буду полностью уверен, что с вами не так, то сразу переведу в более комфортабельный номер.

— И сколько времени займёт первичное обследование?

— Хм… Первичное обследование? — удивлённо-задумчиво произнёс доктор. — Вы меня сейчас поразили в самое сердце. И много ли подобных терминов ещё знаете?

— К сожалению, да. Ибо ”Maxime scientia multa dolores”, - решила я пойти ва-банк и процитировала известное латинское изречение.

— От многих знаний множатся печали? — вольно перевёл он, совсем растерявшись от моих слов. — Ээээ… Никогда не слышал подобный афоризм. Латынь из уст женщины — тем более. Уверен, что нам предстоит ещё много незабываемых встреч. Ну, а пока вынужден оставить вас в одиночестве. Отдыхайте. “Optimum medicamentum quies est”.

Процитировав, Елецкий вопросительно уставился на меня. Не буду его разочаровывать.

— Не согласна. Лучшее лечение — это не покой, а то, что производится по правильно поставленному диагнозу. И не делайте, Илья Андреевич, таких больших глаз.

— Вввсего ххорошего, — пробормотал он и быстро вышел из комнаты.

— До свидания, господин дракон! — рассмеявшись, крикнула я вдогонку. — В следующий раз не забудьте цветы!

Оставшись одна, проанализировала свою выходку. Ведь изначально же не хотела выпендриваться. Собиралась тихо сидеть и крестиком вышивать. Но почему-то, увидев князя, словно с цепи сорвалась. Безумно захотелось ему понравиться, удивить. И чтобы Елецкий обратил на меня особое внимание. Ах, какой мужчина! Прямо до мурашек! Даже не знаю, кто виноват в таком взрыве эмоций: гормоны молоденькой Лизы или мои старые вкусовые предпочтения. Допускаю, что всё вместе бабахнуло. Вот не живётся мне легко: сама себе проблемы на пятую точку создаю…