Ангелы Суджи

36

В Курске Земляков оказался в половине одиннадцатого вечера и сразу попал на патруль, видимо, специально подгадавший своё появление на вокзале к прибытию поезда из Москвы. Молодцеватый старлей проверил документы, убедился, что все они в порядке, спросил:

‒ Значит, в Н-скую часть добираетесь?

‒ Добираться-то добираюсь, только не знаю, где она теперь?

‒ У нас тоже таких сведений нет. Но здесь неподалёку есть военная комендатура. Обратитесь туда. Пройти от вокзала прямо, в пятидесяти метрах.

Нашёл он эту комендатуру, оказавшейся железнодорожной, судя по вывеске у входа, а в ней лишь один сонный дежурный. Спросил Сергей у него о своей части, где теперь находится пункт её временной дислокации, но лейтенант ничего определённого не сказал, лишь полистав какой-то журнал, неуверенно сообщил:

‒ Ранее часть располагалась в районе села Большое Солдатское, а теперь место её расположения неизвестно, да это и понятно, если фронт ушёл за Суджу. Я бы сделал так: ночь пересидел на вокзале, а утром добрался бы на городском транспорте до окраины, там на выезде в сторону Суджи стоит пост ГАИ. Есть там и военная инспекция ‒ поможет, подскажет, если нужно, свяжется с кем-то. Вот такой расклад, рядовой.

‒ Спасибо, ‒ только и сказал Земляков и вернулся на вокзал.

На трёх или четырёх перекладных, начиная с городского автобуса и заканчивая БМП, подхватившего его перед зоной боевых действий на блокпосте росгвардейцев, добирался Земляков. Когда он остановился в какой-то деревушке без названия и услышал отдалённые звуки артиллерии, то сразу понял: где-то здесь. Направившись к ближайшим блиндажам и увидев часового, вышедшего из укрытия около дощатого, наполовину разбитого сарая, услышал его хрипловатый голос.

‒ Стой! К кому, зачем?

Сергей объяснил. Часовой указал на третий блиндаж, пояснил:

‒ Там старшина обитает.

И окружающий воздух, и напряжённая обстановка, и отдалённая канонада, и командный голос часового ‒ всё это сразу расставилось в душе по своим местам, и он почувствовал, как возвращается было забытое состояние, когда сразу наполнилась душа тревогой и ожиданием чего-то нового, необычного, чего ранее не было, хотя теперь, после путешествия по трубе, вряд ли что могло испугать и удивить. Теперь, что ни делай ‒ всё привычная работа, только место расположения другое, незнакомое.

В блиндаже несколько человек: писарь за столом с лампочкой от аккумулятора заполняет какие-то списки, несколько бойцов спят у противоположной стены, и старшина навстречу:

‒ Кто такой? Фамилия!

‒ Рядовой Земляков прибыл после отпуска по ранению! ‒ доложил он.

‒ А, это ты Земляков? Лицо отъел ‒ не узнаешь. Мы уж тебя забыли. Хотели автомат списать и передать другому, да сержант вспомнил, что ты вскоре возвращаешься.

Старшина ‒ в звании старшего сержанта ‒ достал из пирамиды промасленный автомат, осмотрел магазин, передёрнул затвор и отдал Землякову:

‒ Смотри, номер помнишь?

‒ Помню. Мой.

‒ Лады. Вот тебе к нему ещё четыре магазина, нож, а в дальнем углу подберёшь броник, обвес, каску. Всё, понимаешь, б/у, но в хорошем состоянии. Блиндаж твоего взвода ‒ третий, как выйдешь направо. Да, обед уже был, ужина не ожидается, вот тебе сухпай на сутки, ‒ и взял из горки картонный «кирпич» сухпайка. ‒ Рюкзак у тебя есть, молодец, что купил, а вот с курткой пора расстаться ‒ давно перешли на летнюю форму одежды, а то многие дома оставляют, а кто оставляет, у тех из зарплаты удерживаем стоимость. У нас всё строго.

‒ Кто-то из прежних, тех, кто в трубу ходил, остался?

‒ Сержанты остались. Силантьев, Громов, а остальные кто куда разбежались.

‒ И Громов сержант?

‒ Да, младший. Командир отделения.

‒ Голова, не ожидал!

Расстался Земляков со старшиной и отправился в свой-чужой блиндаж, а в нём будто всё по-прежнему, только размеры побольше. И в дальнем углу в обнимку с автоматом боец спит. Ну то, что спит, этим здесь никого не удивишь ‒ тыл, каждой свободной минутой пользуются. И всё-таки, услышав, что кто-то вошёл, боец зашевелился, сонно спросил:

‒ К кому?

‒ К себе. Из отпуска вернулся. А ты, вижу, новенький?

‒ Да.

‒ Это хорошо. А спишь-то чего днём?

‒ Я в карауле по расположению.

‒ Что-то вас тут много в карауле. В какой блиндаж ни зайдёшь ‒ все в карауле. Остальные где?

‒ На задании. Давно границу перешли. Слыхал, в той стороне стволка работает?

‒ Слыхал-слыхал… Кто сейчас командир взвода?

‒ Старший сержант Силантьев. А до него был лейтенант Зимин, но он сейчас в госпитале.

«Вот молодец Силантьев! Все по госпиталям разбежались, а ему хоть бы хны!». Более ни о ком он не стал спрашивать у молодого бойца, да, собственно, и с прашивать-то не о ком. Разве что о Володе Громове решил уточнить, словно не поверил старшине:

‒ А знаешь Громова?

‒ Да. Он ‒ замкомвзвода, недавно младшего сержанта присвоили.

‒ Это хорошо. Молодец, одним словом, Володя.

Более Земляков ни о ком из ближайшего окружения не интересовался, потому что по именам и фамилиям более никого и не помнил, зная, что Медведев среди трёх сосен мается, а Карпов погиб ещё в Щербаткине. Почему-то он более всего запомнился при походе по трубе. И не потому, что потом погиб, а из-за своего мятежного характера. Ему всегда чего-то не хватало, всегда он всем был недоволен, но в редкие минуты просветления в нём проявлялась настоящая душа. Тогда он становился мягким, покладистым, но ненадолго: проходили считанные минуты и вновь словно бес в него вселялся. И никому он до конца не был понятен, да и кто будет вникать в чужую судьбу, подбирать к ней подходящий ключик. Не то здесь место, чтобы быть на фронте сентиментальным. Это не переделаешь, и даже не поправишь: какой ты есть, таким ты и останешься до какого-то определённого момента, когда судьба повернётся к тебе тем или иным боком. Только тогда, если с тобой произошло что-то серьёзное, начнёшь по-иному понимать себя и других, сравнивать свой опыт с чужим опытом.

К вечеру заглянул боец из другого взвода, прибывший тоже из отпуска по ранению, и судя по времени, тоже участник операции «Поток». Земляков внешне помнил его, даже знал фамилию. Поэтому теперь первым подошёл, спросил, вглядываясь в его тёмные глаза, или показавшиеся тёмными в блиндаже:

‒ Ты Аверьянов, кажется?

‒ Да. Анатолий.

‒ Участник «Потока»?

‒ Участник. Да я помню тебя по Щербаткину. Вместе у моста у отбивались. Моего напарника тогда задвухсотило. В тот день и меня ранило. Вместе потом на «Уралах» до госпиталя добирались.

‒ Тогда многие из наших пострадали. Тебя куда?

‒ Пуля по касательной в бедро попала ‒ легко отделался.

‒ Сильно пропахала-то?

‒ Да, считай, полноги прожгла.

‒ А у меня плечо разворотила, скрикошетила о край бронеплиты.

‒ Говорят, вечером пополнение прибудет и завтра всех на задание.

‒ Задание так задание ‒ где наша не пропадала. Тогда давай до завтра.

Они расстались, вскоре пришёл посыльный от старшины: «Вновь прибывшим получить боекомплект!». Земляков сходил, получил цинк, в блиндаже вскрыл его и долго набивал в магазины матово поблескивающие патроны. «Красивые, заразы, ‒ думал о них он, ‒ ровненькие, кругленькие, чуть промасленные пульки холодно блестят. Как игрушки!». Ладно, дело сделано. Решил перекусить. Бутерброды в поезде доел, теперь остались пирожки и полбутылки сладкой воды. Схомячил пирожки, чтобы о них более не вспоминать, запил. Рюкзак под голову положил на топчан и сам улёгся. Вскоре проснулся ещё один из караульных, спросил:

‒ Ты кто? Из пополнения?

‒ Из отпуска. Сергеем зовут, ‒ и подал руку.

‒ Жуликов Максим. ‒ представился тот. ‒ Он, видимо, привык, что по поводу его фамилии часто отпускают шуточки, но Земляков никак не отреагировал на это, лишь спросил:

‒ Давно здесь?

‒ Вообще или как?

‒ Ну, вообще?

‒ Четвёртую неделю. Здесь часто меняется состав.

‒ Это стаж! Сколько тебе лет?

‒ Двадцать семь. Дома мать, отец, семьи не имею, ‒ доложил он, а Земляков подумал: «Новый Карпов. Если так будешь думать о смене состава и далее, то недолго тебе воевать придётся».

Вслух же сказал:

‒ Ну почему же. В нашем взводе сержант Силантьев, наверное, год воюет, и ни разу не был серьёзно ранен. Или младший сержант Громов ‒ полгода на СВО. Так что здесь не угадаешь, у кого какая судьба. Сам-то как попал?

‒ Карточный долг был. На «счётчик» поставили. Пришлось кредит брать, возвращать долг и на СВО идти.

‒ Ну и как воюется? ‒ спросил Сергей и, усмехнувшись, подумал: «У него и фамилия, и вид, и глаза ‒ всё жуликоватое! Не зря картишками увлекается. Кому-то в них фартит, а кому-то не так уж и часто. Кому часто ‒ тот на СВО не пойдёт, а вот такие Жуликовы и попадают сюда. И когда он поймёт, что к чему, тогда, может, преодолеет тягу к запретному, а может, не успеет никогда».

‒ Нормально.

‒ Действительно, неплохо, если белым днём дрыхнешь.

‒ Это только сегодня. Нашу группу вывели на недельку с передовой, вот и приходим в себя: отсыпаемся, в караул ходим. Временную дислокацию надо кому-то охранять. Но завтра всех на передок отправят. Вместо нас другие прибудут. Так что всё чётко.

‒ Хорошо рассуждаешь, кое-чему успел научиться?

‒ Дело несложное. Главное ‒ не зевать. Поначалу, конечно, страшно становилось, а теперь освоился.

‒ Это хорошо, ‒ вздохнул Земляков и подумал: «Это ты, брат, настоящего дела не видел. Вот как попадешь в переплёт, будешь по-другому думать, а думать ты не особенно научился, если в карточные долги влез. Но ничего, месячишкой-другой покрутишься ‒ поймёшь, что к чему».

Поговорив, Максим вышел из блиндажа, а вернувшись, совершенно другими глазами посмотрел на Землякова:

‒ Говорят, в «Потоке» участвовал? Ну, и как там?

‒ Как видишь, живым остался.

‒ А в госпиталь как попал?

‒ Это уже в бою после выхода из трубы зацепило.

‒ Да, шума вы наделали тогда много! Дай руку, хочу пожать!

«А ведь ничего себе этот Жуликов», ‒ подумал Земляков и будто посмотрел на него с иной стороны.

На радостях он вспомнил о Екатерине. Позвонил ей и вздохнул:

‒ Ну, привет! Я на месте. Спасибо за пирожки ‒ только сейчас доел.

‒ Наконец-то обо мне вспомнил. Переживаю за тебя.

‒ А вот этого делать не надо. Позвони отцу, передай, что всё хорошо у меня. Добрался. Григория за меня поцелуй, а я тебя целую сто тысяч раз.

‒ И это всё? Ну, поговори со мной.

‒ Не могу долго говорить, сейчас построение будет.

‒ Вот всегда так! Всегда перед построением звонишь!

‒ Не обижайся. Всем привет. Будем на связи.