Ангелы Суджи

38

К следующему зданию выдвинулись по прежней схеме. Оно стояло с побитыми окнами, даже низкое окно в полуподвальное помещение было разбито. А вообще-то здание как здание, не особенно и выгодное по расположению ‒ стоило так уж за него цепляться.

‒ Кто-то здесь уже побывал! ‒ заметил Земляков. ‒ Наполовину разбито и забор повален.

‒ Здание здесь единственное такое. А побывали те, кого мы сменили. Два дня здесь стояли, ‒ отозвался Громов.

‒ Вот именно, что стояли. А что сделали?

‒ Окна же разбили, фасад покоцали. Сейчас бы танк сюда, да теперь почти не используют их из-за дронов. Выдвинься он сюда, так и стрельнуть не успеет.

‒ Как быть? ‒ спросил Земляков.

Громов успокоил:

‒ Сейчас должны доставить противотанковые мины. Одну-вторую в подвал закинут, так вся эта коробочка поднимется на воздух. Наше дело огнём сапёра прикрыть.

Земляков слышал, что умельцы наловчились забрасывать мины в блиндажи, в окна первые этажей ‒ поражение гарантированное, но не представлял, как это делается. Спросил у Громова:

‒ Это уметь надо. С бухты-барахты не получится.

‒ Очень просто, ‒ ответил тот горделиво и со знанием дела. ‒ На минах ТМ 62 с обычном взрывателем техника подрывается, а в данном случае используют часовой взрыватель МВЧ 62 с задержкой от 30 до 120 секунд. За это минимальное время надо использовать мину по назначению, а то ‒ сам понимаешь…

‒ На воздух взлетишь?

‒ Вот именно. Обычно сапёры мины подбрасывают.

‒ Интересный момент. Откуда знаешь-то?

‒ Без вас тут немного изучал это дело. А не знаешь его, так самому и соваться не надо. А сунешься ‒ потом долго будешь в облаках летать.

В этот момент с сержантом вышли на связь, он выслушал и ответил:

‒ Всё понял. Выдвигайся. ‒ И своим бойцам: ‒ Сейчас из-за детского сада выдвинется боец с миной ‒ прикрываем его до сброса мины и после.

И вот этот боец появился и направился на угол двухэтажки с подвалом. Поддержали его бросок огнём, из здания ответили, но быстро замолчали, а боец-подрывник вот он, у самого окошка-бойницы в обнимку с миной, и в следующий момент аккуратно бросает её в окно полуподвала. Сам же поворачиваться и, не обращая внимания на огонь прикрытия, бегом возвращается на исходный рубеж.

‒ За каждый такой проход надо Героя давать! ‒ восхитился Земляков и в этот момент раздался мощный взрыв, прошелестевший тугой волной над головами и осыпавший градом кирпичных обломков.

‒ В атаку! ‒ скомандовал Громов группе Землякова, и вся она поднялась, и, прикрывая огнём сама себя, оказалась у почти разрушенного здания, с сохранившимся лишь дальним углом, где, как оказалось, остался в живых один нацист ‒ выглянул из развалин припорошенный пылью и с поднятыми руками.

Он был без оружия, его обыскали, не нашли ничего подозрительного и жгутом связали руки. Громов спросил:

‒ Сколько вас там было?

‒ Шестеро…

‒ Почему не отходили?

‒ Приказа не было… ‒ и он неожиданно заплакал, и слёзы потекли по пыльным щекам и заросшему щетиной подбородку.

Громов связался со взводным, доложил:

‒ Частное здание взято, зачищено. Потерь личного состава нет, один неприятель взят в плен. Нужна эвакуация.

Поговорив, сержант приказал:

‒ Жуликову охранять пленного до прибытия машины! Остальные продолжают движение по улице.

‒ Есть! ‒ гордо козырнул боец и взял автомат наизготовку. Правда, долго столбом не простоял, прислонился к разлатому ясеню, и продолжая наблюдать за лежавшем на траве пленным, не спускал с него взгляда. Когда бойцы отдалились, пленный неожиданно вскочил на ноги и пустился наутёк в сторону леса.

‒ Стреляй! ‒ крикнули Жуликову, а тот растерялся, автомат поднял, а руки ходуном ходят.

‒ Стреляй… ‒ кто-то грязно выругался.

Спохватившись, боец стрельнул одиночным, потом перевёл рычаг предохранителя на стрельбу очередями и полосонул по убегавшему, выпустив чуть ли не весь магазин, и беглец в конце концов переломился в животе и через несколько шагов рухнул лицом вниз. К Жуликову подбежал Громов:

‒ Тебе что было приказано? Охранять, а не на деревьях виснуть. Ты что?

Понурившись, Жуликов молчал и было видно, как у него трясутся руки. Сержант подошёл к нему, хлопнул по плечу:

‒ Когда ты привыкнешь? Уже месяц воюешь, а руки всё трясутся!

Жуликов изобразил на лице что-то похожее на улыбку, спросил дрожащим голосом:

‒ Что теперь с ним делать? ‒ и указал глазами на двухсотого.

‒ А ничего. Пусть греется на солнышке. Кому полагается, заберут его. Это не твоя печаль.

В этот момент послушалось гудение дрона и Громов крикнул:

‒ Под дерево! ‒ и принялся наблюдать за дроном, появившимся, как только рассеялся туман.

Он уж было приложился к прикладу, чтобы запустить в него очередь, но кто-то стрельнул раньше и удачно, если от выстрела дрон занесло в сторону и в тот же момент он взорвался в воздухе. Громов оглянулся, а это Жуликов стоит и улыбается.

‒ У тебя, боец, геройство на геройстве, где только и научился этому. ‒ И ничего более не сказал, но спохватился: ‒ Кто проголодался, можете водички попить, но немного ‒ с полным желудком много не навоюешь, да и опасно это. Наши деды и прадеды воевали на пустой желудок, и многие выживали после ранения, не приведи Господь.

Земляков наблюдал за Жуликовым и не понимал его. «Не похож ты на картёжника ‒ слишком взгляд добродушный. Те уж такие прожжённые, а тебя чуть чего ‒ в краску бросает, ‒ думал Сергей. ‒ Видимо, втянули тебя в игру, а ты и не знал, с кем связался, и проигрался, а те пригрозили, мол, долг сразу не вернёшь ‒ на перо посадим! Известная история. Теперь врага подстрелил, хотя он тоже для кого-то человек. А всё из-за чего? Из-за неопытности ослабил за ним контроль, а тот сразу понял, кто перед ним, и наутёк ‒ лес-то в пятидесяти метрах. Поневоле соблазнишься. И так во всём. Все происшествия или многие из них происходят из-за собственной халатности, разгильдяйства и недосмотра, ‒ сделал вывод Сергей и добавил: ‒ В том числе из-за моей собственной: ведь видел, как ты обнимался с деревом, а ничего не сказал».

Что это так и есть, Сергей убедился через минуту, когда, увлёкшись сухпаями, все потеряли страх, а тут как тут дрон FPV приблизился и тотчас спикировал, видимо высмотрев прогал в низко свесившихся ветвях. Все врассыпную, попадали на траву, а он зацепился за ветку, спикировал на луговину и взорвался. К их счастью, никого сильно не зацепил, лишь осыпал землёй, но перекус сорвал, а Жуликову всё-таки раскровенил щёку.

‒ Повезло, боец! ‒ пожал ему руку Макариков и принялся накладывать повязку.

Все отряхнулись, но в это время впереди открылась стрельба, а глянули ‒ с десяток нацистов ломятся от заброшенного сарая огородами к лесу, почти мимо них бегут. Громов сразу крикнул: «К бою!». Бойцы тотчас заняли удобные позиции, умостившись кто где, и открыли огонь по беглецам. Несколько из них упали, но большинству удалось укрыться среди деревьев. Один из них не удержался, пустил очередь в ответ; пули попали и в их клён, срезав несколько веток и молодых резных листьев, недолго кружившихся в воздухе.

‒ Вот, суки! ‒ выразился Макариков, до этого молчавший. ‒ Подыхать будут, а всё равно отстреливаться не перестанут. И чего, спрашивается, они там сидели, кого ждали, что мы мимо пройдём и не заметим, чтобы после ударить в спину?! Товарищ сержант, разрешите добить их?

‒ Отставить!

‒ Тогда, может, им попить отнести, укольчик обезболивающий сделать, перевязать? Так, что ли?

‒ Убивать раненых противников ‒ это по международным правилам считается жестоким отношением.

‒ Может, они моего брата раненого так же убили полгода назад. Может, так же и их прикончить. А что ‒ зуб за зуб!

‒ Прекратите истерить, рядовой! Я вам не мамка, чтобы нянчиться.

И не успел Громов проявить себя командиром, как со стороны огородов раздалась стрельба, и пули одна за другой веером стеганули по постройкам, по деревьям.

‒ Ну, и что теперь, скажите? ‒ не унимался разошедшийся Макариков. ‒ Какой-то гадёныш-недобиток героя из себя строит!

‒ Я тебя услышал… Заходим: ты с одного фланга, а я с другого, а бойцы нас подстрахуют.

‒ Разрешите мне одному, чтобы честно было?!

‒ Ты всегда такой?

‒ На этой войне ‒ всегда, а каким буду на следующей ‒ не знаю.

‒ Разрешаю, ‒ отмахнулся Громов, видимо, устав пререкаться с подчинённым, показав тем самым свою командирскую неопытность и понимая, что правда на стороне бойца, тем более что раненый начал отстреливаться.

Макариков примкнул полный магазин к автомату, проверил на поясе гранаты, не глядя дёрнул, удостоверившись в наличии, за рукоятку нож, сказал сержанту:

‒ Для вида постреляйте в воздух, чтобы отвлечь внимание, а я в это время подберусь к нему с фланга.

Он пригнулся, скользнул мимо забора и, схватив автомат за ремень у цевья, пополз, прикрываясь межой, успевшей зарасти молодой травой. Иногда он резко приподнимал голову, определяя место расположения противника, и продолжал ползти ‒ только рюкзак мелькал. В какой-то момент Роман замер, словно прислушивался и уточнял место расположения противника, находившегося метрах в тридцати. Они подумали, что он собрался метнуть гранату, но расстояние было далековато, да и не очень качественно метнёшь, находясь в положении лёжа. Максимум на восемь-десять метров. Но Макариков в этот момент действовал иначе. Он ждал того непостижимо короткого мгновения, когда стрелок, выпустив короткую очередь, ‒ Роман даже видел профиль его лица ‒ пригнётся, а значит, на мгновение ослабит внимание, и в этот момент можно будет навскидку стрельнуть в него. Для этого он установил переводчик в положение длинной очереди, потому что короткой можно промазать из неудобного положения, а длинной уж наверняка достанет. И этот миг настал. Отдуплившись в очередной раз, враг пригнулся и вместе с его движением Макариков вздыбился и всадил чуть ли не всю очередь в ненавистную фигуру ‒ только ошмётки полетели в стороны. И тот сразу откинулся, обмяк, а Макариков поднялся, пригнувшись, подкрался к нему и замер, когда увидел боковым зрением направленный на него автомат, и понял, что не успеет развернуться и выстрелить. Единственное, что пришло в голову, это показать жестом, чтобы тот, кто целился в него, опустил оружие, и когда враг послушно отвёл автомат, тихо сказал ему:

‒ Лучше сдаться!

Вражеский боец отбросил автомат, и тут Роман увидел, что из-за молодого куста крапивы в него ещё кто-то целится, и сделал вид, что не заметил очередного стрелка. Сам же развернулся и от бедра всадил в него всё, что оставалось в магазине. Магазин сразу отбросил, наблюдая за кандидатом отправиться в плен, примкнул новый, клацнул затвором, загоняя патрон, а глядь, сбоку ещё один шевелится, в автомат вцепился…

‒ Да сколько же здесь вас?! ‒ изумился Макариков и без зазрения совести, продолжая наблюдать за «подшефным», всадил и в того очередь. Обратился к пленённому: ‒ А ты поднимайся, в плен пойдём! Руки за спину, но сначала нож скинь… И без шуток.

Тот послушно отбросил нож, а Роман ухмыльнулся:

‒ Вот так лучше будет.

Все, кто наблюдал за этим микробоем, застыли в изумления, а у Землякова даже руки вспотели. Вот уж чего-чего, но такого геройства он не ожидал от Макарикова. Этот похлеще Медведева будет. Ещё вчера Сергей ломал голову, пытаясь улучить момент и поговорить с Макариковым, понять, что он за человек, а он сейчас всё сам рассказал о себе и проявил себя более чем достойно. Да так, что по такому сюжету можно кино снимать.

Тем временем Роман привёл пленного и скомандовал:

‒ На колени! ‒ И обратился к Громову: ‒ Вот чего я хотел добиться, ‒ и подковырнул: ‒ Международные соглашения выполнены!

Пленный был ранен в руку, ему связали ноги, посадили в тень, сделали обезболивающий укол, перевязали, отобрали документы, и Громов сказал:

‒ Жди! И не вздумай валять дурака! Недавно один такой вздумал ‒ вон мордой в крапиве лежит.

После этого он связался с Силантьевым, доложил:

‒ У нас трое двухсотых противника и один трёхсотый взят в плен. Легко ранен наш боец, остаётся в строю.

‒ Откуда у вас столько их набралось? ‒ удивился старший сержант.

‒ Вы их, видимо, шуганули, и они, как олени, мимо стадом пробегали… Пришлось охоту открыть. Думаю, большая часть села зачищена. Остался район ферм. Когда приступим к его зачистке?

‒ Будет приказ, и приступим!