Ангелы Суджи

33

Днём в субботу убрались Земляковы на могилках деда и бабушки в посёлке, вечером Екатерина сходила в поселковую церковь, освятила кулич, а утром пасхального дня поехали к Фёдору Сергеевичу. Взяли с собой кулич для разговления, еды набрали, мяса для шашлыков. Сын Григорий ехать сначала не хотел, но когда отец пообещал дать порулить, то согласился, правда, выставил условие:

‒ После обеда вернёмся домой!

‒ А что за спешка? ‒ спросил Сергей. ‒ Погода отличная, по прогнозу до двадцати пяти градусов. Вечером и вернулись бы!

‒ Непонятливый же наш отец! ‒ встряла в разговор Екатерина. ‒ Вечером у них дискотека. Вот он и рвётся Олю увидеть.

‒ Ну, допустим, её можно увидеть и без дискотеки. Бери её с собой в Выселки. Места в машине хватит.

‒ Пап, ну чего она в селе не видела?

‒ А мне кажется, что она девушка простая, с понятием.

‒ У неё тоже родители есть, бабушка ‒ куда она от них.

‒ Ну, хорошо. Как скажешь, так и будет.

Уладив «формальности», они выехали. Когда оказались за посёлком, Сергей сказал сыну:

‒ Посмотри налево!

‒ Ну, посмотрел.

‒ Видишь молодые зеленя пшеницы?

‒ Ну, вижу.

‒ Это наше поле и наши зеленя. Красота же!

‒ Красиво, ничего не скажешь. Но есть такая мудрость, которая гласит, что цыплят по осени считают.

‒ Это верно. Будем надеяться, что боженька будет на нашей стороне, и год выдастся урожайным.

Сын помолчал и вдруг спохватился:

‒ Пап! С трассы же съехали. Моя очередь быть за рулём.

‒ Видишь, мать, ‒ обратился Земляков к жене, ‒ в кого наш сын превратился? В террориста!

От поворота до села оставалось всего-то три километра. Пять минут ‒ и на месте. И вот уж Фёдор Сергеевич, услышав фыркнувшую машину, вышел на крыльцо, стоит, улыбается. «Ну слава Богу, оттаял старикан, ‒ подумал Сергей, ‒ а то и не знал, с какой стороны подойти к нему».

‒ Христос Воскресе! ‒ поприветствовал сын отца, и произнёс это троекратно, и всякий раз отец отзывался на восклицание. ‒ Вот мы и приехали.

Они поздоровались, поцеловались и принялись разгружать машину.

‒ Ой, ‒ удивился хозяин, ‒ это куда же всего навезли-то?!

‒ Пап, день большой. Всё смолотим на свежем воздухе, а что останется ‒ не беда, тебе заначка будет.

‒ Я буду костёр разводить, ‒ поставил себе задачу Григорий.

‒ Погоди, Гриш. Сначала до кладбища доедем, покрошим яичек птицам небесным, помянем твою бабушку и старых бабушку и дедушку, а тогда уж займёмся праздничными делами.

Долго ли на машине. Все набились в «Ниву», выбрались из неё у кладбища, а у него уже несколько машин. Екатерина украсила могилки цветами, насыпала на холмики пшена, накрошила яичек. Все вместе помолились.

‒ Жалко церковь в селе закрыта. ‒ вздохнул Фёдор Сергеевич, ‒ а то всё было бы по-настоящему.

‒ Прихожан мало, вот и не открывают, ‒ внёс ясность Сергей.

‒ Не скажи, ‒ не согласился его отец. ‒ Лет уж шестнадцать-семнадцать прошло, ездил я в ту пору в Ливны за тракторными запчастями, едем обратно, увидел церковь и говорю водителю: «Тормозни, свечку поставлю за здравие новорожденного внука». В церковь зашёл, а в ней никого, и батюшка службу ведёт. Спросил, у кого можно свечку купить, а лучше ‒ несколько. Батюшка продал мне свечей, я положил в ящик денежку на храм, а свечи возжёг от одной единственной, еле тлевшей. Поставил свечи на канон на помин жены, потом за здравие детей, за внуков, перекрестился, и спрашиваю: «Батюшка, для кого вы молитесь, если нет никого». ‒ «А вы разве себя не считаете». «Ну, а до меня?» ‒ «Когда нет прихожан ‒ молюсь Богу. Разве этого мало?». И так меня тогда проняли его слова, что я чуть не разрыдался от ответа, едва не разорвавшего душу. Подхожу к машине, а водитель спрашивает: «Сергеич, чего это с тобой?». Может, и надо бы объяснить, но я лишь отмахнулся: толково сказать не смог бы, а огород городить не хотелось. Да и не батюшка я, чтобы знатока церковного из себя изображать.

‒ А ведь действительно, ‒ согласился Сергей. ‒ Молятся же монахи в кельях. Нет над ними никакого контроля, а молятся от души.

‒ У каждого верующего контроль в самом себе живёт. Богом он называется, а от него ничего не скроешь, это надо понимать.

От такого разговора какое-то время помолчали, а потом перекрестились и отправились назад, к праздничным хлопотам.

Григорий сразу занялся костром.

‒ Разводи, но к шампурам не притрагивайся, ‒ предупредил Земляков сына, ‒ а то в прошлый раз доверили тебе, а ты шашлыки испортил: с одной стороны сырое мясо, а с другой угли.

Настоящего мангала у Фёдора Сергеевича не имелось, его заменяли четыре кирпича, поставленные за двором набок, там Григорий и начал колдовать.

К нему подошёл дед, бросил около кострища пеньки, пояснил:

‒ Яблоневые, с прошлого года на пчельнике лежали. Жар от них необыкновенный, ну и дух соответствующий.

Пока Григорий занимался костром, Екатерина суетилась в доме около стола, а они уселись перед палисадником на лавочке.

‒ Как на душе легко стало! ‒ радостно сказал Фёдор Сергеевич, и Земляков порадовался за отца, почему-то подумалось, что чёрная полоса у него прошла, погоревал он погоревал, а как по-иному ‒ ведь внука потерял! ‒ и теперь пришла пора взять себя в руки.

‒ А у нас, пап, тоже радость ‒ пшеница взошла, всходы хорошие, посеяна без огрехов. Сегодня любовались ею. Теперь бы с погодой повезло.

‒ В этом деле погода главное. Вот взять пчёл. Тоже от погоды зависят, от взятка. В прошлом году первая половина лета более или менее получилась, а как липа отцвела, так сушь пошла, суховей прилетел из калмыцких степей. Что пчёлы успели на липах собрать, с тем и в зиму пошли. Помнишь, в прежние годы мы несколько раз на базар в Степной да в Скопин ездили, а в прошлом только дважды и побывали. Но всё равно будем надеяться на лучшее. Отсеялись вы рано, влаги в грунте достаточно. Посевы силу возьмут, укоренятся, тогда им многое нипочём.

‒ Пап, а вот такой вопрос? Вот посеял Валера пшеницу, сказал, что земля поспела, а когда я копал грядку под лук, то земля показалась сырой. В кулаке сжимал её, а при падении она не разбивалась. Кому верить?

‒ У тебя какая специальность?

‒ Ну, по сельхозмашинам.

‒ То есть по специальности связан ты с сельским хозяйством. И тебе-то стыдно не знать народную примету, тем более выросшему в селе. Объясняется это всё просто. Ты копал грядку где? В кустах. А пшеницу сеяли где? В чистом поле. Вот в чистом поле земля и поспела ранее, если солнце её прогрело, а ветер обдул. А в кустах ещё долго будет клёклой. Запомни это.

‒ А ведь действительно, ‒ улыбнулся Сергей. ‒ А я не подумал об этом. ‒ И укорил себя: ‒ Запоминай, голова! Запоминай, голова садовая!

Тут появился Григорий, сразу известил:

‒ Пап, угли готовы…

‒ Мы пошли, ‒ сказал Сергей отцу, ‒ а ты посиди пока, отдохни.

Через полчаса шашлыки были готовы, Екатерина принесла блюдо, положила на него шампуры и отправилась в дом, а запах-то, запах какой следом. Вскоре все собрались за столом, Фёдор Сергеевич потянулся за графином с медовухой, и когда на него внимательно посмотрел сын, оправдался:

‒ Сегодня можно, праздник! А с завтрашнего дня отставку даю этому делу, буду пчёлами заниматься, пора полную ревизию делать. Тебе, Сергей, нельзя ‒ за рулём, тогда, может, Григорию можно? А что, я в его годы выпивал.

‒ Я вам сейчас такую выпивку покажу, ‒ припугнула свёкра и сына Екатерина, ‒ что замучаетесь отмахиваться!

Прежде чем выпить, Фёдор Сергеевич разговелся куличом, очистил крашеное яичко, сказал:

‒ Ну что, православные, где наша не пропадала! За Пасху, Христос Воскресе! ‒ И поднёс кружку ко рту, задергал кадыком. ‒ Хорошо пошла!

И ведь ничего не скажешь отцу в этот день. Праздник ведь! Но даже если можно было что-то сказать, Сергей не сказал бы: и праздник, и настроение у отца сделалось другим, по сравнению с недавними днями, когда он ходил по усадьбе сам не свой. Они ели салат, отварную картошку с солёными огурцами, а главное, налегали на шашлыки: нечасто удаётся отведать их, оттого и аппетит на зависть.

Сергею позвонили: Медведев нарисовался.

Земляков сразу извинился, вышел на улицу, уселся на лавочку перед палисадником.

‒ Христос Воскрес!

‒ Воистину Воскрес! Рассказывай, Медведь!

‒ Особенно нечего. Нога заживает, боялся, что ещё один свищ откроется. Но пока, слава Богу, динамика положительная, а то, помнишь, врачи сначала пугали остеомиелитом.

‒ Что это такое?

‒ Воспаление кости. Но обошлось, как видно, тьфу-тьфу-тьфу. Как у тебя дела, на фронт собираешься?

‒ Собираюсь, куда же деваться. С содроганием ожидаю этого дня, как представлю, что буду расставаться с женой.

‒ У меня такая же история. Заставила на процедуры ходить в местной фельдшерице. А какие у неё процедуры? Чаю попьём, она сделает у себя отметку ‒ и до свидания, Миша.

‒ И всё?

‒ Что «всё»?

‒ Ну, сам знаешь…

‒ Не, не хочу жену обижать. Даже заочно. Она ведь у меня заботливая. Говорит, что не пустит больше на СВО. Не знаю, что с ней делать.

‒ А ничего не делай. Время придёт, рюкзак на плечо ‒ и вперёд с песнями.

‒ Ладно, посмотрим, как всё сложится. В курсе, что происходит на фронте?

‒ Краешком глаза иногда смотрю, только это неинтересно смотреть по телевизору. Душа не горит. Смотришь: бегут, стреляют, РСЗО работают, БМП носятся, а сердце особенно не колышется. Вот когда напрямую всё это увидишь ‒ другое дело. Тогда то в жар, то в холод бросает, не знаешь, что с тобой будет в следующую секунду, и будет ли она вообще.

‒ Ну, это ты загнул. Об этом вообще не надо думать. Делай своё дело, а на остальное наплюй.

Земляков вздохнул:

‒ Так-то неплохо бы, да, поди, угадай, что на самом деле выгорит.

‒ Ладно, Серёж, рад был тебя слышать. Надеюсь увидеться под Суджей и далее. Наши сейчас там продолжают воевать.

‒ Не пропадай. Перед своим отъездом звякну.

Поговорил Земляков с другом, и сразу другое настроение появилось. Праздник, конечно, никуда не делся, но всё равно виделось всё по-иному. «А то развеселились, расхорохорились ‒ всё нам нипочём, ‒ иронизировал он над собой, ‒ и никто особенно не задумывается о том, что происходит совсем неподалёку отсюда. И это не очень хорошо, даже, можно сказать, плохо. А с другой стороны взглянуть ‒ такова сегодняшняя жизнь, и не знаешь, каким боком она повернётся в следующий момент».

Ему захотелось выпить водки ‒ рюмку, вторую, но сейчас такой возможности не имелось. Он знал, что можно заявиться с визитом к Валере, и тот никогда не откажется принять. Находясь в непонятном состоянии, он сидел до тех пор, пока к нему вышла Екатерина и спросила подозрительно:

‒Ты чего здесь затаился?

‒ Что твоя сестра сегодня делает?

‒ Дома должна быть.

‒ А давай к ним в гости завалимся?!

‒ Можно. Надо только позвонить.

‒ Звони с моего.

Екатерина включила громкую связь, позвонила, похристосовалась, сказала:

‒ Марина, Сергей хочет к вам нагрянуть. Валера дома будет?

‒ Да. Мы весь день сидим. Только с утра на кладбище сходили.

‒ Ну, так что, приглашаете?

‒ Конечно. Хоть сейчас приходите.

‒ Сейчас не можем. Мы пока в Выселках у отца Серёжиного. Часика через полтора появимся.

‒ Отлично!

‒ Слышал? ‒ спросила Екатерина у Сергея. ‒ Пойдём собираться!

‒ Немного с отцом посидим, чаю попьём на дорожку, а то так нехорошо: шашлыков наелись, снялись и пошли.

Они вернулись в дом, и Сергей объявил:

‒ Сейчас Катя кипятит чай, а батя готовит банку мёда ‒ в гости Валера с Мариной пригласили.

‒ Не, так не годится, ‒ запротестовал Фёдор Сергеевич. ‒ Сын, мёд во фляге, сам наколупай банку, а то у меня рука побаливает.

Они полили чаю с мёдом и начали собираться, «наковыряли» ложкой трёхлитровую банку мёда. Когда Сергей обнялся с отцом, расставаясь на улице, то тот обнял сына:

‒ Спасибо, что не забыли. Знаете, каково в праздник быть одному? Лучше вам и не знать этого!

Когда выехали за село, Гриша напомнил о себе, серьёзно сказав:

‒ Только я с вами не пойду. ‒ И даже не попросил порулить.

‒ Договорились, беги к своей Ольгуше.