Ангелы Суджи

22

В зоне ответственности Землякова и его сотоварищей враг более не появлялся, и, как позже лейтенант сообщил данные воздушной разведки, разрозненные отряды пеших нацистов ломанулись по полю между Щербаткиным и Мартыновкой в сторону Суджи, видимо, не владея информацией о том, что там происходит и что их ждёт. Зато противник организовал атаку на левом фланге, часть бойцов «Спутник» снял с правого фланга на помощь. С ними и Земляков оказался, почему-то с сожалением оставив полюбившийся окопчик. И единственное, что радовало в этом приказе, ‒ это скорая встреча с Медведевым. Лишь на сутки их разлучили, а Сергею показалось будто навсегда, а ведь могло так и быть. И вот теперь, пробираясь с Громовым и ещё с двумя бойцами из другой группы к своим навстречу бою и зная, что линия обороны проходит по берегу реки и автомобильному мосту через Суджу, Земляков понимал, что в этом направлении идёт настоящее сражение, а не их беготня по железке в салки-догонялки. Здесь всё по-серьёзному: и АГСы, и пулемёты. И автомобильный мост ‒ главная цель нацистов, хотя зачем он им ‒ не понять. На пути к нему дымились несколько БМП, полотно дороги и откосы пестрели скрюченными телами двухсотых врага. Та ещё картина. Мост давно бы взорвать пора, но тогда хутор полностью переходил в статус островного поселения, и это осложнило бы в будущем сообщение с ним, а главное снабжение. Ведь, как ни странно, хуторские дома сильно не пострадали, многие оставались целыми. А ведь когда-нибудь в них вернутся люди, даже может совсем скоро вернутся, если бои с северного направления слышались всё отчётливее. Поэтому надо и о них подумать. «На месте «Спутника», я так и сделал бы!» ‒ по-командирски решил Земляков и порадовался собственному, по-хозяйски правильному, даже мудрому рассуждению.

По-пластунски пробравшись на исходную позицию и заслонившись поваленным деревом, Земляков и Громов разместились неподалёку. Земляков вышел на связь с сержантом Силантьевым, доложил о прибытии. От сержанта же узнал, что десять минут назад погиб лейтенант Семибратов. Этот факт настроения не прибавил, зато появилось больше злости. И первое, с чего начал Земляков перестрелку, это саданул из последнего гранатомёта ‒ не зря тащил с правого фланга ‒ по группе из трёх нацистов, пробиравшихся почти у самой воды. Выстрел оказался метким: два нациста сразу скатились в реку и скрылись в речном потоке, третий же попытался вскарабкаться по склону. Чтобы он не мучился, не ломал ногти, Земляков прекратил его страдания. Радости на душе не было. Радость только от честно сделанной работы. Громов тоже без работы не сидел, только успевал постреливать короткими очередями, и Земляков замечал, что стреляет он метко. Прозвучит автоматное «та-тах» ‒ ещё один двухсотый; опять «та-тах» ‒ повторение пройденного. «Что же они так ломятся в хутор? ‒ думал Сергей. ‒ Золотой запас здесь, что ли, зарыт, или мешок бриллиантов под каким-нибудь смородиновым кустом закопан. Бог весть».

Но в какой-то момент наскоки прекратилось. Наступавшие нацисты сначала замерли, а потом и вовсе, словно по команде, развернулись и, мелькая рюкзаками в сухой траве, начали отступать на исходные позиции за поворотом дороги. По ним даже стрелять не хотелось. Сначала их манёвр показался непонятным, но позже по рациям разнеслось сообщение, что ломанулись они к отступавшему по автотрассе транспорту, стремившемуся пробиться по шоссе до западной окраины Суджи, не занятой пока российскими войсками ‒ теми самыми, вышедшими вчера из трубы. И поступил приказ от «Спутника»: переместиться от моста правым берегом вниз по течению реки, где со вчерашнего дня напоминали о себе закопанные за ночь «американцы» МК, и мешать продвижению противника по шоссе, а сказать проще ‒ уничтожать его.

И началась охота. Сначала палили по внедорожникам, потом появились крытые грузовики, а за ними и вовсе пылили транспортёры. С машин огрызались. Не имея возможности вести прицельный огонь, стреляли наугад по прибрежным кустам ‒ лишь бы заслониться огнём. За отступающими гнались российские дроны, подбивая целые машины и добивая дымящиеся. Со стороны поглядеть ‒ ад кромешный. Наблюдая всё это, Земляков вдруг понял суть их вчерашнего наступления на Щербаткин: они здесь для того и маялись вторые сутки, чтобы не позволить вновь захватить хутор. Закрепиться здесь и организовать гнездо обороны на дальних подступах к Судже. В планы украинских стратегов, видимо, не входило стремительное продвижение российских войск, оставление позиций и бегство с собственных. Так ли рассуждал Земляков, нет ли, но его размышления и доводы казались верными, а если даже и не очень, всё равно происходящее соотносилось с его мыслями.

В какой-то момент все они мигом пропали, когда его будто ломом ударили повыше правого соска. Земляков даже оступился от удара и завалился на дно подпола в разрушенном доме, из которого они вели огонь по отступающим. Когда проступила кровь, он сразу понял, что произошло: пуля попала немного сбоку от магазина и броник, на счастье, оказался качественным, и теперь, судя по повисшей руке, сломана то ли ключица, то ли будет огромная гематома, что не самое страшное. Он пошевелил рукой, она немного двигалась, создавая боль, пальцы нехотя, но шевелились. И что теперь делать ‒ неведомо. «Да, хорошо мне надавили сегодня по рукам, ‒ с утренним настроением подумал Земляков. ‒ Сначала левой руке досталось, теперь и правой. Полный комплект!».

Связался с Силантьевым:

‒ Товарищ сержант, что делать ‒ не знаю. Прилёт получил в верхнюю правую часть груди. Стрелять не могу, эвакуироваться по-пластунски тоже.

‒ Где находишься?

‒ В подвале разбитого дома.

‒ Ну и сиди там. Рана сильная?

‒ Броник спас, но вся правая сторона груди отбита.

‒ Вколи обезболивающее и дожидайся конца боя. Наши уже на подходе.

‒ Понял.

Новость встряхнула, заставила посмотреть на всё вокруг и на себя по-иному ‒ так, как никогда не смотрел, выходя из боя. И это бывало неоднократно в его недолгой фронтовой жизни, а сейчас это увиделось по-иному, учитывая, как он вёл себя со вчерашнего дня. Ведь сам же, сам напрашивался, чтобы словить подарок. Или это сказалось нервное напряжение после трубы, либо глупость проявилась. Наверное, это так и есть, если метан мозг выел. Ведь прежде никогда такого не бывало, всегда он старался сохранять разум, а теперь, как с катушек слетел. «Всё-таки везёт мне, ‒ думал он и пытался шевелить пальцами; они слегка шевелились, и это радовало. ‒ Если совсем мозга не осталось бы, то такого натворил, что и самому тошно бы стало. А так терпимо».

Земляков почти до вечера сидел в подполе без крыши, нарвав по его краям старой крапивы и устроив себе гнездо. Часто подходил Володя Громов, спрашивал: «Ну, как ты?» ‒ и он всякий раз отвечал, млея сердцем: «Пока живой! А ты воюй-воюй, но не теряй головы!». А про себя подумал: «Теряй, не теряй, а если суждено словить пулю, то обязательно словишь!». И отругал себя за такую мысль. Вскоре оставшись без дела, Громов причепурился рядом, спросил более для собственного успокоения:

‒ Вроде бы на сегодня отвоевались?

‒ Похоже на то.

‒ Как рука?

‒ Болит, но помаленьку шевелю. Значит, кости целы.

‒ Вот и хорошо. А с левой что? ‒ и указал глазами на повязку, с «шайбой» из запёкшейся крови, ставшей к концу дня серой от грязи.

‒ Пустяки… Щебёнка срикошетила. Весь день меня по краям щекочут.

‒ Сплюнь!

‒ Володь, давай помолчим. ‒ Он предложил помолчать и сам же, прислушавшись, спросил: ‒ Чего-то никого не наблюдается, ни нацистов, ни наших…

И стоило ему так сказать, как у поворота у съезда к Щербаткину остановились несколько БМП с флагами России на броне!

‒ Наши, Серёга, наши! ‒ завопил Громов и, забывшись, кинулся обнимать Землякова, а тот чуть сознание не потерял об боли. ‒ Чего делать будем?

‒ Ничего. Сиди на месте. Без команды пост не оставляют.

С командиром бронегруппы, видимо, кто-то переговорил по рации, и машины уступами встали вдоль дороги, ведущей в Щербаткин, а из самих машин повыскакивали бойцы и выступили в сторону моста через Суджу. На них с опаской наблюдали с правого берега, а убедившись, что это свои, несколько человек кинулись к ним навстречу. Первым подбежал сержант Силантьев.

‒ Мужики, вы из N-го полка? ‒ спросил он и, убедившись, что это так и есть, кинулся обниматься. ‒ Давно вас ждём!

‒ А вы те самые ханурики-мазурики, что вчера из трубы выскочили?

‒ Они, они ‒ разве по нам не видно?! Где нацисты? Все ушли?

‒ От Малой Локни гоним их, кажется, отогнали. Много их тут шло?

‒ Гляньте, сколько, железа дымит на трассе.

‒ Как вы тут. Слышали, двое суток оборону держали с автоматами?

‒ Было и ещё кое-что, но техники никакой. Стоял подбитый БТР нашего производства, он и сейчас в центре хутора, но толку от него чуть. Но и вражеской техники особо не было ‒ в Суджу ушла, едва узнав, что мы из трубы выскочили. Были какие-то набеглые, непонятно, чего хотели.

Подошёл «Спутник», спросил:

‒ Кто командир?

Тот подошёл, представился:

‒ Старший лейтенант Заварзин.

«Спутник» назвал себя.

‒ Какая задача будет? ‒ спросил Заварзин, оправив засаленный комбинезон.

‒ Задачи вам будет ставить ваш непосредственный командир, а у нас есть «трёхсотые», много «двухсотых» ‒ эвакуация всем нужна. И не только им, а и всему нашему составу, кто участвовал в спецоперации ‒ всех отправят в госпиталь на восстановление ‒ такое решение принято; ну, а трёхсотых, понятно, на излечение. Как немного стемнеет, должны подойти автомашины для эвакуации.

‒ У меня есть приказ заменить ваших на наших.

‒ Это мы с радостью. Отдавайте своим команду, а наши проводят их на позиции, хотя теперь на них врагов более нет и в ближайшее время не ожидается. Так что вам повезло! Сержант Силантьев, помогите.

Ярик козырнул, было сорвался с места, но Земляков задержал его, попросил:

‒ Если к Медведеву, возьмите с собой. Как он там, у своего АГС?

‒ Раненый сидит, тебя дожидается.

‒ Да ладно.

‒ В бедро ему пуля попала. Повезло, что с внешней стороны, где нет артерий. Жгут наложили, ногу забинтовали, и ему как можно скорее требуется эвакуация в полковой госпиталь, потому что, если за час-два не управиться, может начаться осложнение.

‒ Пойдём скорее, хоть посмотрю на него!

‒ С самим-то что: одна рука забинтована, а вторая как деревянная?

‒ С левой чепуха. Утром щебень срикошетил, а вторую осушило прямым попаданием пули ‒ бронеплита спасла, правда, пуля срикошетили и плечо порезала.

‒ Рёбра-то не поломало?

‒ А кто знает. Дышать тяжеловато, хотя теперь не поймёшь от чего: то ли от трубы, то ли от пули.

‒ Всё ясно. Иди, лови своего Медведя, а то в лес убежит. Видишь, рукой машет.

Земляков подошёл к товарищу, подал левую руку:

‒ Ну, здравствуй, друг! Нас, оказывается, нельзя разъединять ‒ сразу нарываемся.

Они обнялись, Медведев попытался привстать, но Земляков осадил его:

‒ Чего уж теперь. Сиди. Дожидайся эвакуации. «Спутник» говорит, нас всех скопом вывезут… Слушай, а что с Карповым?

‒ Упокоился он. Видишь, под бруствером лежит, каска на лице.

Земляков подошёл к телу, хотел приподнять каску, посмотреть на прощание на Виктора, оказавшегося совсем не Победителем.

‒ Не надо, не смотри, ‒ остановил Михаил. ‒ Осколки всё лицо разворотили.

Сергей остановился, вздохнул и молчал, словно прощался с мятущейся душой.

Они дождались машин эвакуации, на первых двух «Уралах» отправили раненых в один госпиталь, на двух других в иной ‒ на восстановление после трубы. В машине Медведев и Земляков договорились более не расставаться, а если будет намечаться какая опасность, то, по возможности, горой вставать друг за друга. И пожали левые руки, а Земляков сказал:

‒ Всё-таки молодцы мы! Главное ‒ живые!