Ангелы Суджи

ПРОЛОГ

Судьба Сергея Землякова ‒ невысокого, подвижного человека ‒ изменилась резко, почти мгновенно, когда появилась возможность сменить работу и стать фермером. Надоумил его к этому свояк Валера, работавший в управлении сельского хозяйства района. Было это четыре года назад. Встретившись с ним у тёщи на Рождество и поговорив, много о чём передумал тогда Сергей, ведь Валерий Исаевич предложил попробовать себя в фермерстве.

‒ На твоём месте я не сомневался бы, ‒ уверенно сказал он. ‒ Крестьянскую жизнь ты знаешь, с детства с отцом на тракторе. А теперь есть возможность взять землю в аренду, и не какую-нибудь пустошь с кустарником да лесом, который корчевать и корчевать, а вполне готовую чернозёмную пашню. Земля эта ‒ сто сорок гектаров ‒ под зиму ушла после зяблевой вспашки, весной на ней можно будет разместить яровую пшеницу, а в конце лета собирать урожай и считать прибыль.

‒ Дело известное…

‒ Где работаешь, по-прежнему в охране?

‒ В ней. В Москву на вахты мотаюсь. Надоело, конечно.

‒ Тогда тем более. Землю в аренду возьмёшь, отсеешься весной и будешь сам себе хозяином.

‒ А что же настоящий хозяин от неё отказался?

‒ У него сын богатенький. Под Москвой загородный дом построил и его к себе утянул. Так что всё логично.

‒ А с оплатой как быть?

‒ На первых порах включу тебя в список по программе поддержки фермерства, получишь грант, небольшой, но на аренду на год хватит, ну и на мелочи. А на серьёзные работы нужно будет семейную кубышку распечатать, тут уж ничего не поделаешь. Или, на худой конец, кредит оформить в банке под небольшой процент.

‒ Придётся, потому что нет особой кубышки. А какие деньжонки имеются ‒ к жене не подходи.

‒ Объясни, поймёт. Я слово замолвлю. В трудную минуту родственника не брошу. Екатерина в бухгалтерии работает?

‒ Так и есть.

‒ Вот и прекрасно. И гони сомнения.

Валерий Исаевич был почти ровесник Сергея, занимал солидную должность и вёл себя вполне авторитетно, ему можно было верить, хотя Сергею казалось, что свояку более нравится чувствовать себя человеком, от которого что-то зависит, что он любит быть покровителем за чужой счёт. Это по его виду всегда заметно, хотя на словах он никак не выпячивался.

Об этом разговоре и предложении Сергей рассказал вечером жене и спросил, понимая, что многое зависит от неё:

‒ Ну, и что делать будем?

‒ Не знаю. Если бы не Валера, то и разговора никакого, а так, глядишь, чем-то поможет, подскажет, к кому голову прислонить. Ведь это тоже важно, когда кто-то за спиной стоит. Марина о нём много хорошего говорила.

‒ Ну, настоящая жена никогда о муже плохого не скажет. И это правильно, ‒ серьёзно заметил Сергей. ‒ Если примем предложение, то я буду производственными делами заниматься, а ты бухгалтерию вести. Ведь сможешь же?

‒ Смогу, чего же не смочь, главное, чтобы ты не подвёл.

‒ Чего это я подведу. Зря, что ли, когда-то колледж окончил. И специальность подходящая: ремонт и эксплуатация сельхозмашин.

Так Сергей Земляков стал фермером, взяв в аренду сто сорок гектаров чернозёмной пашни; плохо ли хорошо ли, но начал развивать своей бизнес и ему отстегнули некую сумму из общего районного пирога, поступавшего из центра на поддержку и развитие фермерских хозяйств. Правда, сумма такая, что ничего толкового с ней не придумаешь, но попробовать можно было, тем более что у них в семье имелся трактор «Беларусь», доставшийся отцу с совхозных времён. Отец был механизатором, работал на тракторах да комбайнах, жил и живёт в Выселках в старом их доме, давно на тракторе не ездит, более пчёлами занимается. Сергей же по весне, когда было время, пахал огород под картошку отцу, соседям, тем, кто ещё остался в селе, а в основном надоедали с просьбами приезжие пенсионеры. «Беларусь» только на это и годился, а чтобы широко замахнуться, иная техника нужна.

Когда возник вопрос о том, что выращивать на арендованной земле, то первой мыслью была мысль о пшенице, да и Валерий именно на этом варианте настаивал. Мол, земля в их местности богатая, урожай пшеницы отменными бывают ‒ ею и заниматься надо. Земляков так и запланировал. Было это четыре года назад. Он взял кредит, договорился с другим фермером о помощи. Фермер тот почти все поля в округе засеивал зерновыми, и, понятно, конкурент ему был не нужен, но рано или поздно кто-то соблазнится готовой землёй, потом разработает поле-другое, мощным трактором да иной техникой обзаведётся ‒ и вот готовый конкурент. Поэтому и согласился, помня, что у Землякова свояк на крепкой должности в районе, и все дорожки могут привести к нему.

Сам же Сергей больше на словах герой, а внимательнее приглядишься ‒ ничего особенного: ни смекалки особенной, ни характера. В первые три года фермерства еле-еле концы с концами сводил из-за упавшей закупочной цены на пшеницу, а на четвёртый, нынешний, решил всех перещеголять, но не перещеголял, а лишь окончательно прогорел, когда половину поля отвёл под картошку. Ему предлагали подписать контракт с местным цехом по производству чипсов, но он поосторожничал, когда прочитал повнимательнее текст, увидев в нём строчку о штрафных санкциях в случае нарушения контрактации, резонно подумав: «Урожай будет, найду, куда пристроить. Хуже будет, если пристраивать будет нечего. Но зато штрафа избегу за неустойку!».

Купил весной Сергей семян на занятые деньги, Валерий Исаевич помог с посадкой, пригнав из соседнего ООО посадочный комбайн, не бесплатно, конечно, и в конце августа соседи же помогли с уборкой, только у себя сначала убрали. Но оказалось, что после засухи убирать особенно нечего: на северном склоне кое-что собрали, а на южном всё в пыль превратилось ‒ лишь сухая чёрная ботва торчала в оплывших за лето грядках. Немного выручила пшеница, в итоге сработали с небольшим плюсом, который ушёл на пахоту и посев озимых, а банковские долги по-прежнему висели над душой.

Загоревал Земляков, обозвал себя бестолочью и раз, и другой. Вот сын Григорий у него ‒ тот умница. Участник математических олимпиад. В будущем году, как окончит школу, собирается в университет поступать. А что? И поступит, утрёт нос кое-кому. Кое-кто ‒ это его собственный отец, на которого Григорий постоянно наводит критику. Жена Екатерина, правда, более помалкивала, прилежно работала в бухгалтерии электрической компании «Энергосбыт» и ни на что особенно не влияла, зато Сергей все уши как-то прожужжал сыну, когда её не было дома:

‒ Ну, и чего ты добьёшься в своём университете без денег?! На что учиться будешь? Лапу ведь сосать придётся.

‒ На бюджет поступлю.

‒ Думаешь, это легко. Чего-то не особенно кто в нашем Степном об университетах думают. В колледж попасть за счастье считают.

‒ Пусть что угодно считают, а я с золотой медалью куда хочешь поступлю.

‒ Медаль-то ещё получить надо, а так бы вместе работали.

‒ Много ты заработал за четыре года? Только в долги влез. И когда теперь отдашь, если других доходов не имеешь?

‒ Опять зимой в Москву буду вахтами ездить.

‒ Охранником?

‒ Теперь шофёром пойду, зря, что ли, права пылятся?! В коммунальных компаниях, говорят, хорошо платят и не мухлюют, ‒ Сергей говорил бодро, но по виду сына понимал, что он не особенно верит даже сам себе.

«Думай, что хочешь, ‒ решил Земляков старший. ‒ Молодой ещё, чтобы учить и выговаривать отцу. А я сделаю по-своему!».

Хотя Земляков хорохорился, но после разговора с сыном приуныл, раздумал устраиваться шофёром, потому что подобный опыт у него уже имелся, когда отработал в Москве месяц на КамАЗе, но вернулся домой без денег: обещали заплатить через две недели, но он не получил заработанное и через месяц, и через полгода, и не знал, у кого правды искать, кому звонить. Потом пришлось устраиваться в охрану, но сначала на курсы ходил. И везде, куда ни сунется, постоянно какие-то заморочки, словно специально ждут именно его. Под гнётом сегодняшнего положения вспомнил ‒ деваться некуда ‒ об СВО; в мобилизацию 22-го года он не попал, или его придержали как фермера, а теперь ‒ вольному воля. Так и сказал жене и сыну, обо многом передумав:

‒ Вы, друзья мои, работайте и учитесь, а я пойду воевать. Может, повезёт: и сам живым вернусь, и долги отдам.

В семье подумали, что он пошутил, а он всё решил вполне серьёзно. Когда же Катя поняла, что он по-настоящему загорелся, то сразу в лице изменилась. До этого выглядела бодро, моложаво, носик-курносик задорно вздёрнут, а как синие глазки подведёт да румяна на щёки положит, то хоть замуж повторно выдавай ‒ девчонка девчонкой. И сама собой ладная: невысокая, под стать Сергею, фигурка точёная и очень внешне похожа на мужа, словно они брат и сестра. Но после того разговора Катя сразу на глазах постарела, позвонила свёкру, нажаловалась:

‒ Фёдор Сергеевич, ну скажите своему сыну, чтобы он не делал глупостей ‒ на войну собрался.

‒ Передай ему трубку!

‒ Слушаю, пап!

‒ Ты что, сын, надумал. Тебе что мало примера со старшим братом ‒ он погиб ни за грош, и ты на этот путь становишься. Но с тем всё было понятно, в ВСУ его замели, подданный Украины. Когда-то он сам свой путь выбрал, оставшись в чужой стране, а ты чего же? С жиру бесишься? Старший сын своей гибелью мать в могилу вогнал, теперь ты за отца принялся.

‒ Пап, ну ты же знаешь мою ситуацию ‒ кредиты за меня никто не будет отдавать. А так схожу, годик отслужу ‒ и на свободе! Так что дело решённое. Уж извини, но не напоминай мне о брате-гадёныше.

Общением по телефону этот разговор не закончился. Хотя был вечер, но Земляков сходил в гараж, выгнал «Ниву» и отправился к отцу в село. Через полчаса был на месте.

‒ Извини, пап, но я без приглашения. Уж больно разговор наш зацепил. Вот ты отговариваешь меня, и правильно делаешь, был бы я на твоём месте, так же поступил, но пойми ‒ у меня не тот случай. Контракт с армией хочу заключить не из-за долгов ‒ это ерунда, год-второй и рассчитаюсь, а из-за невозможности смотреть спокойно на то, что в стране и мире происходит. Скоро уж три года будет, как воюем, а нацисты и не думают сдаваться, даже на Курскую область, а в её лице на всю Россию замахнулись! Это как? Или они на Европу да Америку по-прежнему надеются? Те уж шарахаются от них, а им всё мало и мало помощи. Вот и сынок твой старший когда-то пошёл по их пути. Какое он тебе письмо прислал в конце тринадцатого года, помнишь? Когда ты ему мёда не дал?

‒ Ой, сын, давно это было ‒ вспоминать не хочется.

‒ А я хорошо помню, как ты тогда удивился, когда тебе пришло письмо от незнакомого Олега Хавренко из Украины! И что оказалось? А то, что сын твой взял фамилию жены и своему сыну изменил её. Знать тогда не захотел видеть отца за то, что тот пожалел две фляги мёда: одну для себя, а вторую для своего начальника. Да незадача случилось с мёдом, уехал тогда несолоно хлебавши твой сынок и грозился потом никогда более не приезжать, письмо шкурное сочинил. Видимо, уже тогда знал, к чему дело идёт. Иначе бы так нагло не вёл себя с отцом. Это надо такое придумать… Ты помнишь, что он написал тогда?

‒ Помню. И письмо за киотом с фотографиями храню.

‒ Зачем хранишь-то… Можно я посмотрю…

‒ Посмотри.

Заглянул Сергей за киот и достал письмо:

‒ Вот оно, конверт уж пожелтел.

Он вынул письмо из конверта, нашёл нужные строки в нём, попросил:

‒ Вот слушай, если тебе так оно интересно: «Наступит время, когда мы пройдём победным маршем по Красной площади, докажем вам, москалям, кто вы есть на самом деле. Мы овладеем вашим ядерным оружием, вашими же руками нацелим ракеты на вас…» Пап, представляешь, какой бред оголтелого человека, променявшего родителей и страну за флягу мёда, ты хранишь, будто письмо от любимого человека. Я-то думал, что давно выбросил, а ты, наверное, нет-нет да почитываешь.

‒ Да забыл я его давно. Ты сам зачем-то вспомнил.

‒ Если сам вспомнил, то сам и уничтожу его!

‒ Не вздумай. Не тобой оно положено, не тобой и возьмётся. И давай более не будем заводить разговор на эту тему. А сын, каким он ни будь, всё одно моим сыном и остаётся, ‒ и отец заплакал. ‒ Несчастный он, поддался на провокацию и фактически стал изменником.

‒ Ладно, пап, это теперь в прошлом и ничего не исправишь. Забыли! ‒ не стал Сергей накручивать отца, подошёл к нему, обнял: ‒ Поеду домой… Перед отъездом ещё заскочу.

Фёдор Сергеевич встал со стула:

‒ Приезжай! Буду ждать. И не обижайся на меня. Для меня вы оба дороги.

Нехорошо он говорил с отцом, а по-другому никак не выходило. А то, что старшим братом Олегом отца укорил, так это же очевидно, всё на виду. Давно у брата начались проблемы, и более всего, наверное, с головой. Ещё с конца девяностых, когда познакомился в Крыму с Оксаной. Олег тогда работал после армии в Рязани, жил в общежитии, а новая знакомая заманила в Луцк. Уж чем Олег ей понравился, бог весть, но именно всё так и произошло, как предполагалось, ‒ свадьбой. Даже родители ездили на Украину, и Сергей ездил, тогдашний пятиклассник. В ту пору не было заметного разделения, жили словно в одной стране. Всё началось позже: майданы, скачки молодёжи на площадях, восставший Донбасс. Ездить друг к другу перестали, неопределённая тягомотина длилась несколько лет, а потом наступил 2022 год. Старшего сына Фёдора Сергеевича Олега призвали в ВСУ, через месяц он погиб под Мариуполем, воюя за известный батальон, а ещё через две недели, не выдержав переживаний, скончалась его мать на Рязанщине. Одно к одному.

И вот теперь, получалось, пришла пора идти на фронт младшему брату Сергею и воевать за свою родину, за Россию. Во как жизнь повернула! И неважно было, какая именно необходимость толкнула на это. Главное, что он так решил, а если сам решил, то так и будет. И ничего особенно не объяснял жене, лишь выслушал отца, когда приехал к нему перед расставанием, и проникся пожеланием скорейшего возвращения. С женой проще был разговор. Когда легли спать накануне его отъезда, она спросила:

‒ Ты пошутил сегодня или как? Что опять придумал?

Как же тяжело было отвечать, почти невозможно, поэтому сначала толком и не ответил, почти отговорился:

‒ Если некуда деваться из-за долгов, придётся на СВО идти. Сама же знаешь, что мы в долгах завязли!

‒ Это ты завяз, зачем-то Валеру-свояка послушался, золотые горы тот когда-то наобещал, а ты и рот раскрыл, размечтался. Жил бы и жил спокойно, а так… И что мне теперь с сыном делать?!

‒ Меня дожидаться! Сын умнее нас с тобой ‒ сам во всём разберётся без нашей подсказки.

‒ Радостно дожидаться, когда знаешь, что всё хорошо обойдётся, когда муж живым и невредимым вернётся, а так…

‒ Что «а так»? Я ещё из дома не вышел, а ты уж хоронишь меня. Как это понимать, Екатерина?

‒ Не хороню я, не хороню, а всё равно душа разрывается. Ты хотя бы представляешь, на что замахнулся-то? Я ‒ баба и то это понимаю… ‒ Катя говорила и говорила. С надрывом в каждом слове, с придыханием, а он терпеливо слушал и не знал, что ответить. Когда же она, замолкнув, отвернулась, зашлась рыданиями, он захотел успокоить, но не решился к ней прикоснуться.

Она сама повернулась к нему, залила слезами. Сергей, как мог, утешал, рисовал на словах прекрасные картины прекрасной будущей жизни, говорил сначала неуверенно, но с каждым словом его мечтания казались всё более реальными, он уже сам начинал в них верить, а потому говорил всё настойчивее ‒ так, что она вздохнула, соглашаясь с ним, обвила руками и прижалась.