Ангелы Суджи

28

Как ни тяжело куковать ночь на автовокзале, но после трубы Землякову теперь ничего не страшно: и не такое терпели. Усевшись утром в автобус, через четыре часа он должен быть в Скопине, а от него до Степного рукой подать. Правда, автобус до Степного только вечером, но ради такого случая можно и на такси прокатиться.

И вот он отъехал от автовокзала, автобус вскоре вырулил на кольцевую автодорогу и лихо покатил по ней, потом выбрался на Каширское шоссе, а впереди ‒ простор.

Сидевшая рядом с ним молодая молчаливая и ярко накрашенная женщина впервые заговорила по-настоящему, словно до этой поры он не внушал доверия.

‒ На побывку? ‒ спросила она и внимательно посмотрела карими глазами, словно только что увидела его и теперь спрашивала: «Ты кто, дружок? Какие у тебя планы?».

‒ Так и есть. После госпиталя.

‒ Ой, вы с войны едете? ‒ удивилась она. ‒ И ранение есть?

‒ В госпиталь просто так не направляют.

‒ Простите, надолго отпуск?

‒ На месяц. Больше не заслужил. Но погулять всё равно хватит времени.

‒ Может, сегодня и начнём?

‒ Так сразу? ‒ спросил Земляков, сразу сообразив, с кем говорит.

‒ А что же в этом такого, если два человека встретились, поговорили, попили чаю ‒ разве это плохо. Вы из Скопина?

‒ Нет, из Степного…

‒ Тем более. Автобус, насколько помню, до Степного вечером. У нас уйма времени. Живу я одна. Так что ни в чём проблем не будет.

‒ Минутку, позвоню жене, попрошу разрешения…

Он и правда позвонил Екатерине. Она ответила, и сразу восклицание:

‒ Ну, наконец-то! Ты где?

‒ В автобусе. Домой еду!

‒ Да ладно, болтушка… ‒ не поверила она.

‒ Хочешь верь, а хочешь не верь, но это так. Еду в отпуск. Ты на работе?

‒ Конечно.

‒ Так что отпрашивайся ‒ и блины печь.

‒ Ну, шутишь же. Ведь и полгода не прослужил, а раньше, чем через полгода в отпуск не отпускают.

‒ А меня отпустили… Я бы на твоём месте с работы сегодня отпросился ‒ всё равно короткий день. До обеда поработай ‒ и домой. А тут и я подъеду. Такой расклад тебя устроит?

Екатерина поняла, что он не шутит, и расплакалась.

‒ Ну и чего мы плачем? По моим подсчётам к часу дня должен быть дома. Всё поняла?

‒ Поняла, Серёж, поняла…

‒ Вот и хорошо. Заканчиваю говорить, а то плоховато слышно. Дома наговоримся. Целую крепко и долго!

Попутчица всё сразу поняла и более не лезла с вопросами, даже отвернулась, и мало-помалу Земляков забыл о ней, хотя она находилась рядом и начала прихорашиваться перед скорым прибытием. Неожиданно зазвонил телефон, оказалось ‒ свояк.

‒ Привет, Серёга! Ты никак в отпуск едешь?

‒ Так и есть. Как у вас тут дела?

‒ Знаю-знаю, о чём печёшься! О своём поле! Так вот: засеяли мы его вчера, пока погода наладилась. По срокам, может, рановато, но зима и весна ныне шальные ‒ не угадаешь. А так дело сделали, и забота с души слетела. Как говорится: сей в грязь ‒ будешь князь! А что, так и есть. Хотя на послезавтра похолодание обещали, но весна есть весна. Пока семена набухнут, потеплеет, они и зазеленеют.

‒ Денег-то у Катерины хватило расплатиться?

‒ Хватило-хватило.

‒ Ну хоть так… Валер, что делаешь вечером? И то приходи с женой: посидим, по рюмке хряпнем за встречу, потолкуем.

‒ А что ‒ нет проблем.

‒ Тогда договорились.

Земляков отключил телефон, обратился к попутчице:

‒ Ну вот: оповестил о своём прибытии, впереди обнимашки.

‒ Это уж как водится… ‒ зло и обиженно ответила женщина и своим тоном дала понять, что не готова говорить о пустяках. Так и промолчала до конца пути.

В Скопине он взял такси, по пути зашёл в магазин, купил еды, коньячок, цветов и через полчаса стоял на пороге дома. Не успел позвонить в звонок на двери веранды, как она распахнулась, и Екатерина кинулась навстречу, зацеловала. Землякову стало душно. Столько дней и ночей мечтал об этой встрече, и вот она состоялась, а он не знает, что сказать. Лишь вздохнул:

‒ Держи цветы, веди в дом.

И сразу всё, что было до этой минуты, забылось, ушло из памяти, и было такое ощущение, что он и не уезжал далеко, и вообще он совсем не тот, каким был там, на фронте. Уже в доме, сняв берцы, куртку, спросил:

‒ Грише позвонила?

‒ Да он знает, вскоре придёт. И свояку позвонила. Он ведь вчера наше поле засеял.

‒ Знаю, он успел доложить, а у меня сомнения: не рановато ли? Ему-то что ‒ отделался и голова не болит.

‒ Перестань, Серёж! Он к нам со всей душой относится.

‒ Хотелось бы верить… Ладно, это я так просто сказал. Спасибо ему, конечно! Позвони, скажи своей Марине, чтобы сегодня вместе приходили. И сына пусть с собой берут. Дядька приехал, хотя и не родной. С нашим Григорием пообщается. Всем по большой шоколадке купил. Родственники. Нам надо вместе держаться.

Сергей умылся с дороги, спросил:

‒ Когда Григорий-то из школы придёт?

‒ А чего? ‒ она внимательно посмотрела на него и отвела взгляд.

‒ Сама знаешь «чего».

‒ Ещё один урок у него, ‒ ответила она и пошла на веранду, закрыла дверь изнутри. Вернулась, а полураздетый Сергей уж из спальни машет.

Всё произошло быстро, почти мгновенно. Она замерла, когда он прикоснулся к ней, глаза её потемнели, она только и успела глубоко простонать: «О-о-ой…».

О ране на плече спросила потом:

‒ Это вот почему ты приехал-то? Значит, в госпитале лежал, а мне ничего не говорил!

‒ И правильно делал. Мой друг-земляк, с которым вместе валялись в палате, всё жене рассказал, пожалел беременную. И чего? А то: к нему собралась ехать! Это как? Она думала, что у нас там санаторий. Да на нас только посмотришь ‒ дыхание перехватывает: все забинтованные, кто без руки, кто без ноги. У кого вместо головы кокон из бинтов, только щёлочки для глаз видны ‒ страх божий.

‒ Ладно, мой милый, одеваемся, а то сейчас сын из школы вернётся.

Накинув халат, она сходила, отбросила задвижку, оставив веранду, как обычно, закрытой на внутренний замок, и едва вернулась к мужу, сын появился. Встал на пороге, улыбнулся отцу и по-взрослому сказал:

‒ Кого я вижу!

Они обнялись, а Земляков, оглядывая сына, немного отстранился и тоже удивился:

‒ По-моему, ты подрос и возмужал. А я только приехал, вот разбираюсь с дороги, хотя разбирать особенно нечего. Продукты и те в Скопине купил… Мам Кать, накрывай на стол ‒ обедать пора. Муж и сын голодные как волки!

Как же прекрасно, когда семья, пусть и небольшая, собирается вместе за столом. Разговоры, взгляды, улыбки, и уж кажется, что именно о таких моментах говорят как о счастье. И никто не думает, что приезд мужа и отца ‒ это временное удовольствие и поблажка. Да и зачем из этого сейчас проблему делать. Надо радоваться встрече, пока есть возможность и настроение.

‒ А ты молодец! ‒ сказал Земляков сыну, когда пообедали. ‒ Голова! Слух прошёл, что вы с Ольгой плетёте для фронта маскировочные сети. Кто же вас надоумил?

‒ Сами узнали и пошли помогать. Теперь и мама с нами ходит дважды в неделю.

‒ Тоже стала «паучком», ‒ улыбнулась Екатерина. ‒ Это наших ребят так называют.

‒ Ну и прекрасно. Называют, значит, заслужили!

Они бы могли болтать бесконечно, но Григорий вскоре объявил:

‒ Вы как хотите, а мне пора в библиотеку.

‒ Хотя бы к ужину приходи. Дядя Валера с Мариной придут, их Женька, если поймают.

‒ Часто он ходит в библиотеку? ‒ спросил о сыне Сергей.

‒ Когда как. Хотя он наверняка к Ольге заторопился. Ты, может, отдохнёшь с дороги? А я пока котлет бы к ужину накрутила, селёдку почистила.

‒ Можно и отдохнуть… ‒ согласился Земляков и улыбнулся, внимательно и со значением посмотрел на жену ещё раз. ‒ Котлет потом накрутишь.

Вечером появился Валера с женой Мариной и сразу поставил перед фактом:

‒ С тебя бутылка!

‒ Всегда пожалуйста. На столе уже стоит, дожидается!

‒ Тогда совсем другое дело! ‒ и выставил на стол свою.

‒ Куда нам столько?

‒ А для порядка. И необязательно всю сразу употреблять. Отпуск у тебя большой.

Вскоре появился Григорий с Ольгой, когда все сели за стол, прибежал тринадцатилетний Женька. Решив разыграть взрослых, он сразу скомандовал:

‒ Наливай!

‒ Ещё слово, и будешь в углу стоять! ‒ шутливо цыкнул на сына Валерий Исаевич.

Когда наполнили рюмки, он привстал над столом и важно сказал:

‒ Прежде всего хочу выпить за прибытие, дорогой Сергей Фёдорович, наш защитник. Рад увидеться, рад встрече!

Они выпили. Закусили. Налили ещё по одной. Молодёжи ‒ бабушкиного сливового компота налили. Когда выпили по второй, Валера вновь взял слово:

‒ А ещё хочу доложить хозяину, что поручение его выполнил, поле засеяно, так что всё чин-чинарём вышло. И сроки соблюдены, а они ныне ранние ‒ то, что надо для яровой пшеницы.

‒ По уму хотя бы сделали? ‒ спросил Земляков, не особенно скрывая озабоченность.

‒ Как учили. Для тебя яровая пшеница ‒ дело новое, а нам не впервой. Температура почвы на глубине заделки семян ‒ восемь градусов. Поле предварительно прокультивировали с применением стрельчатых лап, сразу засеяли сеялками СЗ-3,6А и прикатали кольчато-шпоровыми катками. Дело в том, что если просто локально «подсевать» яровую пшеницу к изреженной озимке, то ничего путного из этого не выйдет, так как сроки созревания у пшениц неодинаковы. В полученной смеси такая озимь созреет раньше и начнёт полегать и осыпаться, а яровая едва преодолеет стадию молочной спелости. Такую «сборную солянку» можно будет разве что только скосить на зелёный корм, а дешевле запахать под озимые. Поэтому подсевание яровых к изреженным озимым не практикуется ‒ только пересев.

‒ Ну что, за сказанное надо выпить. Просветил так уж просветил, на всю жизнь наука. Спасибо, Валера, дорогой свояк. Не каждый брат способен на такую помощь. Выпьем за это! ‒ сказал Земляков и налил по третьей.

Когда выпили, Валерий добавил:

‒ И это ещё не всё. Могу порадовать, что семена районированные, обработаны ядохимикатами от возможных вредителей ‒ всё по уму. Так что осталось дождаться всходов, потом колошения, а потом и уборки. Сейчас для семян главное напитаться влагой и прорасти… Ты надолго приехал?

‒ На месяц.

‒ Вот и прекрасно. Когда будешь уезжать, поле не узнаешь от всходов.

Они ещё долго говорили, и Земляков смотрел на свояка и радовался ему. Вот уж действительно свояк. Только свой, родной человек может так помогать другому человеку. И пусть пришлось нанимать людей, ну а как иначе. Но нанять одно, а необходимо всё организовать, подготовить, подгадать с погодой. Много тонкостей, о всех сразу и не вспомнишь. «А я, нехороший человек, сомневался, ‒ подумал Земляков. ‒ А зря. Вот бы все такими были, как Валера!».