Странная барышня

25

Решение сложное, но я его приняла. Взяла самый острый нож, которым делала операции и тихонечко подкралась к спальне Вольдемара. Даже туфельки сняла, чтобы не цокать каблуками. С жутким страхом в душе отворила дверь, молясь, чтобы она не скрипнула и не разбудила спящего мужчину.

Повезло. Нажравшись, он спал беспробудным сном, храпя как трактор. Подобралась. Зажгла свечу. Осторожно отодвинула скомканное одеяло. Лежит голубчик, в ночной рубашке. Аккуратненько задрала её подол, оголив мужское естество. Хорошо, что без трусов, а то точно что-то вроде кружевных стрингов обнаружила бы!

Включив врача и отставив в сторону брезгливость, взяла “хозяйство” в кулак и приставила к нему нож. Вольдемарчик блаженно застонал от такого. Видимо, эротические сны сниться начали. Ну-ну! Ненадолго!

Резкий удар кулака в живот заставил проснуться эту скотину. Чудом успела немного отвести нож, чтобы не обрезать у корня его “стручок”.

— Ожил, зайчик? — ласково спросила у него, слегка вдавливая лезвие в причинное место. — Хотел сладенького? Сейчас получишь! Собственное и прямо в рот. Постараюсь отрезать быстро и аккуратно.

— Лиза… Лизонька! Ты чего удумала?! — пропищал он, бешено вращая зрачками.

— Каждый развлекается, как может. Я вот так могу. У нас с тобой интересная игра намечается, будущий евнух.

— Лиза… Так нельзя! Прости! Я всё понял!

— Что ты понял? То, что я всегда могу подловить тебя и оскопить? Или что нельзя скверно обходиться с пусть и названой, но сестрой?

— Всё! Всё понял! Убери нож!

— А ещё ты должен понять то, что хоть одна дворовая девка пожалуется на твои домогательства, то сожрёшь собственные яйца. Ещё ты забыл, что Дар имею. Прокляну и в жабу превращу.

Тут я соврала, так как даже если бы и была возможность совершить подобное “колдовство”, то ни за что не рискнула использовать Дар во вред. Никто не знает, как подобное может для меня аукнуться.

— Я не буду! Прекрати, пожалуйста!

— Отлично. — удовлетворённо сказала я. — Но памятку для твоего слабого умишки всё-таки оставлю.

После этого сделала два неглубоких, очень неприятных надреза кожи около мошонки Вольдемара. Воплей не было: он сразу потерял сознание. Неопасно. Но моральное удовлетворение за свои недавние переживания всё-таки получила.

Утром мы наблюдали замечательную картину. Вольдемарчик, расставив ноги шире плеч, неловко проковылял в столовую.

— Сынок! — тут же всполошилась Мэри. — Ты не болен?

— Болен, — за него ответила я. — И если он ещё раз приблизится ко мне, то вместе с ним пострадает и та, что потакает сынишке. Возьму осиновый кол и… Я девушка приличная, поэтому, Мария Артамоновна, сами представьте те места, в которых он может оказаться.

Ещё один моментик… Стеша вчера спасла вашего непутёвого сынишку от серьёзного греха. Надеюсь, что вы поблагодарите её за это, не повышая голоса?

— Я… Не…

— Замечательно! Ловлю вас на слове. А теперь позвольте откланяться. Работа не ждёт!

Во время нашего разговора Вольдемар не проронил ни единого слова. То ли по причине непонимания, как на всё реагировать, то ли по причине врождённой трусости. Скорее всего, и то и другое. Но мне сейчас искреннее на него плевать.

Заехавший за мной Прохор отвёз на лесопилку. Памятуя о завтрашней встрече с кредиторами, я потратила на неё весь день. Но оно того стоило. Первое, размеченное бревно оказалось на подающей тележке, которую мужики плавно подкатили под движущуюся пилу. Я с замиранием сердца смотрела, как стальные зубья вгрызаются в дерево, и одновременно страшилась того, что сейчас всё заклинит, паровой котёл взорвётся или порвутся приводные ремни. Обошлось… Первая доска есть! И потратили на неё минуты три, не более!

От счастья я завопила как бешеная, запрыгала, хлопая в ладоши, а потом со словами благодарности полезла обниматься к мужикам. Они оторопели от такого, но было видно, что им приятно подобное внимание и оценка их труда.

Пока не стемнело, мы умудрились сделать с десяток досок. После чего я проверила механизм на износ и осталась в полном удовлетворении от увиденного. Кое-что подкрутить надо, но это не смертельно. Ещё попросила от двух досок отпилить по куску сантиметров сорок. Хочу их взять завтра в Кузьмянск и показать знающим людям, способным оценить качество.

Уставшая, но довольная, в усадьбу вернулась затемно. Встретила меня Стеша.

— Лизавета Васильевна, водица горячая сварена.

— Вот спасибо! — искренне поблагодарила я. — Это то, что мне сейчас очень нужно. Хорошо, что догадалась.

— А чё тута гадать? Вы когда из лесу, то всегда изгвазданная. А сегодня аж цельный день тама. Я ещё покушать отложила. Голодная, небось?

— Как зверь! Вольдемар с мачехой где?

— Барыня в своих покоях карты раскладывает, а барчук спит. Пил сегодня цельный день и непонятно на кого ругалси… Прямо аж жуть какими словами!

— Уверена, что на меня. Ладно. Пойдём мыться и кушать. Не до этого урода сейчас.

Утром Макар запряг лошадь в двуколку, и мы отправились в город на переговоры.

Весна! Я не люблю её начало со всей этой слякотью, грязищей и резкими перепадами погоды. Зато обожаю, когда она полностью входит в свои права. Голые деревья за неделю становятся зелёными, солнце начинает припекать так, что уже и мыслей нет о тяжёлой зимней одежде. И дышится… Жизнью!

Именно с таким оптимистическим настроением я и въехала в город. Остановились у крыльца двухэтажного деревянного строения с незамысловатой надписью “Банк”. Внутрь прошла без помех и спокойно добралась до кабинета управляющего, который мне показал услужливый паренёк. Поразительная беспечность! И это в месте хранят деньги! Хотя допускаю, что охрана всё-таки есть, и для этого тихого патриархального городка её достаточно.

— Иван Иванович Брювельд, — представился пожилой мужчина за столом. — Вы по какому делу, сударыня?

— Елизавета Васильевна Озерская. Представляю интересы своей мачехи Марии Артамоновны. Вот её доверенная бумага, — с вежливой улыбкой произнесла я и положила документ на стол.

Лицо управляющего сразу из любезного превратилось в озабоченное.

— Елизавета Васильевна. Если ваша родственница опять хочет отложить выплаты по старым кредитам или собирается взять новый, то должен буду отказать.

— Отнюдь, Иван Иванович. Я бы хотела начать гасить долги. По бумагам до конца весны моя мачеха должна вам выплатить одиннадцать тысяч рублей…

— Извините, но не одиннадцать, а двадцать две тысячи сто сорок пять рублей с учётом всех процентов, — перебил меня управляющий.

— Но это невозможно! — неприятно удивилась я, услышав сумму, вдвое превышающую ту, что видела в расписках.

— У меня очень хорошая память на цифры, поэтому никакой ошибки нет. Остальные тридцать восемь тысяч двести девяносто три рубля должны быть погашены к концу этого года. Если хотите, то могу показать вам все бумаги, лично подписанные госпожой Озерской Марией Артамоновной.

— Будьте любезны!

Через десять минут передо мной лежала пухленькая папка. Я стала перебирать в ней бумаги, сверяясь со своими. Все сходятся, кроме одной. Кредит выдан в этом году восемнадцатого февраля. Десять тысяч рублей под двадцать процентов. И выплата… Послезавтра последний срок!

— Это что?! — ткнула я в бумажку. — Какие огромные проценты за два месяца! И у меня нет информации, что Мария Артамоновна брала эти деньги!

— Значит, вам о них просто не сказала. Брала их она лично. Вот подпись её под документом. Признаться, проценты действительно велики. Скажу откровенно… Когда госпожа Озёрская влетела зимой ко мне в кабинет и потребовала очередной кредит, то хотел ей отказать: она и так должна слишком большую сумму.

Чтобы не вступать в длительные ненужные споры, предложил ей эти условия. Думал, что откажется, так как ни один здравомыслящий человек подобное не подпишет. Но она подмахнула не глядя. После этого заявила, что Бог её любит и деньги сами находятся в нужный момент. Так что думать о них — это занятие для неудачников.

— Кажется, эта неудачница перед вами… — грустно произнесла в ответ, услышав такие новости. — Ехала к вам, рассчитывая почти полностью закрыть долг. У меня есть чуть больше восьми тысяч рублей. На остаток хотела попросить рассрочку в месяц-полтора. Со дня на день открываю производство, сулящее неплохую прибыль. Но тут… Неподъёмная сумма!

— Понимаю ваше состояние, — сочувственно сказал управляющий. — К сожалению, ничем помочь не могу. А что за производство?

— Доски. Мой отец незадолго перед смертью купил паровую лесопилку, и я её запустила вчера.

— Прекрасно! Вы удивили меня, Елизавета Васильевна! Чтобы молодая барышня и такой сложный механизм освоила, это… Я не знаю, как это назвать, но восхищение вызываете! Мой вам совет: не связывайтесь с мачехой и уезжайте. Делайте свои доски, которые принесут вам прекрасный доход. Поверьте, с безудержными тратами Марии Артамоновны поместье Озерских скоро перейдёт в собственность других.

— Рада бы, да не могу, — призналась я. — Во-первых, мне некуда ехать. Во-вторых, паровая машина теперь принадлежит Вольдемару Кабылину, сыну мачехи. Я же её только арендую. Да и производство всё расположено в нашем поместье.

— Да. Тогда у вас действительно нет выхода…

— Нет! Есть! — вскочив, с жаром произнесла я, поняв, как буду действовать дальше. — Не знаю, что получится с зимним, но этот кредит погашу в срок! До скорой встречи, Иван Иванович! У меня появилось одно неотложное дело.

— Искренне желаю вам удачи в нём, — с благодушной улыбкой кивнул управляющий. — Вы, Елизавета Васильевна, интересная барышня. Хочется, чтобы у вас было всё хорошо. Жаль, что родственников не выбирают. В других условиях с такой деятельной натурой вы могли бы далеко пойти… Надо же! Паровую лесопилку соорудили!

Пошла я не так чтобы далеко, а к главе города графу Бровину. Он сам меня зазывал в гости на чай. Пришла пора принять приглашение.