Ангелы Суджи

19

В какой-то момент стало понятно, что выдохлись наступающие, начали отползать, но и вдогонку получали очередь за очередью. В конце концов, оставшиеся в живых и легкораненые скатились с железнодорожной насыпи, ломанулись в кусты, оставив убитых и тяжёлых. Раненые появились и у обороняющейся стороны: одному, как ножом, пуля рассекла бедро, к счастью, не задев кость и сама не застряв. Боец перетянул жгутом ногу, вколол обезболивающее, распоров штаны, забинтовался. Ему пытались помогать, но он всё сделал сам, а потом и вовсе поднялся и, прихрамывая, спустился с насыпи и заковылял в сторону крайних дворов. Со вторым всё оказалось намного печальнее: то ли пуля, то ли осколок от гранатомёта прилетел в тыльную часть шеи и ушёл куда-то вглубь. Бойца обезболили, наложили повязку, и пока несли в Щербаткин, он потерял сознание. Живым не донесли. Опустили на сухую траву, связались с лейтенантом Виноградовым.

‒ Что делать? ‒ переспросил он. ‒ Чего теперь сделаешь, если эвакуации нет. Положите около какого-нибудь дома, чтобы потом можно было легко найти, и запомните место.

Земляков с Громовым остались на насыпи, на своём «рабочем» месте, потому что не поступало приказа на отход. Лейтенант был где-то рядом, но где ‒ не понять. Земляков связался с ним, нетерпеливо спросил, в общем-то не по уставу, опережая развитие возможных событий.

‒ Товарищ лейтенант, наши дальнейшие действия?

‒ Рядовой, и сейчас, и впредь не задавайте глупых вопросов, если возможны повторные атаки неприятеля. Передайте это близлежащим бойцам и вплоть до особой команды оставайтесь на занятой позиции.

Земляков завёлся от такого разговора и хотел спросить, мол, когда она поступит, но всё-таки сдержался, понимая, что нарвётся на ещё большее непонимание и получит настоящий разнос, усмехнулся: «Я будто и не в армии! Был получен приказ занять позицию, никто его не отменял ‒ так будь готов исполнять до бесконечности, а не задавать глупых вопросов…».

Как же всё меняется, окопчики-гнёзда перед мостом до них нарыли нацики, ожидая развитие наступления российских войск, но получилось, что оказались в них те же российские бойцы, которых они не ждали и не могли предвидеть их внезапного появления. И теперь новые квартиранты по-хозяйски расположились в них, хотя по-настоящему не знали, откуда ждать очередного вражеского наступа.

Взять того же Землякова. Чем ему плохо: на улице тепло, дождя нет, лежи в окопчике, дыши свежим воздухом, откашливайся, выгоняй из себя подарки из трубы и радуйся жизни. Он вдруг подумал о телефоне, о том, что сегодня 8 Марта ‒ Медведев ещё перед выходом напомнил, ‒ и попытался дозвониться домой, но телефон не отозвался, оставил его желание без внимания: «Мол, не время, боец, лясы точить, не снижай боевого порыва. Будет ещё время ‒ наговоришься!». Обидно, конечно, сделалось Сергею, но ничего не поделаешь. «Ничего, мы не гордые, подождём! ‒ подумал он. ‒ А пока на солнышке позагораем. Уж так хочется после трубы понежиться. К тому же копоть не до конца смылась ‒ загар будет крепче приставать». Чтобы не скучать от безделья, он выдернул из разгрузки пустые магазины, достал из рюкзака упаковки с патронами, которые перед выходом из трубы всем раздавал боец из бригады «Ветераны», и принялся набивать магазины, не забывая поглядывать на безоблачное небо ‒ самая погодка для дронов. Земляков рад бы погреться, но действительно увидел высоко в небе дрон-разведчик. А чей он, чьи действия корректирует, какие координаты передаёт ‒ поди разберись. Ладно, не накрывает атакой, и то хорошо. Хотя, когда накроет, будет поздно, но тут уж самому необязательно дожидаться развития роковых событий: заметил «птичку» на подлёте, тем более, если она зависла, ‒ меры принимай, бери на мушку и следи за каждым её манёвром. Да что-то не отваживаются они сегодня или до недавних невольников подземелья теперь дела нет, когда со всех сторон канонада не утихает: с севера наши российские войска жмут, а Суджу прижали вышедшие из трубы. И так получается, что сами они не нужны нацистам со своим Щербаткиным ‒ размах не тот. Здесь у них местные бои, не более, да и то какие-то неполноценные: без техники, без танковых атак, без «Градов» и прочих РСЗО. Всё похоже на учебный полигон.

Всё-таки правильно говорят: не буди лихо, пока оно тихо. Не успел Сергей подумать о технике, как с левого фланга, со стороны трассы раздалась чавканье «Бредли», а в ответ начали квакать АГСы ‒ наши ли, зарубежные ‒ сразу не понять, потому что плохо Сергей в них разбирался. Не такой он уж он оголтелый гранатомётчик: пару-тройку раз приходилось стрелять ‒ и не более того. Это Медведев мастеровит в этом ремесле. Не это ли он сейчас упражняется на въезде в хутор? А что, похоже, там что-то намечается, если и «калаши» в дело вступили. Похоже, нацисты отступают с севера и попутно решили прощупать хутор, сданный утром нежданно-негаданно: всегда жалко терять своё, а чужое, ставшее своим, ‒ тем более.

‒ Внимание, не расслабляться, ‒ раздался хриплый голос Виноградова. ‒ Возможно, они и нас захотят повторно штурмануть. До вечера пока далеко, и у них есть все условия для этого. Тем более что началась такая кутерьма.

С ним связался «Спутник» и сообщил, чтобы ждали и у себя атаку, потому что по докладу Силантьева подошло две крытых машины с личным составом неприятеля, бойцы с них десантировались, залегли, одну машину подожгли РПГ, другая успела отвалить за рощу и осталась в недосягаемости.

‒ А с южным флангом как дела? Как бы оттуда не проникла какая-нибудь чумовая ДРГ?! ‒ спросил Виноградов.

‒ Туда послали ограниченную группу вести наблюдение. Так что южное направление прикрыто, к тому же там имеется рукав реки, отгораживающий хутор, что тоже неплохо. Пока у нас главные события на левом фланге, где имеются подходы техники, и, надо думать, нацисты просто так нас не оставят: не зря они пехоту подтащили. Так что действуйте по обстановке. Но даже если понадобится помощь на въезде в хутор, всё равно совсем держать район железнодорожного моста без прикрытия не будем.

Бой же у въезда в хутор лишь усиливался. Теперь уже стреляли без пауз, и всё злее работали гранатомёты, ставшие в их ситуации главным оружием. «Эй, мужик, как у тебя там дела? ‒ мысленно спросил Земляков у Медведева, за полдня соскучившись по товарищу. ‒ Жалко, что нас с тобой растащили. Вдвоём-то было бы сподручнее. Я бы у тебя был вторым номером на АГСе да «морковки» бы готовил для РПГ. Дело бы живее шло. А то успел ты подучить кого-то, кто знает. Да и то верно будет: одному раз-другой покажешь, что к чему, тот сразу и уцепился, а другому будешь разжёвывать и в рот класть, так он будет морщиться да плеваться!».

Всё-таки обидно, когда неподалёку бьются сослуживцы, ставшие особо близкими после марша по трубе, а ты им ничем помочь не можешь. Ни словом, ни делом ‒ никак. Слушай выстрелы, разрывы, вздыхай и выполняй приказ. И опять он накаркал. Опять наблюдатели подали знак о приближении неприятеля, а вскоре вновь появились они, нацисты, ‒ как же они надоели сегодня, и опять насыпь у железнодорожного моста облепили, некоторые уже ползли между рельсами, и Землякову это не понравилось. «Самые хитрые! ‒ подумалось ему. ‒ Ну что же ‒ милости просим!» ‒ заочно пригласил он. Сергей заранее перекинулся через рельс, до того, как они появились в прямой видимости, затаился на собственноручно приготовленной позиции, заслонённой полуметровым бруствером из щебня и земли. Цветом она почти не выделялась, была едва заметна даже с близкого расстояния на сером фоне пожухлой прошлогодней растительности и не привлекала внимания. Особенно, когда ползёшь, сдирая куртку и локти по щебню, и не особенно присматриваешь к тому, что впереди. Главное, горизонт чист. «Ближе, чем на пятьдесят метров, не подпускаю! ‒ решил Сергей. ‒ Чтобы гранату не добросили!».

Он даже лейтенанту не рассказал о своём изобретении. Зачем? Мало ли кому что-то на ум взбредёт. «Ещё неизвестно, чем всё это обернётся, ‒ подумал он. ‒ Был бы ручной пулемёт ‒ совсем другой расклад получался бы. Тогда и заботушки никакой: коси, коса, пока роса!». То, что легко складывалось в уме, не особенно состыковывалось на деле. Какую угрозу представляет для автоматного огня, а тем более для РПГ небольшой бруствер из сыпучего материала ‒ одна хорошая очередь, и нет баррикады. Сюда пристроить бы пару-тройку булыжников, на худой конец шпалу, лучше железобетонную ‒ тогда это почти маленькая крепость, но поздно затылок чесать и непродуктивно принижать значение того, что сделано, хоть в каком-то виде это лучше, чем ничего, а главное ‒ необычно и дерзко. Ну кто по доброй воле захочет выбраться из окопа, пусть и в пояс, и подставить себя под бой прямой видимости. Но если уж к тому сложилась ситуация, если сам ты это всё затеял, то первому и начинать надо. Главное не проморгать врага, лупить его первым, как только тот нарисуется на горизонте, и не давать ему спуску.

И Земляков их увидел, нескольких автоматчиков, ползших змеёй друг за другом, и когда оставалось до них метров 60–70 и они извивались уже на мосту, то не выдержал и первым открыл огонь. Он не видел, в кого и куда попадал, но то, что двое ползших впереди один за другим поникли головами, ‒ разглядел отчётливо. Третий затаился, похоже притворился двухсотым, с расстояния не разглядеть, но когда четвёртый и пятый поднялись, и, пригибаясь чуть ли не до шпал, побежали прочь, и уничтожить их не составило труда, то третий от такого расклада вполне обезумел и мгновенно вскочил, с разбегу «солдатиком» прыгнув с моста в реку. Андрей видеть его приводнение со своей лёжки не мог, но зато отчётливо услышал всплеск воды и несколько очередей, пущенных вдогонку.

С Сергеем связался Виноградов:

‒ Земляков, это ты геройствуешь на рельсах?

‒ Так точно, товарищ лейтенант!

‒ Орден ты уже заработал, поэтому немедленно запрыгни в окоп, а гауптвахту получишь за то, что оставил позицию без команды, но после войны. Нацисты сейчас вернутся с гранатомётами, и не с одним, и снесут твою засидку к ядрёной бабушке. Пулей, говорю, в окоп!

‒ Слушаюсь… ‒ скорее себе сказал Земляков и только теперь по-настоящему понял весь риск своей задумки.

Он по-пластунски скользнул в окоп и почувствовал дрожь в рука и ногах, и вообще его всего колотило, словно запоздало выходил испуг. Заполошные мысли залили голову, он пытался до конца восстановить в сознании свой, действительно, безрассудный поступок, и не находил ему объяснения. Так уж получалось, когда он сооружал «баррикаду», то по-настоящему умилялся от собственной придумки, казавшейся верхом инженерной мысли, а теперь она показалась мальчишеской дурацкой шалостью. И не орден он заслужил, а выволочку перед строем, хотя про гауптвахту лейтенант, конечно, загнул. Тем более после войны.

Хотя инициатива и смекалка бойцов только приветствуется, но когда она не подкреплена логикой, разумом, то при таком поступке можно лишь развести руками и поблагодарить Господа, что всё обошлось не худшим образом. Земляков только-только это понял, хотя всё равно до конца не мог согласиться с этой мыслью и почему-то подумал о тех, кто только что угодил под его огонь: «Они что, такими оказались преданными своим командирам, что готовы напропалую лезть под пули? Что они заслужат в таком случае? Или уже заслужили: смерть и бесславие!».

Эта мысль потом не давала ему покоя, даже после ещё одной атаки противника. А когда пришли сумерки, и нацисты рассеялись то ли в лесополосах вокруг Щербаткина, то ли затаились до более подходящего случая в прибрежных кустах, чтобы ночью по-тихому вернуться и навести шорох в хуторе, если, конечно, получится. В любом случае наступавшая ночь ‒ станет ночью бдения.

Ночь ещё не наступила, когда от Медведева пришло сообщение:

‒ Карпов ‒ двухсотый…

‒ Что случилось?! ‒ Земляков занервничал.

‒ Обычное дело ‒ из гранатомёта снесло.

‒ Давно это случилось?

‒ Во время последней на сегодня атаки нацистов… Граната в него угодила. Сам понимаешь…

Сергей не знал, что сказать.

‒ Что молчишь-то?

‒ А чего тут скажешь. Жалко его. Бузил он бузил и теперь упокоился.

‒ И не он один. Из второй группы двое. Многие ранены. В общем, работы у медбрата хватает. Им нужны операции. Если завтра наши не пробьются, то хана многим… Ладно, как у вас там дела?

‒ Обороняемся. Несколько атак отбили, теперь, судя по всему, они ночью не сунутся, если только какую-нибудь подлянку не придумают.

‒ Держитесь там.

‒ Держимся. Знать бы ещё за что.