Ангелы Суджи

1

За месяц службы на СВО Сергей Земляков ‒ боец штурмовой роты N-ского мотострелкового полка ‒ обвыкся, кое с кем скорешился и почему-то более всего с Михаилом Медведевым, действительно похожим на медведя, и пара эта выглядела слегка комично, особенно, когда они находились рядом. Сергей мелкий, курносый и глазастый к тому ж, и почему-то все сразу угадывали, что он ‒ рязанец, ошибочно считая, что рязанцы сплошь мелкие и глазастые. Медведев же наоборот: крупный, нос прямой, маленькие глазки утопают в бровях, а русые волосы волнами кипят ‒ когда первый раз Сергей увидел его, то подумал, что он родственник былинных богатырей; именно такими они запомнились с детства по картинкам. И надо было такому случиться, что Медведев оказался тоже рязанцем, только из северного лесного района, а Земляков ‒ степняк, вырос среди полей да лугов, за грибами ходил в лесопосадки, отчего выделялся стойким загаром, на котором редкие веснушки выглядели золотыми.

Познакомились они на полигоне, куда контрактников завезли из областного сборного пункта для прохождения курса «молодого бойца» после прохождения военно-врачебной комиссии и подписания контрактов. Оба служили в армии, оба были рядовыми. Медведев ‒ гранатомётчик, а Земляков, как у него было записано в военном билете: «Разведчики частей и подразделений «спецназ»». Всё, что относилось к службе, сразу вспомнили, как только взяли в руки автоматы. Бегать и ползать, как оказалось, тоже не разучились. Правда, тяжело показалось с непривычки, особенно Медведеву. Земляков ему, конечно, не чета. Но вот как в природе устроено, хотя и говорят, что подобное ‒ к подобному стремится. Здесь не тот случай. Даже наоборот. Земляков, например, не мог терпеть рядом подобных себе. Вроде он не шкет, но всегда смотрит на таких, как сам, словно на отражение в зеркале, и отражение это отталкивало. Его влекло к иным: высоким, крепким ‒ таким, на которых можно было смотреть, подняв голову. С такими пройтись, даже постоять рядом приятно.

Что-то похожее происходило и с Михаилом, будь по-иному, он не относился бы к нему снисходительно, называя нового приятеля Земляком и совсем не обижаясь, когда тот называл его в ответ Медведем. Ну, какой он «Медведь» ‒ так, крепкий, конечно, выше среднего роста. И удивительно запасливый. Поэтому, скорее, бурундук. На комиссию явился, нисколько не сомневаясь, что пройдёт её, в новых кирзовых сапогах. Уж где, в каком магазине или маркетплейсе он загодя разжился ими, а может, и в запасе имел, но факт оставался фактом, и Медведев сожалел, что имел лишь одну пару.

‒ Как по мне, так ваши берцы ‒ тьфу, а не обувь: промокнешь в первой луже или даже от мокрого снега! ‒ небрежно говорил он тому, кто интересовался происхождением сапог.

‒ А ты ‒ голова! ‒ похвалил Земляков, вставив привычное для себя слово «голова», которое применял где нужно и не нужно.

Позывные «Медведь» и «Земляк» сразу прижились, и все на полигоне, кто оказывался рядом, все так и называли их. Они и позже за ними закрепились, когда в конце января их погрузили в колонну автобусов и повезли на передовую, где они влились в заранее обозначенное подразделение. В один взвод зачислили. Когда доставили на место, как оказалось под Суджу Курской области, где их полк сражался с начала захвата нацистами плацдарма на территории России, и сражения эти шли с переменным успехом. Только российские бойцы вышибут их из какого-нибудь села, как те сразу принимали подкрепление и вновь шли в атаку. Получали по зубам, откатывались и вновь через малое время выдвигались «жабьими» прыжками.

Ещё до подписания контракта Земляков знал из телевизора, что творится на Донбассе и не только. Сколько там разрушений, погибших и раненых с обеих сторон, посмотришь на иные города и посёлки ‒ в хлам всё разбито, жителей почти не осталось, а какие не смогли вовремя уехать ‒ ютились в подвалах, погребах ‒ кто где. И были это в основном пенсионеры, у которых ни сил, ни желания не осталось куда-то ехать ‒ положились на Господа. Многие из них погибли от рук нацистов, пропали без вести, угнаны дальше на Украину. Оторопь брала даже от телевизионных картинок, когда же увидел всё своими глазами, даже слов не нашлось, чтобы обсудить с Медведевым положение, в какое они попали. Мрачная картина.

Правда, это состояние угнетало их лишь в первые часы пребывания на передовой, где они быстро словно пропитывались запахами и звуками войны и усваивали её порядки. Сержант, под командование которого они попали, первым делом щеголевато и браво представился:

‒ Сержант Силантьев ‒ ваш непосредственный командир! ‒ И спросил: ‒ Ранее приходилось бывать на СВО?

‒ Мы ‒ первоходки! ‒ нашёлся Земляков.

‒ В армии-то хотя бы служили?

‒ А как же… Всё в военном билете указано. Я ‒ разведчик спецназа, Медведь ‒ АГС таскал.

‒ Это кто?

‒ Да вот же рядом стоит, Медведев!

‒ Вот и называйте его «рядовой Медведев»!

‒ Я же на военный лад перешёл. «Медведь» ‒ это его позывной. Ничего обидного, всё по-военному.

‒ А вы-то тогда кто?

‒ Да у вас записано. «Земляк» я… По мне разве не видно? А по военному билету Земляков.

‒ Принято! Уж кого-кого, а вас теперь навсегда запомню.

‒ У вас-то какой позывной?

‒ «Ярик»… Ярославом меня зовут.

‒ Замётано… Когда начнём?

‒ Не спешите, ребята. Успеете, навоюетесь. Как бы сегодня после обеда они не ломанулись.

‒ Это дело! ‒ вставил свои три копейки Михаил и крякнул от удовольствия. ‒ Давно этого момента ждём.

Сержант ушёл, а они продолжили шуровать лопатами, поправляя осыпавшийся в оттепели и от обстрелов окоп.

‒ Ты это, Мишка-медведь, не копай глубоко, а то меня при случае землёй засыплет ‒ не успею выскочить.

‒ А что мне прикажешь делать?

‒ Ямку себе выкопай и торчи в ней.

‒ В ней же вода копится.

‒ А кирзачи у тебя для чего?!

Земляков не успел договорить, услышав свист мины, крикнул:

‒ Пулей в блиндаж…

Медведев никак не отозвался, но команду Землякова выполнил ‒ следом за ним нырнул в укрытие. Сел на низкий топчан, нахохлился, ни на кого не смотрит.

‒ Ты чего сегодня такой? ‒ спросил Сергей.

‒ Я всегда такой… Веселиться и трепать языком не из-за чего.

‒ Ты о чём-то всё думаешь и думаешь…

‒ Есть о ком, ‒ не открылся Медведев и уткнулся в ладони, будто заплакал.

‒ Ты чего это, ‒ тряхнул его за плечо Земляков. ‒ Если на душе тяжело, так откройся, сразу полегчает.

Но тот ничего не ответил, лишь глубоко вздохнул и Земляков отстал, повернулся к другому бойцу из старожилов, по возрасту моложе их и природным румянцем выделявшемуся среди остальных, спросил у него:

‒ И долго так будем сидеть?

‒ Сиди, парень, успеешь ещё навоюешься.

Его слова перекрыл шипящий прилёт снаряда, упавшего в стороне, и боец ухмыльнулся:

‒ Вот я и сглазил.

‒ И долго они будут так работать? ‒ спросил Земляков.

‒ Это смотря сколько снарядов у них. Бывает, один-два шмальнут, а бывает и десяток не пожалеют. Как арта утихнет, так они в атаку пойдут. Упрямые до невозможности. Всякий раз по зубам получают, но вновь и вновь прутся в наступ. Упёртые, одним словом, их не исправишь.

‒ Как тебя зовут-то? ‒ неожиданно спросил Земляков. ‒ Я ‒ Сергей! Давно здесь воюешь?

‒ Владимир Громов! ‒ подал тот руку. ‒ Под Суджей почти с октября, а вообще-то наш полк перебросили из Харьковской области в августе, когда случился прорыв нацистов на нашу территорию под Суджу. Полк новый, год назад сформированный в Карелии, чтобы, в случае чего защищаться от финнов и вообще от НАТО, но пока мы здесь нужнее. А вы вновь прибывшие?

‒ А что похожи?

‒ А то… Ремни-то на боку ведь.

‒ Это да, это есть, ‒ улыбнулся Земляков. ‒ С этим не поспоришь. Вот такие мы, рязанцы ‒ древние воины.

В этот момент прозвучала команда «К бою!», болтать сразу перестали, вскочили с топчана, поправили броники, рюкзаки, разгрузки с магазинами. Михаил ломанулся в окопы одним из первых, спросил у Владимира:

‒ Где они?

‒ Смотри вперёд ‒ увидишь! Метров пока пятьсот до них.

Пригляделся Михаил, и действительно увидел серые согбенные фигурки, по двое, по трое зигзагами двигавшиеся навстречу. Сергей тоже их заметил, привстав на уступ, который оставил специально для себя, глянул на Медведева:

‒ Видишь!

‒ Вижу, вижу ‒ не слепой… ‒ и открыл огонь.

‒ Ну, чего ты молотишь попусту. Поближе подпустим, тогда уж наверняка. А то в белый свет, как в копеечку. Думай, голова!

Медведев ничего не ответил, следил сквозь прицел за наступающими, иногда, словно для проверки глазомера, опустив автомат, шептал:

‒ Ближе, ближе… ‒ И похож был в этот момент на одержимого человека, и так увлёкся, что едва услышал окрик Землякова.

До наступавших осталось метров двести, когда в их сторону прозвучала первая короткая очередь, а за ней вторая, третья… Наступавшие залегли. Разделось несколько выстрелов из гранатомётов с их стороны. Наши ответили тем же. Когда стрелять перестали, наступавшие медленно, будто из-под палки поднялись, стреляя на ходу, продолжили наступление. Наши открыли встречный огонь. Было заметно, как некоторые нацисты падали, будто спотыкались, в коротком затишье было слышно, как они что-то кричали, и в ответ наши поднялись из окопов, когда прозвучала команда «В атаку!», и бросились им навстречу. И они сразу развернулись, пустились наутёк, вихляя на ходу из стороны в стороны, некоторые успевали поднимать руки вверх.

Медведев наступал впереди всех, Земляков за ним еле успевал, вдруг тот оглянулся и что-то крикнул, Сергей заметил, какое у него злое выражение лица. Наверное, и у других лица были далеко не благодушными, но у Михаила оно показалось особенно яростным, даже зверским. Он менял магазин за магазином, и Сергей заметил, что все выстрелы у него были точными. Причём, стрелял не целясь, запомнилось, как одного скосил. Тот был то ли ранен, то ли ногу вывихнул, но отстал от своих, повернулся в полкорпуса и, продолжая скакать, пытался отстреливаться, но Медведев, догоняя его, короткой очередью скосил метров с тридцати. А когда тот ткнулся лицом в заснеженную луговину, подбежал, остановился около него и перекрестился.

Земляков на секунду задержался и, глянув на Медведева, на его опущенную голову, крикнул:

‒ Некогда сопли жевать. Вперёд!

Михаил никак не отреагировал, но через малое время, будто пришёл в себя от вспыхнувших чувств, и продолжил наступление вместе со всеми до той поры, пока перед ними не начали шлёпаться мины, срубая спасавшихся бегством.

Когда отходили на свои позиции, сержант Силантьев заметил, что один боец из вновь прибывших хромает и побледнел то ли от боли, то ли от испуга.

‒ Что с тобой? ‒ спросил Ярик.

‒ Ранен, наверное…

‒ Не наверное, а точно ранен ‒ вон кровь из берца сочится. След кровавый на снегу. Когда тебя угораздило?

‒ Не знаю, вместе со всеми в наступление бежал.

‒ Так и голову потеряешь, не заметишь, ‒ укорил сержант и крикнул в рацию: ‒ Санинструктора на передок! У нас трёхсотый! ‒ сержант достал шприц, пояснил: ‒ Обезболивающий укол сделаю.

Раненого бойца подхватили, несли до окопов и осторожно опустили в блиндаже. Срезали шнурок, начали снимать берц, а из него кровь хлынула.

‒ Срочно жгут! ‒ крикнул сержант и пытался рукой пережать нижнюю часть голени. Когда кто-то подал жгут, он сам перехлестнул его, и кровь почти остановилась, а если и стекала, то лишь отдельными каплями сочилась на земляной пол.

‒ Думал, что на мину наступил! ‒ удивился сержант. ‒ Но нет ‒ носок целый. Значит, какую-то мелкую артерию осколок зацепил или пуля пробила ногу, ‒ предположил он.

Когда срезал носок, то чуть ли не радостно оповестил:

‒ Верно я сказал: пуля прошла ногу у ахиллова сухожилия, но само сухожилие, кажется, не затронула.

Обложив рану тампонами, он забинтовал ступню, поудобнее устроил раненого, снял с него рюкзак, броник, отстегнул магазин у автомата, щёлкнул затвором, выгоняя патрон, и, положив оружие отдельно, спросил:

‒ Документы при себе?

‒ В куртке, во внутреннем кармане.

‒ Тогда лежи, ждём транспорт.

Вскоре прибыла санитарная «буханка», остановилась за домом с разбитой крышей и, пригнувшись, хотя близко выстрелов не было слышно, санитар побежал в блиндаж. Осмотрел раненого, проверил ступню, слегка попросив пошевелить ею, и знающе и даже слегка весело сказал:

‒ Сухожилие и кости не задеты. Нога сохранится. Помогите донести до машины.

Раненого бойца унесли, и кто-то из «стариков» сказал:

‒ Быстро же он навоевался.

Пополнение молчало, потому что не только не знало, что сказать, но более от натурализма увиденного и приторного острого запаха крови. Землякова тоже эта сцена не оставила равнодушным, но он более удивился ловкости и умению сержанта, тому, как он играючи управился с раненым, даже пытался определить тяжесть ранения.

‒ Товарищ сержант, а вы молодец, ловко разобрались! ‒ похвалил сержанта Земляков.

‒ Не подлизывайся и не попадайся мне под горячую руку. А лучше от пуль берегись да почаще наверх посматривай, когда выходишь из блиндажа, ‒ «птичек» тут много летает. А то, гляжу, сегодня бла-бла устроили с Медведевым, когда окопы поправляли: оба спиной кверху и хоть бы что вам обоим, а на спине, как известно, глаза не растут. Так не годится. Если копаете вдвоём, то один копает, а второй за небом наблюдает. А то докопаетесь ‒ сразу в роте два двухсотых прибавится. Уяснили?

‒ Так точно! ‒ по-армейски отрапортовал Земляков.

‒ От вас не слышу голоса? ‒ посмотрел сержант на Медведева.

‒ Так точно! ‒ повторил тот, не особенно дружелюбно посмотрев на молодого сержанта.

Немного позже, когда сержант вышел из блиндажа, Медведев спросил у Сергея:

‒ Он теперь так и будет нам нотации читать.

‒ Будет! Если заслужим, то будет. Он же о нас печётся. Понимаешь это?

‒ Понять не трудно.

‒ И вообще ты сегодня сам не свой. Что с тобой?

‒ А ты что, не знаешь? Я человека сегодня убил! И не одного…

‒ Не человека, а врага. Запомни!

‒ Всё равно не по себе.

‒ Это всегда так с непривычки бывает. Обвыкнешь, и думать ни о чём не будешь. Я, кажется, тоже одного скосил.

Медведев отмахнулся, словно надоел ему Земляков, и промолчал, о чём-то задумался, а о чём ‒ даже спросить страшно.