Был ходжа Накшбанди, муж благой и пригожий,
Шахом истинной веры и благости божьей.
3010 Основав в том пределе престол свой по праву,
В землях небытия он устроил державу.
Он свое естество — светлых истин предел —
В чем угодно на свете провидеть умел.
Прозревал он себя в своем мысленном взоре
В кипарисе и в розе, в колючке и в соре.
Как-то взором он встретился с мертвой собакой,
Жалок был ее вид' и без благости всякой.
И когда с той собакой сравнил он себя,
Умилился до слез он, в стенаньях скорбя.
3015 И сказал он: «Звать верным себя я не смею,
Не могу я себя даже сравнивать с нею.
Перед господом ей только верность присуща,
От меня ж ему — мука, тяжка и гнетуща!»
И пока так судил муж благого чела,
По дороге другая собака прошла.
И узрел он, исполненный мыслью благою,
След, впечатанный в землю собачьей ногою.
«Я ли благ, — молвил он, — или след сей собачий?
И ответил себе: «Ты во правде—незрячий!
3020 Это — знак на пути, где муж верности шел,
Ты ж в постыдном неверье влачишь свой подол!»
И когда завершил он такую беседу,
Пал он, землю лобзая, к собачьему следу.
Так благие свое существо отрицали,
Сделав небылью бывшее сущим вначале.
Чашу благ отрешенья судил им господь,
Если им удавалось себя побороть.
В сути бога им вечность была неизвестна,
В единенье — сиянье чела неизвестно,
3025 Но они на стезю отрешения стали,
И нетленны в пути единения стали.[225]