Ангелы Суджи

37

За месяц отпуска Земляков почти отвык от армейской жизни. Всё-то ему казалось не так, всё мешало: то дежурный свет в блиндаже, то жёсткий топчан. Он ворочался и ворочался, и всё никак не мог заснуть, хотя ночь перед этим, проведённую на вокзале, почти не спал, а если чуток и поспал, то сидя. Теперь же появилась возможность дрыхнуть по-настоящему, но и она длилась недолго: среди ночи прибыло пополнение, бойцы тыкались во все углы, не находя себе места, а когда более или менее улеглись, пришла пора вставать. С ними был и младший сержант Громов. Вот это более всего обрадовало. Земляков подошёл к нему, взял за локоть:

‒ Володя, привет!

Тот повернулся, расплылся в улыбке:

‒ Серёга! Каким ветром?!

‒ Днём прибыл из отпуска после ранения.

‒ Это ты молодец, а то никого почти не осталось из старой гвардии. Оклемался?

‒ Да вроде того. Через недельку должен подъехать Медведев.

‒ Тогда совсем хорошо.

‒ Ты-то как? Вижу, младшего дали? Поздравляю!

‒ Мелочи. Отказывался, но не смог. Вы-то все разъехались, ну а мне, значит, такая нагрузка подвалила. Хотя командиром себя не считаю, но если командование так решило, то взял под козырёк.

‒ Теперь-то где воюем?

‒ В Степановке. Полсела взяли, осталась вторая половина.

‒ И вторую возьмём! Ярик где?

‒ Там же. На линии огня. Взводом командует. Наш-то лейтенант Зимин опять в госпиталь угодил. То у него пневмония, то теперь перелом ‒ упал и руку сломал. Во как бывает на фронте.

К утру в блиндаже появились ручные гранатомёты, гранаты, бойцам выдали сухпайки, по полторашке воды, новичкам раздали рации, дополнительные магазины, которые они сразу набивали патронами. Задолго до рассвета появился ротный ‒ капитан Зотов, ранее не знакомый Землякову. Он обратился ко все бойцам, но более к вновь прибывшим:

‒ Прошу пополнение, у кого нет опыта боевых действия, прислушиваться и присматриваться к бывалым бойцам, а среди вас такие есть. Так что берите с них пример. Ситуацию по ведению боя вам объяснят на месте. Доставят на передовую на машинах. Спешитесь за километр-полтора и скрытно, используя рельеф местности, проберётесь на наши позиции. Удачи вам, бойцы!

От суеты, нервозности и Земляков начал нервничать, будто впервые готовился появиться на позиции. Рядом вертелся Жуликов. Вообще-то он молодец, сразу сказал:

‒ Сергей, я буду тебя держаться, если не против.

‒ Держись, только сильно не цепляйся. И посматривай на сержанта Громова, всё-таки он твой непосредственный командир. Как настроение?

‒ Хуже не придумаешь, честно скажу.

‒ Это бывает.

‒ Многое я чего успел натворить в жизни, но в человека вблизи ни разу не стрелял, но когда-то это должно случиться… Всё издали приходилось, когда даже не знаешь, попал или нет.

‒ А в людей и не надо стрелять, во врагов ‒ пожалуйста, и как можно чаще и точнее. Не тебе первому говорю. И, поверь, ничего в этом особенного: если обычно стреляют метров с двухсот-трёхсот, то с двадцати или десяти уж не промахнёшься. А стрелять ты уже привычный. Бывает, если нацисты напролом ломанутся, то придётся и вовсе гранатами встречать, а однажды мне и за нож пришлось взяться.

‒ Да ладно. Ну и как?

‒ Если с тобой сейчас балакую, значит, удачно… Это, когда они наступают, а когда мы берём, например, опорник и пробираемся вражескими окопами, то там можно и с двух-трёх метров срезать зазевавшегося. В общем, рецепта нет на все случаи боя. На ходу будем учиться, и я в том числе, если никакую ситуацию наперёд не угадаешь. В общих чертах они все схожи, но у каждой свой нюанс или нюансы… Это я рассказываю так долго, а в бою всё моментально делается, и понимать надо друг друга с полуслова, а иногда обходиться и без слов, чтобы не выдать себя, а общаться лишь жестами. Неужели почти за месяц боёв тебе ни с чем этим не приходилось сталкиваться?

Жуликов пожал плечами:

‒ Как-то и не задумывался над этим.

‒ А надо задумываться. Вернее, молниеносно думать. А если будешь задумываться, то ни к чему хорошему это не приведёт.

Зачем Земляков приврал про нож, он и сам толком не понял. А если вспомнить попутчика в поезде, то и вовсе нехорошо получалось: болтуном он становится, и ранее за собой такого не замечал. Что же теперь случилось. Он и так, и эдак к себе присматривался и понял, почему это произошло. В обоих случаях его хвастливая реакция была на излишнее любопытство и хвастовство же попутчика в одном случае, и непонятливость бойца в другом. Почему-то этому Жуликову надо было всё «разжевать» и в рот положить. Сам-то он собирается думать о себе? Или ждёт, что кто-то за него подумает.

Вывезли их задолго до рассвета к передовой, где они спешно десантировались с машин и, рассеявшись, малыми группами начали выдвижение. Сержант Громов вёл своё пополнение без лишних слов и объяснений. Лишь когда дошли до места, он развёл вновь прибывших бойцов по местам. К Землякову и Жуликову добавил бойца Романа Макарикова, уже месяц воевавшего и остававшегося невредимым, а значит, опытного, ибо за месяц столько можно всего натворить и самому насмотреться, что ого-го ‒ мама не горюй! «Ну и фамилии! ‒ подумал, услышав о Макарикове, Земляков. ‒ Это-то чего натворил?!» ‒ и обратился к обоим:

‒ В общем, так, Жуликов и Макариков, чтобы не ломать язык на ваших фамилиях, вы теперь для меня Макс и Рома, а я для вас Земляк. Так и называйте при необходимости позывными.

‒ Я вообще-то ‒ «Макар», ‒ напомнил о себе плотный, но узколицый, с хитрым взглядом на курносом лице Макариков. «Вот бы кому надо быть Жуликовым!» ‒ подумал Земляков.

‒ Хорошо, согласен. Значит, Макар. Ну, тогда тебе объяснять нечего, будем вместе приглядывать за Максом.

Чуть позже к ним подошёл Громов с комвзвода Силантьевым, собрал тройку, сказал:

‒ Вот командир сейчас объяснит обстановку.

‒ Бойцы, ‒ оглядев их, обратился старший сержант (заметив Землякова, улыбнулся ему). Объясняю это вам и другим объясню. Впереди двухэтажное, полуразбитое здание детского сада. В нём засели нацисты. Их там осталось человек пять, не больше. БК у них на исходе, надо лишь пожёстче нажать и либо уничтожить, либо они сдадутся ‒ это смотря какая у них идейная убеждённость. Одна ваша группа пойдёт с правого фланга, другая ‒ с левого. Ещё одна ‒ с пулемётчиком и гранатомётчиком ‒ выдвинется по центру и до команды будет вести наблюдение, укрывшись в развалинах частного дома напротив детсада, а в нужный момент станет группой огневой поддержки. Наступать группы должны одновременно. Ещё две группы ‒ это наш Засадный полк, они укроются за соседним зданием и будут готовы к любым неожиданностям. Понятно?

‒ Так точно! ‒ по-уставному за всех ответил Земляков, проявив инициативу, и понял, что бойцы знают о нём с Силантьевым и Громовым, как о людях из трубы, поэтому и отношение к ним соответственно уважительное. ‒ Вот только непонятно, чего нацисты дожидаются в этом домишке. Ушли бы ночью ‒ и дело с концом.

‒ У них приказ, ‒ твёрдо сказал Силантьев. ‒ Вот и торчат здесь. И всё они понимают, но ничего сделать не могут.

‒ А сдаться ‒ не судьба?

‒ Ты бы сдался?..

‒ Я-то причём.

‒ Вот то-то же…

После «ценных» указаний Ярик подошёл к Землякову, обнял его, немного отстранившись, спросил:

‒ Ну и как твоя рука?

‒ Терпимо. Восстанавливаюсь.

‒ Как же рад я тебя видеть, ты даже не представляешь. Давно прибыл?

‒ Вчера.

‒ А друг твой, Медведев? Он, кажется, с ногой в госпиталь попал.

‒ Так и есть. Только у него в госпитале посттравматический свищ открылся, повторную операцию делали. Теперь всё вроде нормально. Через неделю обещался прибыть. А сейчас с женой воюет. Она сильно беременная у него и не отпускает.

‒ Помню, помню его историю. Вообще-то мужик-кремень. Редко такого встретишь. Ну, ладно, Сергей, пойду к другим группам, вдохновлю, так сказать.

‒ С богом, рад тебя видеть.

‒ Я ‒ тоже.

Сержант ушёл, и Громов за ним, а Земляков подумал, вспомнив объяснения Силантьева: «Как всё хорошо на словах получается, но как будет на деле? ‒ И подумал о Громове, на которого сейчас посмотрел с другой стороны: ‒ Вот ведь как вырос культработник, а недавно стихи Есенина читал, теперь же, глядя на Силантьева, и голос командирский прорезался, и повадки обозначились. Видимо, понравилось командовать».

Прошло несколько минут. В предрассветном тумане они изучали здание с единственным входом по центру и двумя пожарными выходами с торцов, и не видели, чтобы в нём обозначалось хоть какое-то движение. Будто оно давно вымерло. Всматриваясь в туман разбитыми окнами на обоих этажах, здание выглядело совершенно безлюдным, но в какой-то момент в нём будто мелькнул слабый свет.

‒ Чего мы ждём-то? ‒ капризно спросил Жуликов. ‒ Дождёмся, когда рассветёт и дроны появятся.

‒ Видел хотя бы их в тумане? ‒ спросил Земляков и усмехнулся.

‒ Не в тумане, но видел ‒ невелика новость, и даже стрелял по ним.

‒ Будут тебе и дроны, только позже ‒ денёк ясным намечается. Замучаешься прятаться от них, а сейчас мы пока недоступны им, ‒ успокоил Сергей и на минутку задумался, совсем некстати перенёсся в воображении домой.

Именно в такие ранние минуты Екатерина всегда просыпалась и шла на кухню готовить завтрак, и Сергей никогда не понимал её. Ему бы хватило 15–20 минут, чтобы проснуться, переделать все дела и выскочить на улицу. Но Екатерине надо порыться в шкафчике с крупами, промыть крупу в нескольких водах, потом залить обязательно холодной водой, а пока вода нагревалась и закипала, она занималась собой. Когда же каша была готова, готовила бутерброды с сыром, заваривала либо какао, либо кофе и приглашала мужчин завтракать. Они к этому времени только успевали разлепить глаза, и как обычно прибивались к столу, когда каша остывала. Но времени выражать недовольство не оставалось, надо спешно завтракать и разбегаться по делам. Жена с сыном уходили на учёбу и работу, а он, когда стал фермером, был предоставлен сам себе, в душе выражая недовольство ранним для себя завтраком, после которого обычно не знал, чем занять себя. Потом дела находились, но все они были неспешные, заранее продуманные. Это только в посевную да уборку целыми дня пропадал на поле, а в остальное время ‒ вольный казак. Вот и сейчас подумал: «Ну и чего спрашивается, в такую рань ломанулись? А разведку хотя бы проводили, скрытое наблюдение вели?». Он не считал себя шибко военным, но даже он понимал, что и к чему, и каким местом, как говорится, кто думает.

Наконец-то прозвучала команда Громову от комвзвода:

‒ Начинайте! Проверим, есть ли там кто-нибудь или давно драпанули!

И сразу же заработала огневая поддержки, и под её прикрытием с двух сторон один за другим ломанулись штурмовые группы к боковым пожарным дверям. Дверь Землякова оказалась запертой изнутри, но это ничего не значило, так как окна выходили и на противоположную сторону здания. И они не стали терять времени. Подбежали к угловому окну с фасада, Земляков метнул в окно гранату, а Жуликов с Макариковым подсадили его. Хоп ‒ и он внутри. Заглянул в одну комнату ‒ пустил очередь вдоль стен, во вторую ‒ вторую очередь. Выскочил в коридор ‒ везде чисто. Мелькнула чья-то тень и голос Громова:

‒ Свои!

Земляков вернулся, за руки втянул в окно Максима с Романом.

‒ Поднимаемся. Вы по своей лестнице, а мы по своей! ‒ крикнул Земляков Громову.

‒ Вы страхуйте, а я вверх пойду, ‒ проявил инициативу Макариков и, взяв автомат наизготовку, осторожно поднялся на второй этаж, а Жуликов с Земляковым за ним.

Макарикову даже стрелять не пришлось, когда каблуком высадил одну дверь, а дверь напротив валялась на полу, с «мясом» сорванная с петель. Осмотрели ещё несколько комнат ‒ везде чисто.

‒ Ну и чего мы добились? ‒ спросил Земляков у подошедшего Громова.

‒ Нам приказали ‒ мы выполнили. Не переживай. За этим зданием ещё одно здание и тоже двухэтажное, с подвалом. Какой-то новый украинец построил. В подвале у нациков опорный пункт с выходом к лесу.

Откуда знаешь?

‒ Разведка дроноводов доложила. Так что, считай, одно здание отбили, а теперь есть приказ отбить следующее.

‒ Так неинтересно! Даже стрельнуть не удалось! ‒ сделав обиженное лицо, хныкнул Жуликов.

‒ Ничего страшного, боец, у тебя всё впереди ‒ настреляешься до икоты! ‒ знающе сказал младший сержант Громов.