Арийский простор

Глава тринадцатая

Жеребху с ближней скарой охотился в степи, с ним были оба сына, Волк и Утар — с пустыми руками вернувшийся из Дажкента. Выслушав марья, Махим признал, что тот действовал верно, бессмысленная гибель его десятка ничего бы не изменила.

Рядом с колесницей скакала на подаренной им белой кобыле-иноходце, прежде принадлежащей Леде, кучерявая наложница Лали с колчаном на поясе и с дротиком в руке. Теперь в разъездах она повсюду таскалась за ним. Камран весело переговаривался с силачом Самадом, недавно приехавшим с юга, парни крепко сдружились в последнее время. Поодаль хмурился Рагин.

Сидящая в колеснице пегая сука подала голос. Махим обернулся — со стороны города быстро приближалась повозка, вскоре признал и возницу — молодой боец его дружины Адор, чья усадьба, принадлежащая ему после недавней гибели отца, располагалась на полтора дня пути к юго-востоку. Тронув поводья, послал лошадей на встречу, остальным сделал знак — оставайтесь на месте.

Подъехав, марья спрыгнул с колесницы, кони в клочьях пены тяжело поводили боками.

Подойдя, коротко поклонился, Жеребху кивнул в ответ, молча ожидая с какими вестями тот прибыл. Внимательно, не перебивая выслушал.

— Значит, светловолосый с пардусом… Кому то ещё о том поведал?

Адор отрицательно мотнул головой.

— Молчи и впредь.

Сняв с руки серебряный браслет, протянул воину. «Значит, всё-таки не прервался ещё род Симхи».

— Он один в зимовье лежит?

Парень самодовольно улыбнулся.

— Трех бойцов оставил с ним, никуда не денется.

Жеребху задумался. «Если Скорпион хорошо мальчишку выучил, то, скорее всего они уже мертвы». Вслух же сказал, глядя на густеющий мрак на горизонте, там ворочались грязно-серые, лохматые тучи.

— Завтра с утра своих людей пошлю.

Повернувшись к ближникам, махнул рукой в сторону Дакшина.

Вечером Махим вспоминал последнюю встречу с Симхой, не на мокром косогоре при блеске молний, а в день, когда тот вернул ему сына. Обыденно, не требуя ничего взамен.

«Ворангов, как и степняков, мы считаем дикарями, но воинов, да и мужчин, они растить умеют.

Вот и его сына Яра воспитал, как надо — молчалив, почтителен без подобострастия, уже сейчас неплохо владеет луком и копьем».

После возвращения сына Жеребху держал его при себе, чтобы вновь привык к отцу и семье, но в бой не пускал. Рано ещё, всего тринадцать лет.

Гибель вождя ворангов, хоть тот и не показывал вида, сильно опечалила младшего сына. Ходит постоянно смурной, будто в воду опущенный.

Помнил воевода и обещание, данное тогда Симхе.

Покряхтев, позвал Яра для серьезного разговора наедине. Внимательно рассмотрел отрока — ещё больше подрос, пропала детская припухлость щек, но пока жидковат — тонкие в кистях руки, острые лопатки угловато оттопыривали рубаху, длинная худая шея с торчащим кадыком, но взгляд тверд и сосредоточен.

— Я знаю, что пати ворангов много для тебя значил. Похоже, что сейчас к нам в руки попал последний из его сыновей… И я склонен дать ему свободу, как Симха недавно подарил её тебе. Ну и чтобы мои обещания не посчитали в степи ложью или пустым звуком…

Но правильнее было бы убить этого парня. Когда-нибудь он сможет принести беду нашему роду, мне то вряд ли, но тебе или брату — да… Так что решай сам и лучше это делай сразу же при встрече.

С тобой я пошлю Волка, поедите завтра на двух колесницах.

О своем решении не стал говорить не старшему сыну, ни его приятелю Самаду, Адора попросил молчать, чтобы слухи не дошли до Базорка.

Махим понимал, что оно не понравится степному вождю, но того нет сейчас в городе. Поехал договариваться о поддержке, а значит торговаться со жрецами о помощи в подчинении ворангов. Жеребху знал и о подкупе части верхушки этого племени. Славно было бы весной закончить с ними дело без большой крови.

Поутру, когда слабый, всё ещё зимний свет просеялся сквозь тучи, провожая колесницы Яра и Адора, напоследок скомандовал сесть в повозку к сыну пегой суке Карбу.

— Возьми с собой, может пригодиться.

Когда подъехали колесницы ишкузи, в пристрое времянки рябой пастух показал им два замерзших трупа с перерезанными глотками, ещё один продолжал валяться у входа с дротиком в груди.

Волк, подивившись предусмотрительности Махима, указав на след, скомандовал пегой суке — Ищи!

Поглядев на марья умными глазами, Карбу пару раз ткнувшись носом в мерзлую, поблескивающую наледью, землю, уверенно побежала вперед; чуткие ноздри подрагивали на ходу, процеживая струи встречного ветра. Преследователи тронулись за ней на колесницах.

«Недавно переболевший, обмороженный и истощенный, далеко не уйдет» — думал воин.

Вперёд вырвалась повозка раздосадованного Адора, желавшего поскорее поквитаться за своих людей. К пока ещё раннему вечеру впереди показался тяжело передвигавшийся беглец с двумя навьюченными конями, трусивший неподалеку гепард, развернулся, оскалив пасть.

Умница-собака повернула назад, подбежав к колеснице, вильнула лохматым хвостом. «Я свою работу сделала».

Пошатывающийся от усталости парень остановился, хрипло переводя дыхание. Снова заперхался сиплым кашлем, утер воспаленное, мокрое от пота лицо. Не спеша набросил тетиву на тугой лук. Попытался прогнать гепарда, но тот недалеко отбежав, уселся на кочку. «Пропадешь ведь, дурачок» — подумал Радж, не беспокоясь о себе; вдруг накатило равнодушие.

Довольно осклабившийся Адор натянул лук, но его неожиданно остановил младший сын Жеребху.

— Не стреляй!

Боец с презрением посмотрел на мальчишку — вздумал приказывать марья.

Тут слово взял Волк, весомо промолвив.

— В этом нет чести, благородным людям лучше решить дело в поединке.

Заслуженному воину не нравился этот свежеиспеченный марья, да что там, откровенно раздражал — дерганный какой-то, суетится, громко разговаривает, хохочет невпопад. Отец его был намного сдержаннее. Но, конечно же, признавал его право на месть.

Поглядев на измученного, бездоспешного беглеца, Адор презрительно сплюнул и громко крикнул.

— Бой на копьях.

Прихватив закрепленное на борту древко, упруго спрыгнул с боевой повозки и уверенно зашагал к истощенному противнику.

Поединок продолжался не долго, вскоре с хрустом раскрошив зубы, окровавленный наконечник данды вышел у Адора из затылка. Провернув шест, Радж с усилием вырвал его из страшной раны, отбросив повалившееся на него тело ногой.

Тяжело откашлявшись, остался стоять, опираясь на боевой шест, спокойно и с презрением глядя на врагов с луками, равнодушно ожидая неминуемой смерти. Из запавших глаз недобрым огнем горели казавшиеся черными глаза.

Яр, тряхнул поводьями, подъехал ближе, сошел с повозки. Глядя в глаза беглецу, негромко сказал.

— Бой был честным, ты свободен. Но время позднее, раздели с нами трапезу и ночлег, сваяши.

Стоящий неподвижно на колеснице Волк, неодобрительно качал головой, наблюдая за младшим сыном Жеребху: «Глупый мальчишка, верящий в благородство. Этого зверя нужно убивать, он и сейчас уже очень опасен, а станет ещё страшней».

Но Махим наказал ему не вмешиваться в решение сына, если только это не подвергнет опасности его жизнь.

Весь долгий путь до границы Яр с Раджем проделали на одной колеснице по уже оттаивающей, грязной дороге, сначала дичившийся чужака гепард, теперь всё чаще составлял им компанию. Сзади следовала повозка Волка и жеребцы с наполовину опустевшими вьюками.

На попытку отправить его обратно в город, воин отрицательно покачал головой.

— Я отвечаю за твою безопасность и у меня нет веры к этому человеку.

Весна потихоньку вступала в свои права, но погода была переменчива, зима нехотя огрызалась снеговой мокретью, прихватывая по утрам ледком лужи и влажную землю. Тусклый сырой туман как будто впитывал в себя унылую серость тающего снега, днем из надвинувшейся хмари сыпал холодный дождь.

На коротких стоянках, разминая ноги и справляя нужду, Радж разглядывал среди переплетения корней и влажной прели прошлогодней листвы свежую зелень тонких травинок и начинающее шевеление мурашей. По пятнистым стволам берез сочился сок, но в этот год весеннее обновление не радовало оледеневшее сердце парня.

С небесной выси раздался свистящий писк, оба седока и гепард подняли головы.

Раскинув огромные крылья, над ними кружил беркут — молодой, судя по белым пятнам на них и таким же отметинам на хвосте. Умело парил, не тратя силы на взмах крыльев, лишь легкий трепет пробегал по перьям. В это время у орлов начинаются брачные игры, вызывая на бой, стремительно пикируют они с клекотом на соперника.

Юноша вспомнил, как Учитель в одном из давних походов показывал им с побратимом огромное гнездо беркута на развилке сосны, её узловатые корни были облиты белым помётом и усыпаны горкой старых костей, в основном сусликов. Между его толстыми сучьями суетились гнездившиеся там же воробьи, величавые орлы не обращали на них внимания, от подножья дерева к ближнему муравейнику тянулась цепочка насекомых с крошками объедков. «Так и вблизи усадьбы ратэштара находят защиту зависимые люди» — сказал тогда Девдас.

Радж всю дорогу молчал, но не пытался сбежать от опеки. Чаще всего путники ночевали в редких селениях, хорошенько прогревшись в бане одного из них, юноша пошел на поправку. Когда пришла пора расставаться, церемонно поклонился сыну Жеребху, тот также молча ответил на поклон.

Самад лежал на мокрых от пота шкурах, разглядывая в свете треножника тело любовницы, без стеснения позволявшей собой любоваться. «Не то, что моя плакса-жена». Добившись своего, он довольно быстро охладел к ней, оставив беременной в пури.

— Ты красивая, Дайя. Поедешь со мной на юг?

Та, потянувшись, как кошка, заелозила тяжелой грудью ему по животу, слизнула острым язычком капли пота с мощной груди, слегка прикусив сосок. Самад вновь почувствовал прилив крови в низу живота.

Тяжелый полог рывком отодвинули в сторону. «Кто посмел!?» мелькнула мысль, рука одновременно уже хватала кинжал у ложа. Дайя, взвизгнув, спряталась у него за спиной.

Хохотнув, с чашей вина, в комнату ввалился пьяный Камран.

— Выходи, есть интересные вести.

Выслушав новости о Радже, Самад мрачно подумал.

«Ну что ж, однажды я его уже убил, убью и ещё раз».

Магх с удивлением разглядывал резко повзрослевшего племянника, теперь больше похожего не на мать, а на его брата в юности. Правда выглядел тот не важно — лицо ещё больше осунулось, глаза запали, голос был тускл, да и взгляд какой то отгорелый. От расспросов подошедшего Пирвы отмалчивался, когда тот также умолк, обидевшись, Радж кривя губы в болезненной гримасе, вымученно улыбнулся, похлопав парня по плечу: «Мол, не сердись, брат».

После того, как юноши проходили Посвящение им обычно сразу же подыскивали невест и женили. Юность пролетит быстро — как цветение степи, успей бросить семя, прежде чем смерть найдет тебя. Бояться её не надо — лучше погибнуть во цвете, не дожидаясь прихода жалкой старости. Но к Раджу и Пирве это не относилось, по слухам их род собирались согнать с земли. Парень был этому даже рад, не изгнанию конечно, а тому, что не напрягают с женитьбой.

Его возвращение произвело переполох среди женской части населения крепости и поселка. Сразу же нашлось множество желающих пожалеть и утешить потерявшего близких красавца и уже прославленного подвигами героя. А по слухам ещё и полубога, недаром везде с пардусом ходит.

В первый же вечер, бросив игривый взгляд, парня заманила к себе молодая вдова, на десяток зим его старше. Всю ночь Радж молча и зло терзал её мясистое тело железными пальцами. Женщина, поначалу счастливо охая, под конец начала отбиваться, но тщетно. Поутру провожая парня, хмуро заявила.

— Не приходи сюда больше.

Тот, мгновенно ухватив за шею, оставляя синяки на нежной коже, притянул её разом побледневшее лицо, пристально глянул в глаза. Потом, отпустив грузно осевшую бабу, пошел прочь.

Оставшиеся до похода дни за компанию с ходоком Пирвой пользовал бесправных дворовых девок. Вместе и упражнялись во владении оружием. После очередного поединка на палках, когда обломок деревяшки отлетел, покарябав лоб Пирвы, тот с усмешкой заявил.

— Ох и лют же ты Радж! Что в бою, что и в любви, говорят. По тебе многие девки сохнут, глаза выплакивая, да боятся, что до смерти залюбишь.

Светловолосый боец равнодушно пожал плечами, молчаливостью он всё больше походил на отца.

Положив руки на заостренные бревна частокола, Магх в одиночестве мрачно стоял на стене, глядя в зеленеющую даль; несмотря на радостное буйство природы, думы его были не веселы. Над рекою клубились птичьи стаи, воздух наполнился гоготом летевших лебедей, журавлиным стрекотом и курлыканьем. По ночам оглушительно орали лягушки, всякая тварь звонко славила жизнь.

Близился день весеннего равноденствия — праздник начала весны, роста и процветания. Тогда из домов и хижин простой люд начнет выносить и выметать ненужный хлам, сжигая его на очистительном огне, семь раз на удачу прыгают мужики через костер; бабы мелят оставшееся зерно и пекут из муки круглые блины — подобие солнца. Оставят угощения и для «фраваши» — духам усопших предков. Станут приглядывать, кто раньше из пичуг прилетит — жаворонки к теплу, или зяблики к холодам.

Воины же созываются в тот день на весенний сбор, в доспехах и с оружием. Все двенадцать родов решают там у сакральных менгиров вопросы войны и мира. Давненько уже не собирались, всё решал совет племени, но в этот год нового священного царя выбирать будут. И были у Магха подозрения, что речи там не только о выборе вождя пойдут. Доходили слухи, что его род хотят с земли согнать.

Выбор простой — драться или уходить. Артаваны крепко людей настропалили, против всего племени одному роду не устоять — порубят на куски. Украдкой приезжали другие ратэштары, обещали, что коли участники того боя добром уйдут, семьи не тронут.

Похоже дорога только одна — на юго-восток, через горные перевалы и пустыню, ходили слухи, что и за ней люди живут, да и драгоценный шелк оттуда привозят.

Опираясь на родовой топор-молот из шлифованного нефрита, Магх нахмурившись, наблюдал за приближающейся процессией представителей других родов. В головке шагала нарядно одетая знать племени — на солнце ярко светилась позолота, многие в доспехах, хорошо, что без щитов и копий. Дальше рябили коричнево-рыжие, выцветшие на солнце, кафтаны простых общинников. Подойдя к стоящим боевым клином ратэштарам рода Льва, толпа сгрудилась, сомкнувшись плотней, многоголосо зашумела, кто-то теснясь, пробовал пробиться поближе.

Размашистым шагом вперед вышел приземистый лысый артаван, знакомый по поединку брата — Ачария Джимата.

Набатом загудел его звучный голос.

— Ваш род проклят и ему не место на нашей земле!

Ненависть свела скулы Магха, поперек побагровевшего лба вздулась вена, гневно сдвинулись брови. Если бы эти слова сказал глава рода Вепря, он убил бы его на месте, но тот молча стоял с двумя старшими сыновьями, угрюмо посверкивая льдистыми глазами из под тяжелых надбровных дуг. Знали, свиньи, кого впереди себя послать.

Из задних рядов суетливо выскочил ледащий мужичонка, сорвав с всклокоченной головы, бросил оземь драный колпак. Задышливо выкрикнул в истерике.

— Хотите гнев бога всему народу принести?!

Толпа надвинулась, охватывая, грозно загудела, злобно засверкали глаза, в задних рядах над головами замахали кулаки, пока без кинжалов.

Жрец мрачно добавил.

— Коли не уйдете или вернетесь, не только вас, но и ваши семьи тогда смерть ждет верная, лютая.

Заметив, что какое-то облегчение от душевных мук ему дает бег, Радж много времени теперь проводил, совершая долгие гонки по зеленеющей степи, снова в сопровождении жеребцов и гепарда, оставляя колесницу в крепости. Поначалу-то отвел Арушу с Хеманом в табун, но вдоволь подравшись с косячными жеребцами и натешившись с кобылицами, через пару седмиц они удрали из-под надзора табунщиков и вернулись к хозяину.

Радж бежал без шлема, но в кожаных доспехах и дандой за спиною нарезая длинные круги вокруг пасущихся жеребцов, компанию ему составлял гепард. Но Суслик быстро выдыхался, природа не приспособила его для долгого бега. Юноша с усмешкой вспоминал слова Учителя: «Нет животного выносливее человека, он любого зверя загонит».

Легкий и быстрый, птицей взлетел на косогор, остановился перевести дух над речным обрывом посреди теснившихся стволов молодых берез. Внизу отблескивала на перекатах мутная весенняя вода, на выброшенном топляке одинокая чайка чистила перья ярким клювом.

Вспугнув птицу, спустился к речке. Серый прибрежный песок пестрел следами копыт и навозом. Погрузив руки в воду, омыл потное лицо. Стал задумчиво разглядывать мелкие водовороты, вслушиваясь в неумолчное роптание бегущих волн, текучая вода мотала зеленые пряди водорослей; за спиной глиною краснел обрыв.

Потом сопровождаемый гепардом, он неспешно пошел вдоль берега, разглядев в зарослях осоки только что расцветшие соцветия незабудок, зло скривившись, ударил сапогом неповинные цветы.

Кандар привел отряд заречных ворангов, возничим на подаренной повозке был его уже взрослый сын — ровесник Раджа. Четыре колесницы — восемь бойцов, остатки ближней скары Ястреба. Сначала поговорил с Магхом.

— Новый вождь не захотел отомстить за своего родича, мы с Шиеной давно уже были для него как кость в глотке. Этот хлиба зарос жиром, предпочитая мирную жизнь. Теперь мы такие же изгои, как и вы. Но клятву верности хотим дать не тебе, а твоему брата чаду — сыну Симхи.

Пристально посмотрев в глаза воина, Магх спросил.

— Почему?

— Есть причины — ответил Кандар, глядя на сидящего вдалеке Раджа, с гепардом у колен.

Оставшимся без вождя воинам, мальчишка из столь славного рода понравился своей щедростью, да не только. Кандар и сам не простой человек, и в родне его не последние в степи ведуны были — лекари и прорицатели. Трижды его товарищи приносили в жертву черных баранов, чтобы узнать судьбу, самый старый и уважаемый из кудесников копался в их печени. Пророчества были как обычно туманны, одно лишь сказал твердо. «На месте сидеть — бесславная жизнь, на запад идти — бесславная смерть. Дорога на юг покрыта мраком». Старик отмыл окровавленные руки, задумчиво облокотился об жертвенный камень. «Совет дам по-простому, от себя, коль надумаете со Львами идти. Славный род и сильная в них кровь древних героев, но Рыжему не доверяйте, держитесь светлоголового, может про него это древнее пророчество, а пятнистый зверь не леопард-ирбис, а степной пардус».

Радж с удивлением глядел на бойцов, большая часть которых годилась ему в отцы. Поклонившись, ответил.

— Я благодарю вас всех за нежданно оказанную честь. Но нет у меня должного опыта, чтобы вести в бой столь славных ратэштаров. Да и сам подчиняюсь воле старшего в семье, аво Магху, ему я обязан за спасение жизнью.

— Всё это так, но клятву верности мы хотим принести именно тебе и твой дядя на это согласен. Мы верим в твою благородную кровь и счастливую звезду.

Радж вскинул голову.

— Счастье? Вряд ли это ко мне.

Вопреки обычаям, Магх потревожил останки своего отца, выкопав кости Раджа из кургана.

— Я не оставлю его на поругание старым врагам.

Бережно, своими руками, сложил пожелтелые родные кости в прочный мешок и пристроил его в углу боевой повозки.

В рисковый поход, бросая родные земли, собиралась старая, сплоченная компания ратэштаров, знакомая Раджу ещё по набегу на крепость Рагина. Кроме Магха и его побратима Ашара, подъехали со своими людьми Мушика, Мара Марут, Айям Хеман и Ашва Камень. В отцовскую колесницу сел Магх, отдав свою Пирве. Ещё четыре ратэштара было под началом Раджа. Всего же их набралось двенадцать — хорошее число и больше сотни простых бойцов, в основном юных и безбашенных, по молодости и наивности не верящих в свою смерть, горячая кровь толкала их на поиски приключений.

Новому главе рода удалось уговорить и несколько мастеров, людей степенных — рудознатцев и литейщиков, а также подмастерьев, знающих своё дело и желающих избавиться от надоедливой опеки стариков — кожевников, шорников и умельцев по дереву и кости.

Кандар было привел Раджу возничего — серьезного мужчину, зим сорока, старого лошадника и коновала. Но парень с уважительным поклоном отказался, ему не хотелось терпеть рядом постоянное присутствие чужака. Ткнул пальцем в Суслика.

— Вот мой возничий, вернее я у него, любит он на месте ратэштара сидеть.

Шли в неизвестность и семьи с собой не брали. В тревожной тишине, прерываемой редкими всхлипываниями женщин, Магх объявил остающимся.

— Удастся найти подходящие земли и закрепиться на них, пришлем людей за вами. А коли сгинем в пустыне, не поминайте лихом.

Не брали и медлительные воловьи упряжки, с собой гнали табуны лошадей, полудиких животных заново объезжали, ломая волю, дичков заставляли тягать на себе поклажу, во вьюки укладывали в основном зерно и в бурдюках — воду. Жаль, что не было неприхотливых, выносливых ослов.

Золото и серебро только то, что на себе, брали лишь бронзу, оружие и припасы.

Магх договорился с Сардаром Два Топора, в обмен на крепость и оставшееся богатое хозяйство молодой ратэштар взял на себя обязательства защищать оставшиеся семьи рода Льва, дав клятву в том перед богами. Не боящийся никого и ничего, он готов был принять неприязнь других глав родов и артаванов, он хорошо знал Симху и не верил в его проклятье.

Радж с удивлением заметил у Магха свежий глубокий шрам на левой руке, неподалеку от дяди стоял незнакомец — высокий сухой старик в черных одеждах — слепой, лысый, с оттопыренными, по-волчьи острыми ушами. Темное лицо слепца было иссечено глубокими, как овраги, морщинами. «Странно, зачем то старого калеку с собой в дальний поход тянет».

Прощальное слово главы рода было кратким.

— Поищем новую родину на юге. Да и новых богов заодно, раз старые от нас отвернулись!

Последнюю фразу Магх громко крикнул, попытался улыбнуться, но губы скривились лишь в уродливую гримасу.

Вперед тронулись колесницы, за ними запылила пехота, навьюченных коней отогнали в степь заранее.

В притихшей толпе провожающих пронзительно заплакал ребенок, плач подхватили другие дети, и как прорвало, толпа разразилась тяжелым утробным воем. Вперед вырвалась чья то старая мать, заголосив, ломая руки, забилась в рыданиях, царапая щеки и рвя на себе седые пряди, пробежав несколько шагов, беспомощно опала на дорогу. Люди в пешей колонне не оборачиваясь маршировали за колесницами на юг. Порывистый ветер трепал белые космы потерявшей головной убор старухи, заметая следы, закрутил пыльную воронку на покрытом рытвинами шляхе.

Ни один артаван не последовал за изгоями.