Язык птиц

2505 Только ступишь в долину Исканий ногою —

Каждый миг сотни тысяч невзгод пред тобою.

Каждый миг сотни грозных примет перед взором,

Лишь вздохнешь ты — и тысячи бед перед взором.

В муках ищешь — и сердце объято тоской,

Душу ранит надежды утрата — тоской.

Там всю душу сожги, в жертву отданный бедам,

А обет единенья навеки неведом![181]

Там исколото тело шипами несчастий,

А душа там подавлена гнетом напастей.

2510 Там жемчужин заветных ищи — не найдешь,

Да и все, что имеешь, утратится сплошь.

Все, чем ищущий связан, — достаток, пожитки, —

Он развеет, четырежды прокляв, до нитки.

Все, что чуждо исканьям, им будет забыто,

И дорога к желанному станет открыта.

И когда разочтется он с благом мирским,

Мир невиданных благ заблестит перед ним.

Клад сокровищ блеснет на твоем пепелище,

Свет в душе твоей вспыхнет и ярче и чище!

2515 И от искр этой страсти огонь распалится,

От огня — твоих помыслов конь распалится.

Сотни новых дерзаний изведаешь ты,

И к ногам твоим горные рухнут хребты.

И постигнешь душой ты блаженство исканий,

И не будет с тобою ни мук, ни страданий.

А познаешь ты сердцем бесценность жемчужин, —

С ремеслом их добытчика станешь ты дружен.[182]

Если солнце взойдет, единеньем горя,

Сгинет мрак твой и ярко заблещет заря.[183]

2520 Даже слон, захмелевший в припадке порухи,

Будет слаб пред тобою — ничтожнее мухи.

Сотни тигров и львов повстречаешь дорогой,

А сочтешь их не больше козявки убогой.

И дракон твое сердце бедой не сразит,

Если в нем будет клад заповедный сокрыт.

Ты удар нанесешь и неверью и вере,

И раденьем твоим да отверзнутся двери.

Дверь отверзнется — сгинут и вера и ересь,

Все забудешь, открывшейся двери доверясь.

2525 Там неверью и вере назначен зарок:

На едином пути нет различных дорог![184]

Был один падишах — повелитель всесветный,

И казна и войска его были несметны.

Сын его красотою был так благороден,

Что ему сам Юсуф для послуг был пригоден.

Перед ним и светило — что тающий дым,

Даже солнце лежало во прахе пред ним.

Кипарис его стану был слабою тенью,

Лунный лик его — небу служил к украшенью.

2630 Словно солнце, краса его миром владела,

Как луна, он над небом царил без раздела.

Каждый взор его, мир повергая во прах,

Новый мир созидал — в лучезарных очах.

Души речью рубиновых уст сокрушал он,

Души дивной улыбкой лица воскрешал он.

Целый мир был влюблен в него — страстно, до хвори,

Даже гнев его к подданным был им не в горе.

Иноверцы с него не сводили свой взор,

Правоверные гибли от смут и от ссор.

2535 Конь его словно молния несся, бывало, —

Целый мир этим пламенем вмиг опаляло.

И безумство владело людскою оравой,

И томил он людей красотою лукавой.

Краем ока лишь глянет — красы его меч

Сонму смертных велит тут же кровью истечь.

Все ему нипочем: все на свете полягут,

А ему — лишь забава, ни горя, ни тягот.

Где бывал он, там ветер не ведал дороги:

Мчался прочь он от страха в смятенной тревоге.

2540 Даже в сад к нему ветер не смел залететь, —

В каждой высохшей ветви ждала его плеть.

Как-то раз на коне своем ехал он скором

По заглохшим, совсем опустевшим просторам.

Глядь— сто тысяч безумцев рыдают в пустыне,

Одержимы любовью, в тоске и кручине.

Им глядеть на прекрасного было невмочь

И томиться от страстного пыла — невмочь.

Кто хотел его видеть — плохой ли, хороший, —

Эта цель им была непосильною ношей.

2545 Но сиятельный отрок, привыкший к гордыне,

Сам взглянул на томившихся в дальней пустыне.

Взор его заприметил двоих бедняков,

Оплетенных любовью, как цепью оков.

«Эй, ступайте, — велел он служителям — свите, —

И обоих безумцев ко мне приведите!»

Только тронул коня, молвил властное слово —

Привели бедняков — и того и другого.

Одного он в острог под ярем посадил,

А другого на псарню псарем посадил.

2550 Был один весь в цепях в заточенье суровом,

А другой тосковал по цепям и оковам.

Были оба в беде, мучась медленным сроком,

И терпели лишенья в несчастье глубоком.

Как-то раз сострадатель им задал вопрос:

Как, мол, каждый из вас свое бедствие снес?

. Псарь сказал: «Что такое беда — я не знаю,

Всем доволен я, тягот вреда я не знаю.

Сердце страстью полно, и в смиренье убогом

Я готов быть и псом перед милым порогом.

2555 Я собакам слугой-покровителем стал,

Но над ними же я и властителем стал».

А второй отвечал: «Страсть мне сердце сломила, —

Если станет приютом мне даже могила,

Пусть сейчас я закован, как раб, — в заточенье,

Я всем сердцем надеюсь достичь единенья».

Слышал шах луноликий всю суть этих слов,

Незаметно запрятавшись в тайный укров.

Эти люди в исканиях верными были,

Потому и в любви столь примерными были.

2560 Рад был шах солнцеликий речам тем немало,

Его сердце словам их блаженно внимало.

Оценил он их верность в нелегкой судьбе,

И явил он им милость, приблизив к себе.

Их исканьями правила верность всесильно,

И была их награда плодами обильна!