Забытое достоинство

Глава 14. Том 2

Рухнувший разум пробил собой само дно миров и раскололся. Сквозь трещины в нем, словно черви в открытой, гноящейся ране, заскользили потоки видений. Вопящий от страха мужчина, опускающий в расплавленное золото свои пальцы. Они покрыты странными символами, распухли и тлеют, а он с ужасом и наслаждением продолжает этот ужасный процесс. Его воля — лишь птица в тенетах своего тела. Другая, жестокая сущность скользнула сквозь незакрытую дверь его Имени и завладела всем ним. И теперь, ювелир, подчиняясь низменной Жадности, пытался облечь в золото свое тело, пока что не зная что смертная плоть так хрупка и горит. Вонь жженого мяса, обгоревшие до костей пальцы и боль — лишь новые, необычные ощущения гостя, что сводят бывшего владельца тела с ума. Это чужое, не ее. Она не жертва, а палач. Нельзя забывать…

Но следующий образ приходит раньше одуряющим вкусом. Он звенит словно струна, перенапряженного в отчаянной агонии разума. Жертва, женщина, человек, всеми силами пыталась сопротивляться вселившемуся в ней Обжорству. Пыталась не видеть, не слышать, не знать, как ее зубы терзают и пожирают молочное мясо своих же детей. Скрыть от нечеловеческого голода эндорим хотя-бы младшенькую что была в колыбели. Но потом, искривленные, когтистые пальцы нашли и ее, а душа в глубине одержимого тела схлопнулась в безмерном кошмаре. Тоже чужое. Но грех. Ее грех.

Харгран погибал при ярком свете полной луны, озаряющей высокие шпили дворцов. Воцарившийся архидемон что пришел в этот мир в полной силе, разорвал созданный когда-то Энимом заслон. И тысячи бестелесных, нерожденных тварей ринулись в эту брешь вслед за ним. Астер дозволил вселяться в всех тех кто присягнул ему на служенье и спокойная ночь превратилась в жадный, неистовый пир. Демонам неведомы были слабости человеческой плоти. Как жестокие дети, они пришли в этот мир развлекаться и познавать. Учась, заставляя своих носителей делать немыслимые по своей чудовищности вещи. Насыщались страданиями и хохотали, прежде чем отдать несчастные души, как дар, своему господину. Залитый кровью город обезлюдел за одну ночь, став подношеньем воспринявшей Ненависти. Это стало основанием его престола. Ее престола. Она была здесь…

Ад это мгновение что растянулось на вечность. Его заключенные давно утратили разум, похищенный хаотичным круговоротом видений и образов. Они раз за разом переживали самый ужасный миг своей жизни. Человек может привыкнуть к всему, если способен меняться. Но для перемен самый важный компонент — это время. Здесь время так же было мертво. Оно замерло, остановилось, в то мгновение, циклы назад, когда домен утратил своего господина, разделенного надвое мечом богоборца. Но заточенные души не обрели столь желанной свободы, так как его безжалостный разум и полное ненависти сердце остались существовать.

Но сейчас ось скрипнула и поползла. Медленно и неохотно секунда, другая, мелькали для разума той единственной, что была Наблюдателем этого ада. “Моего ада” — мелькнула мысль и разбитый в чужой агонии разум ухватился за нее. Пытаясь прочувствовать, осознать, принять сам факт своего существования в отрыве от вливающейся в нее жути. Вина. Грех. Всего лишь человеческие понятия. Они бессмысленны для тех кто никогда не был людьми. Сердце окрыленное обретенной свободой яростно вспыхнуло и затрепетало. Душа архидемона пела, ярилась и рыдала, это место было для нее словно рай.

— Не позволю. — неуместная мысль или голос, остановили веселье, а мир словно замер, скованный стальной человеческой Волей. Она на миг увидела синие как бездонные озера глаза мужчины, что были ей ужасно знакомы. Это его решимость сейчас не давала ей разгуляться и позабавиться со своим имуществом. Стать той кем она всегда была. Яростный рев потряс это место, архидемон объял весь свой домен пытаясь отыскать дерзкую душу, что запрещала Ему вернуть свою суть. Но его души уже здесь не было. “Ну да. Он же умер. Ушел в колесо.” ручейками сквозь засуху ненависти, потекли мысли с оттенком вины и скорби. Его здесь не было. Но его человеческая Воля все еще жила у нее внутри.

Несокрушимая решительность уставшего от жизни, обожженного и израненного человека, что сражался до конца ради других. Человека которым она никогда не была, но ставшего сейчас тем кто заставил разбитый, сломленный разум начать сковывать, собирать себя воедино. Песнь, или молитва, достигли ее естества, принесенные откуда-то издалека, сверху. Чужая вера в ее человечность, которой она лишена, всколыхнула эмоции своим противоречием. Кроме бесчисленного сомна голосов павших харгранцев, что обвиняли и кляли, она чувствовала еще чей-то Зов, нелепый и странный в этом проклятом месте. Это дало человеческой Воле еще каплю сил.

— Не позволю! — уже решительней, две мысли или голоса произнесли в унисон. А демон захрипел и замер, скованный серебряной цепью вины и греха, — Я здесь. — словно приказ, произнесла Лана и осознала себя.

Вокруг было марево тьмы и космический лед, сковавший замерзшие души. И она, как образ, как суть, а не как тело. Уродливый, лживый кусок ненависти и тупой злобы. Страстных желаний и суеты. И ничего великого не было в этом архидемоне, без пышных одежд могущества и внушаемого страха. Ее человеческий разум всмотрелся в себя и презрительно отринул эту мерзость. Ненависть — это сила. А сила лишь цвет. Сияние Воли облекло себя в молот и Лана опустила его на себя, черпая силы в доносившимся сверху зове.

— Я не стану чудовищем вновь! — звонкий удар пронзил пустоту, а в ее разум продолжали течь силы, заставляя вспомнить и осознать не только вину, но и счастье.

— Я смогу изменить свою суть! — вновь яркая вспышка разогнала, пытающийся сгуститься, мрак и обреченную скорбь.

— Мы не те кто мы есть, а те кем хотим стать! — демон вопил под грудой ударов и продолжал трепыхаться. Он был силен и не желал подчиняться смертным желаниям. Но с каждым ударом затихал искажаясь от безжалостной Воли ковавшего себя человека.

Гулкие удары привлекли внимание душ, осознавших движение времени. А демон шептал ей их голосами:

— Ты заставила меня сьесть моих детей. И сейчас желаешь вновь быть счастливой? Стать человеком? — скорбный голос пропел в пустоте, заставь Волю дрогнуть от груза вины на мгновенье.

— Да. Я не смогу это забыть, но и то что случилось изменить я не в силах. Все что могу, так это больше такого не допустить и сделать мир лучше, ради тех кого я люблю, — в сознании демоницы расцвели воспоминания о трех лицах, ведьме, рыцаре и фрейлине, — А если я не стану счастливой, то и они будут несчастны.

— Твои руки по локоть в крови и ты продолжаешь ее проливать! — обвиняюще взвизгнул другой голос, не в силах замедлить тяжелых ударов.

— Я не собираюсь себя отрицать. Я собираюсь себя изменить. И перестать черпать силы и наслаждение в чужих страданиях. Даже если мне придется вновь убить, то не ради насилия, а ради защиты. Себя и дорогих мне людей. — пылающая Воля сияла первозданной чистотой, лишенная мрака. А архидемон слабел, его бескрайняя тьма была окована фиолетовым блеском.

— Ты не сможешь меня уничтожить! Я всегда буду в тебе. — прохрипел уже сам демон.

— Я знаю. И когда ты опять поднимешь голову, я найду чем ее вновь огреть. — ехидно сказала сама себе Лана нанося последний удар, сковав себя воедино. И вслушилась в прекрасную песню достигшую самого дна миров. Десятки искренних голосов громко взывали и требовали ее вернуться назад. Их незыблемая вера в нее, в ее человечность, заставили эндорим грустно улыбнуться. Демоны состоят лишь из лжи. Но даже ложь можно заставить стать правдой.

Тоскливый вой измученных душ, вновь заставил ее разум вздрогнуть. У нее еще был долг перед ними, Ланом, Энимом, Нездешним. И Лана собиралась отдать его до конца. Используя лишь собственные силы и веру в нее свысока, она потянулась к нерушимым вратам изнутри. Домен забурлил не желая признавать ее право выпустить души. Правила, что старше бесчисленных циклов и Воля души, встретились и столкнулись. Делать немыслимое — это был ее удел, ведь она была Ланатиэль, самопровозглашенный ангел Чудес.

Ворота были крепки. Столь же крепки как и несокрушимый клинок Богоборца. Так же прочны как древняя Ненависть. А где-то вдали, в пустоте за пределами мира, на нее взирал одинокий Не-Бог. Она налегла, прилагая все силы, сознание плавилось и гасло, а с той створки ворот, казалось вертится само Колесо. Неизбежность. Даже в искаженном, холодном разуме Нездешнего возникло что-то похожее на удивление. Это Его отраженье вновь нарушало законы судьбы отрицая то чем ей быть предназначено.

Но дело должно быть сделано, а души освобождены. Вновь восстановив на мгновение разбитый контракт, Нездешний вдохнул в нее малую часть своих сил. Как и недавно, когда она сражалась со Властью. Не-Богу было не важно кто несет его законы этому миру. Значение имело всего лишь одно, освобождение душ и прекращение циклов. На этот раз Лана почувствовала на себе его взгляд и вздрогнув зло улыбнулась. Объединив полученные силы с своими, она рванула вперед фиолетовой бурей, надежно запечатав в глубине сердца небольшой, холодный, огонек чуждой силы.

Обсидиан раскололся, а скованные Ненавистью Врата разметало. В ту ночь все спящие мира проснулись от радостных воплей бесчисленных душ что пронеслись сквозь кошмар. Включая тех Спящих, что безмолвно хранили реальность от искажений. Потеряв на пару мгновений контроль над всем миром, они лишь удивленно могли взирать как искажения и ошибки накапливаются. Один за другим падали вековые законы отделяющие явь от того что породили мечты и страхи людей. Все слои вдруг смешались, монстры что скрывались во тьме под кроватью, обрели плоть, жертвы убийц предстали перед обидчиками, а одинокая девочка из сельской глубинки радостно воззрилась в окно на сверкающего радужной гривой, пришедшего из грез, единорога.

Алая Ведьма же хохотала. Стоя на бревнах острога и вздев к небу руки, она торжествующе вопила от счастья, забыв про себя. Мир в вспышке безумия ей вторил, приветствуя рождение нового ангела Чуда. Воцарившийся хаос долгие годы будет смущать умы всех историков и магов, даже когда Xранители Мира наконец-то вмешались, было уже слишком поздно, осколки фантазий и кошмаров разбрелись по реальности и их было не счесть, а слои неисправимо слились воедино.

Могущество Спящих не могло вернуть все как было, на миг задумавшись над обнулением цикла, от этой идеи они отказались, найдя это излишнем. Ведь существованию мира никто не угрожал, пусть его форма теперь была далека от изначальной. Так что устало вздохнув, они принялись вновь за труд, скрепляя реальность. Но мир навсегда изменился. Заточенные в кошмарах драконы вернулись, как феи и эльфы что запомнились людям лишь со страниц легенд и преданий. Исток Ларийцев взорвался. напитанный верой и заточенная долгие циклы Дева наконец пробудилась, окутав их земли своим нежным сиянием. А находящийся в далеких химерийских топях Харгран поднялся из ядовитых глубин, под вящее удивление облюбовавших его рыб и рептилий.

Но охваченное вихрем войны королевство пока было о всем этом в неведении. Находящийся в то время на севере Айр, стоя во главе войск готовился к битве. Стоя на вершине холма с которого открывался отличный обзор на осажденную крепость, герцог мрачно взирал на три ряда укреплений ларийцев. Те сражались очень экономно и осторожно, не ведя своих людей на убой под рыцарские клинки. Они словно кроты закопались в землю у основании стен и вот уже третью неделю ровняли их с землей из странных орудий.

Если бы не дерзкая, ночная вылазка Хардебальда, которую он предпринял накануне осады, крепость бы уже вероятно пала. Но старику удалось перебить расчеты осадных орудий, метавших тяжелые железные ядра, а так же поджечь склады с припасами врага. Те взорвались с оглушительным грохотом, от которого казалось вздрогнул сам холм, рыцарей разметало и оглушило, но большинству тогда удалось отступить. Услышав шаги позади, Айр повернулся и приветственно кивнул забравшемуся к нему на холм однорукому барону, с холодными желтыми глазами и волосами цвета воронова крыла.

Лифект Гофард прижал руку к сердцу и почтительно поклонился. Прошли те времена когда Айр был никому не известным бастардом. Сейчас он был герцог, единственный наследник южных земель и главнокомандующий всей тарсфольской северной армии.

— Ваше Сиятельство, повозки прибыли. Мы собрали металл и телеги со всей округи и сделали как вы приказали. Но сейчас их вряд-ли утянет даже пара лошадей… — без предисловий доложил барон.

— А лошади их и не потянут. Это сделаем мы. Гофард, удалось узнать кто командующий ларийцами? — в голосе Айра читалась усталость, они уже дважды дали бой передовым отрядам врага, которые встречали их дальними залпами своих странных “мушкетов” и старались отступить. Впрочем уйти по непересеченной местности от ланградских охотников задача не из легких.

Но взятые живыми наотрез отказывались сообщать ценные сведенья о своих силах, лишь одухотворенно проповедуя своим пленителям о “Объеденении всех земель под властью Любви” и призывая их бросить оружие и покаяться. Это было похоже на массовое помешательство, Айр даже пожалел что оставил Ульму в Чаще, чтобы она защитила их вотчину от приближающихся отрядов ларийцев, обошедших Тарсфол с юга. Пытать и казнить оказавшихся под властью эндорим людей было бессмысленно, так что Айр приказал сковать их по рукам и ногам, да сторожить.

— Какой-то их аристократ, епископ Арнидас. Если вы помните барона Нихбена, который младший, Джайл, то он узнав о том что его отец примкнул к Лейнарду, бежал с родовых земель, взяв под свое начало несогласных, с предательством сюзерена, рыцарей. Он прибыл под ваше командование вчера утром и смог нам многое сообщить. — спокойно пояснил Гофард, и бросил взгляд за плечо командира. От рядов траншей которые нарыли вокруг крепости ларийцы вновь раздался оглушительный гром выстрела и несколько ядер глухо обрушили восточную часть крепостного вала. Изрядно потрепанные камни стен уже были выщерблены и осыпались.

— Значит Лейнард не здесь… Проклятье! — прошипел сквозь зубы Айр сузив глаза, но быстро взял себя в руки скомандовав, — Строй повозки рядами впереди отрядов. Внутрь — девять непробужденных синих, под командованием красного ветерана, пусть аурой прикрывают экипаж изнутри. Толкать их ставь позади самых сильных из тех кто владеет волей. И еще, Джайл слишком долго раздумывал со своим побегом. Расформируй его отряд, разбросай людей по своему и Остера. Самого парня ко мне. — голос Лотеринга был жестким и каркающим, он совсем не походил на себя старого. В каждом его жесте и слове словно читалась стальная решимость.

Лифект почтительно поклонился и отправился выполнять приказ. А Айр бросил благодарный взгляд ему вслед. Барон сразу после вторжения Ларийцев собрал все свои силы и ушел в леса, еще до известий о предательстве Лейнарда. А потом самостоятельно пробился к ним, узнав о подходе тарсфольской армии от разведчиков. И ни разу так и не спросил Айра о том что случилось с его сребровласой супругой, все прочитав по мрачным, запавшим зеленым глазам.

Отвернувшись, герцог Лотеринг вновь вонзился взглядом в ряды укреплений. Вражеские стрелки представляли угрозу лишь на дистанции, а вблизи ничем не отличались от обычных ополченцев. Но прямой штурм конницей в лоб здесь отпадал, как совершенно самоубийственный. А потому Айр решил действовать иначе.

Снизу, к кромке леса, обливаясь потом люди толкали тяжелые, окованные спереди стальными листами повозки с усиленной металлом осью. По приказу Гофарда туда начали забираться люди, которых Айр привел с юга, в основном молодые рыцари, вторые и третьи сыновья баронов. Наследников те пока берегли.

Айр мрачно усмехнулся, откуда им было знать что скоро все это станет неважно. Быстрым шагом спустившись вниз, Айр оглядел собравшихся воинов. Пара десятков повозок, с двумя сотнями рыцарей станут острием атаки. А за ними уже вслед двинутся отряды пехоты, после начала боя, Хардебальд выведет оставшихся в живых защитников крепости в последнюю вылазку и ударит по врагу. Проблемой оставался лишь неизвестный Айру епископ, который мог быть контрактером.

Найдя взглядом раздавшего приказы Гофарда, рядом с которым шел бледный и подавленный Джайл, герцог кивнул им приблизиться и воззрился на парня мерцнувшими лунным серебром глазами.

— Ваше Сиятельство, герцог Лотеринг! Рад вас приветствовать… — произнес юноша, побледнев еще сильней, на что Айр мрачно кивнул:

— Хорошо что вы прибыли Нихбен. Хотя задержались. Что вам мешало?

— Я… Мне пришлось выбирать что предать, страну которой я присягал, или отца. И я колебался. Мне очень жаль! — выпалил парень смутившись. Уриил не видел в его душе грешника. Айр опустил ладонь на плечо поклонившегося ему Джайла:

— Ты сделал верный выбор, парень. Твой отец попал под власть Ларийских магов, поддался их чарам. Ты его не предавал, это он предал себя. Но не бойся, мы его освободим. — покровительственно солгал Айр, а в глазах молодого рыцаря мелькнуло облегчение, — Ты уже пробудил Волю?

Джайл все еще немного смущенно кивнул, а герцог быстро взмахнул на это рукой:

— Возглавишь четвертую группу в повозке. А Зуба оттуда вытащить, старый буйвол сам весит как… Буйвол. Так что потащит телегу вместе со мной.

Вскоре огорченный старец потирая лысину выбрался наружу, очень уж ему хотелось с ветерком прокатится с холма на этой странной колымаге. Его, вместе с десятком ланградских воителей Айр взял с собой, оставив большую часть его сильнейших бойцов оборонять родную деревню.

— Сэр Лотеринг, — холодно блеснув глазами начал Гофард, — не дело это полководцу идти первым в атаку.

— Кто-бы блин говорил. Сам со стены тогда спрыгнул чтобы нас с Ланой прикрыть, — хмыкнул Айр потирая ладони и примериваясь к длинной, металлической рукояти позади телеги, за которую предполагалось втроем ее толкать. Сердце кольнуло болью от воспоминаний, Айр запрещал себе о ней думать, сейчас была важна только предстоящая битва. А Лана вернется, он так решил для себя, для него было важно в это верить.

И в этот момент что-то случилось. Окружающие их деревья, на которых недавно распустилась молодая листва, замерцали новыми красками. Синие облака высоко над головами продолжили бег, а небо вдруг стало белым. Запахи, нежные и позабытые, навевающие воспоминания о далеком детстве заставили затрепетать чувства. Горизонт вдалеке притягивал взор ощущением новых неизведанных тайн и открытий.

Полной грудью, судорожно вдохнув воздух, Айр покосился на Уриила, что внезапно возник справа от него и рухнул на одно колено. Крылья его хранителя ослепительно мерцали и колебались, словно находясь на призрачном ветру. Зуб и Гофард ошеломленно уставились на непонятно откуда взявшегося южанина, впрочем барон быстро взял себя в руки и потянулся к рапире.

— Отставить. Свои. — быстрым жестом остановил его Айр и воззрился на Тауриэля, — Я приказывал тебе не появляться на людях, что-то случилось?

Уриил быстро кивнул и широко открыл рот. Потом его закрыл и отворил снова. Он выглядел словно сом выброшенный на берег, серебрянные глаза были расширены и странно блестели, а потом наконец раздался тихий, непривычный хрип:

— Врата пали. — произнес молчаливый контрактер. Айр перевел взгляд на крепость, чьи врата были пробиты ларийскими пушками и давно бессильно свисали с креплений:

— А я погляжу ты сегодня необычайно проницателен и говорлив. Но нам нельзя терять времени, потом тебя выслушаю, раз уж ты заговорил. А сейчас, в атаку! — гаркнул Айр, взмахнув рукой к далеким, странного цвета облакам.

И в это мгновение они разошлись, сквозь синеву из них вниз опустилась огромная, подавляющая своими размерами, голова сверкающего золотом, гигантского крылатого ящера. Рептилия безразлично воззрилась на копошение смертных, а потом взмахнув крылами вновь унеслась в вышину. Айр встретился взглядом с побледневшим, ошеломленным Гофардом и холодно повторил свой приказ:

— Ну что уставился? Это обычная, большая, летающая ящерица. Если вмешается, тогда и будем думать что делать, а сейчас в атаку черти! За родную землю, за Тарсфол!

Со скрипом и стоном металла, повозки медленно двинулись вперед, утопая в рыхлой, весенней почве широкими колесами. Тащившие их рыцари мрачно пыхтели, раздосадованные что им выпала задача каких-то крестьян. Но герцог трудился вместе с ними, он, вдвоем с грозным, диковатым, лысым стариком уже разогнал свой экипаж и сейчас несся с холма, набирая скорость как призовая скаковая лошадь.

Ожидавшие атаки ларийцы, подготовившие к стрельбе десяток орудий, замешкались лишь на мгновения, взирая на обращенный вниз лик рептилии. А потом подчиняясь приказам сержантов изготовились к стрельбе, по приближающимся целям. Взметнулась пламя и ухнули пушки, большая часть выстрелов взрыхлила землю впереди и позади несущихся без лошадей экипажей, но тот что тащил Айр встряхнуло, листовой металл усиленный рыцарской волей выгнуло внутрь от силы удара, а Айру и Зубу едва не сломало руки, Лотеринг зарычал и перехватив толстую стальную рукоять вновь сорвался на бег вскипая от боевого азарта. Его золотая аура накрыла вновь экипаж и следующее угодившее в него ядро отшвырнуло как бессильный, перезрелый плод яблока. Сейчас, здесь в битве, все стало так просто, так понятно. И сердце почти не болело в груди. Враг будет разбит, иначе и быть не могло.