Язык птиц

Дальше — дол Единения, — ведай об этом,

Здесь в едином дано быть единым приметам.

Как пройдешь до предела ты этой долиной,

Ты пребудешь один вместе с сутью единой.

2745 Как минует и этой долины страна —

Там сто тысяч несчитанных птиц— как одна.

Цель желаний для всех — единение будет,

И об этом и песнь их и пение будет.

А придет их влечение к этим началам, —

И пребудет в единстве великое с малым.

Там в едином единому нет и числа, —

Вся премудрость бы этому внять не смогла.

А когда утвердишься ты в этом устое,

Все, что чуждо единому, будет пустое.

2750 Будь един, говори, помышляй — о едином,

Не стремись пробавляться там двойственным чином!

А с двоякою сутью — собьешься с пути,

И тайник единенья не сможешь найти! .

Шейх Мансур, муж достойный и столп единенья,

«Я есмь истина божья», — любил изреченье.[205]

Люди веры ему наставленья давали,

Мол, для праведных это прилично едва ли.

И подвижникам стало известно о том,

И они втолковать ему тщились добром,

2755 Мол, от сих притязаний ты делом избавься,

И от висельной петли ты телом избавься.[206]

Но оплел его хмель в одеянье такое,

Что от этой припевки не знал он покоя.

И увидел однажды он диво сквозь тьму,

И всечасно видение было ему.

Будто божий посланник предстал перед взором

И Бурака погнал к поднебесным просторам.[207]

И на нем единенья корона сияла,

И пред ним единения лоно сияло.

2760 И пророк перед горним порогом предстал,

Перед вечно единым — пред богом предстал.[208]

И от господа он удостоен был зовом:

«Что ты хочешь, достойный, ответствуй мне словом

Милосердья у бога, прощенья просил он,

И заблудшим простить прегрешенья просил он:

«Ты в щедротах всесилен, ты — милостей знак,

Твоя милость бескрайна, твой промысел благ.

Обратить к тебе этот мой зов дерзновенный

Сам ты мне повелел в доброте несравненной. .

2765 Если вины заблудших простить пред тобою

Повелитель арабов взывает с мольбою,

Всех, от века прошедших неправедный путь,

Пощади и к заблудшим всемилостив будь!

Снизойди к их грехам-прегрешеньям, помилуй,

И провинности их всепрощеньем помилуй!»

«Почему же сей кладезь добра и обета

Говорил пред господом только про это?»—

Этой мыслью пронзилась его голова,

Миг за мигом твердил он лишь эти слова.

2770 Этим помыслом сломлен совсем, он томился,

И от немощи жалок и нем, он томился.

Вдруг посланник господень предстал его взорам

И развеял сомненья таким разговором:

«Да, в приюте гордыни ты крепко засел.

«Я есмь истина» — всех твоих знаний предел.

Невдомек тебе, видно, что горним высотам,

Где я побыл в тот час, вознесенный полетом,

Чуждо «я», и понятья такого там нету,

Даже в речи подобного слова там нету![209]

2775 Ниспославший был он, указующий — он,

И взыскующий — он, и дарующий — он!

Ты бездумностью очень чудной прегрешаешь,

Ослеплен, ты суровой виной прегрешаешь!

Ты в долине Единства, где дол Единенья,

Где цветник небывалый расцвел единенья,—

«Я» и «ты» помышляешь в несходстве узреть!

Этих сутей вовек там не знали, — заметь.[210]

Там рекущий — лишь он, он — являющий блага,

Он — дающий и он же — сбирающий блага!

2780 Нет и признаков «я» в том блаженном приюте,

Не бывало от века там двойственной сути.[211]

В «я» и «ты» проявленье различий искать,

И в едином двоякий обычай искать [212] —

Преисполнены зла и вреда эти мысли,

Изыми из души навсегда эти мысли!»