Привет от Татьяны Алексеевны и от Галки.
Как у вас клюет на Днепре и в Скризнеке?
Февраль 1967 г. Ялта
Витя, милый, очень радовался твоему письму. И завидовал, я не умею писать таких писем. Трудно здесь одним без друзей и дыхания. Ялта по уши ушла в косматый и цепкий морозный туман. В Москву ехать боюсь.
Писать пока что трудно. — Таня очень устала со мной. Отъезд в Москву отложен до 15 марта.
Сегодня наконец стало чуть легче дышать, — пошел дождь.
Воробьи с ночи собираются стаями и спрашивают про тебя, — им не нравится, что тебя здесь нет. Стучат клювами в стекло.
Пишу наспех, а собраться для большого письма не хватает сил.
Целую тебя, Симу, очень. Симу мы все хвалим каждый день за европейство, за то, что она «венка». Привет Оле и Лиде.
Держитесь!
Ваш Паустовский.
Здесь какая-то смутная и потертая молодежь. Пиши. Скоро увидимся.
Волнуемся за Галку.
24 ноября 1967 г. Москва
Дорогие друзья!
Шесть лет назад, покидая Польшу, я с чувством грусти, хорошо знакомым всем скитальцам, думал о том, что оставляю часть своего сердца в стране, с которой у меня связано так много.
Мне было девять лет, когда меня привезли в Ченсто-хов. Во время первой мировой войны я вместе с польскими беженцами отступал на Восток. А что может сблизить людей больше, чем общее горе и общие надежды.
И наконец в 1961 году я приехал в Польшу — и увидел прекрасную страну, возродившуюся после самой разрушительной войны, какую знало когда-либо человечество.
И я с небывалой остротой вдруг ощутил, что не только оставляю часть своего сердца в Польше, но и что Польша стала неотъемлемой частью моего существа.
Польша дорога мне своим вольнолюбием, которое не умирало в самые мрачные и безысходные годы ее истории. Мало найдется народов в Европе, на долю которых выпало столько трагических испытаний, сколько пришлось пережить польскому народу.
Я горжусь, что меня удостоили премии имени Влодзи-межа Петшака, в дни героического варшавского восстания отдавшего жизнь за то, чтобы Польша была Польшей.
И лишь одно омрачает мою радость: болезнь, приковавшая меня к постели, не дает мне возможности сегодня быть с вами.
31 марта 1968 г. Москва
Дорогой господин Коэн, я получил Ваше письмо от 19 января 1968 года, а также письмо Секретаря Вашего Университета господина Финч от 11 марта.
Сожалею, что тяжелая болезнь не позволила мне своевременно ответить Вам, господин Президент, и с опозданием приношу свои извинения.
Из письма с признательностью узнал о том, что Ваш Университет предлагает мне высокую честь принять степень Доктора Литературы, honoris causa.
Я был бы рад лично присутствовать в Принстоне в день присуждения, но врачи еще не разрешают мне длительных путешествий — и, если мое вынужденное отсутствие не нарушит установленного порядка, я буду счастлив принять Ваше столь лестное для меня присуждение.
С искренним и глубоким уважением
К. Паустовский.