Язык птиц

Речь Удода как будто нектар источала,

А дыхание — сладость, как дар, источало.

Видит он: сонм пернатых тревогою полон,

И тогда речь такую пред ними повел он:

«Все, что знаю о нем, слово в слово скажу,

Что из тайн я постиг дорогого, — скажу.

Но сказать — лишь полдела, от вас я не скрою:

Суесловье — не путь единёнья с мечтою.

355 Шах и сущность его велики беспредельно,

Ваша цель и пути далеки беспредельно.

«Расскажи нам о шахе», — я слышу от вас,

Мне жив тысячу лет не закончить рассказ!

Суть его недоступна Познанью земному,

А вот имя его нужно помнить любому.

Если влаги живящей касаешься с жаждой,

Счет ведешь не глотками, а капелькой каждой.

Каждый раз, как язык увлажняет уста,

Да вспомянут то имя, чья суть не проста!

360 Шах велик, и чертог его полон величья: .

То величье вовеки не в силах постичь я,

Как же выразить высшую суть я посмею,

Как же немощным словом дерзнуть я посмею?

Но уж если у птиц есть желанье сейчас,

Чтобы я о том шахе повел свой рассказ,

Я о сути его, хоть и в тысячной доле,

Разных мыслей вам выскажу тысячи боле.

Он ведь наш повелитель, над шахами шах он,

Все доподлинно знает о наших делах он.

365 Суть едина и образ один у него,

Больше тысячи свойств и личин у него. »

Все они, где природа жива, проявились,

Все в единстве его существа проявились.

Никому не вздохнуть ни единого раза,

Если нет на то воли его и приказа.

То вздымаясь над вами, то падая вмиг,

Он в деяньях бывает и мал и велик.

Пестр он перьями — тысячи пестрых пушинок,

В каждом перышке — тысячи тысяч ворсинок.

370 С трудной думой он встретится или с простою,

Его мудрость и ум — в океан широтою.

Он вам жизнь буйной силой своею открыл,

В поднебесье вспарили вы взмахами крыл.

Алой крови поток в ваших венах — он, знайте.

И душа в вашем теле и членах — он, знайте.

Даже ближе души он для вашего тела,

Близок так, что уж ближе и нету предела.

От него вы на тысячу лет далеки,

Даже так, что уж дальше и нет, далеки!

375 И душа для того, кто не с ним, бесполезна,

Жить тому, кто душой не храним, бесполезно!

Если ж будет желанное познано вами,

Это — лучше владения всеми мирами.

А разлука — что смерть. Восемь райских садов

Будут хуже, чем ад и его семь кругов.[66]

Но найти его запросто, вдруг — невозможно,

Без труда, без терпенья, без мук — невозможно.

К цели двинешься — тысячи бедствий приспели.

А ведь цель не познаешь, не ведая цели.

380 Бесконечная даль — в ту долину идти,

И лихие опасности будут в пути.

Жить без отдыха надо в парении смелом,

Даже- если бессмертие будет уделом.

На пути будут реки с водою кровавой,

Да не с кровью, а с ядом, со жгучей отравой!

Там хребты вознесли к небесам острия,

И по каждому крови стекает струя.

И повсюду пустыни — бескрайнее пламя,

И огонь прямо в небо взвился языками.

385 Там леса угрожают пришельцу враждою,

Ветви злобой чреваты, а листья — бедою.

Там по небу тяжелые тучи кружат,

И не ливень из них, а каменьями град.

Сонмы молний в падении огненно-яром

Опаляют весь мир и сжигают пожаром.

Там скиталец ночлег в непогоду не сыщет,

И вовеки ни пищу, ни воду не сыщет.

Сотни тысяч пернатых, покинув свой кров,

Бились крыльями в небо десятки веков.

390 Но никто не бывал в том пределе доныне,

И никто не достиг этой цели доныне!

Но отдавшему жизнь в этой доле исканий

Смерть — ста жизней прекрасней, бессмертья желанней.

Сколько птиц в цветнике всего мира — везде,

Сколько их ни найдется — в полете, в гнезде, —

Звать их в сад отрешенья проворнее надо,

Указать им дороги их горние надо.[67]

А погибнут в дороге к долине забвенья

За того, кто не ведал доныне забвенья, —

395 Это лучше, чем ста тысяч жизней тщета,

Этой смерти — бессмертье и то не чета!

Если счастье в судьбе им радетелем будет,

Если рок их вести к добродетелям будет,

Если путь их проляжет в бескрайной пустыне,

Где ни счастья, ни радостей нет и в помине,

Но дано им обресть процветающий дол,

Где бы сонм их навек единенье обрел, —

Да пребудут при шахе под благостной сенью,

Да сподобятся вечному с ним единенью,

400 Да найдут свой приют на небесном престоле

И да вступят под сень Гумаюновой воли!»[68]