Чёрная стая

Гарц

Понимая, что захват казны французы безнаказанным не оставят, фон Лютцов повел фрайкор на север, в леса Гарца. Длинные переходы измотали пехоту, да и кони чувствовали себя немногим лучше. Привалы, пользуясь теплой майской погодой, сокращали до последней возможности, спали прямо на земле, завернувшись в шинели и плащи, на завтрак обходились водой с сухарями, чтобы выступить с первыми лучами солнца.

Войцех, отправив с утра разъезды, придирчиво осматривал рысящий по узкой дороге строем по четыре эскадрон, требуя, чтобы и в походе гусары держали боевой порядок. После чего, оставив гусар на попечение унтеров, собирал офицеров в авангарде и пытался втиснуть в считанные дни все премудрости военной науки, которым его обучали в отцовском доме. Особого внимания удостоились, конечно, фон Зейдлиц и фон Цитен, кавалерийские гении Фридриха Великого, чьи теории сейчас вся Европа применяла на практике.

Просветительские замашки командира подхватили и другие. Пока Войцех давал отдых натруженному горлу, Дитрих вводил собравшихся в курс последних открытий астрономии, Ганс Эрлих читал популярный курс химии, а регулярно присоединявшийся к ним Теодор — свои и чужие стихи, которых знал превеликое множество.

Через пять дней фрайкор скрылся в густых лесах Гарца. Разъезды уже два дня доносили, что преследователи их потеряли, и фон Лютцов позволил, наконец, разбить лагерь. За фуражом и провиантом на этот раз отправили драгун, и гусары расположились на отдых со всеми возможными в походе удобствами — поставив холщовые палатки, разведя костры под большими котлами для постирушек и супа, расседлав коней и пустив их пастись на зеленеющих свежей травой полянах.

Поручив фон Таузигу обустройство лагеря и расстановку пикетов, Шемет решил провести этот вечер в свое удовольствие. После ужина, прихватив с собой свечу и томик фон Клейста, Войцех отправился в лесную чащу, где под сенью векового бука предался блаженному ничегонеделанию.

Новелла «Маркиза д'О» произвела на него довольно-таки сильное впечатление, но приятное или нет, Войцех все никак не мог решить. Предложение русского графа, обесчестившего только что спасенную им от рук злодеев женщину, находившуюся в беспамятстве, загладить свою вину женитьбой представлялось ему едва ли не более отвратительным, чем сам проступок. Впрочем, главная идея новеллы была совсем не в том, и написана она была прекрасно, поэтому винить автора за выбор сюжета Войцех не стал. И все-таки, читать дальше расхотелось.

Голоса из лагеря затихли, утомленные длинными переходами гусары отправились на покой. Лес шуршал и шелестел, настраивая на меланхолический лад, в гуще ветвей вспыхивали желтовато-зеленые холодные искры светлячков, запах прошлогодней листвы мешался с ароматами свежей, клейкой зелени.

Войцех задул свечу и откинулся к стволу, наблюдая за мерцающими сквозь ажурную крону звездами. Мысли о тяжелой женской доле, навеянные новеллой, бродили в голове, не желая складываться в стройную систему, из которой можно было бы сделать окончательные выводы.

Легкое прикосновение к плечу прервало поток неясных мыслей, и Войцех резко обернулся.

— Кофе не хотите, герр лейтенант? — в руках у Карла была дымящаяся кружка. — Ночью прохладно, а вы без шинели.

— Как ты меня нашел? — спросил Войцех, принимая угощение. — И спасибо.

— По следам, — даже в темноте было заметно, как Карл залился румянцем, — вы же их не прятали, герр лейтенант.

— Кажется, в Берлине ты называл меня по имени, — заметил Войцех, прихлебывая кофе, — думаю, нет смысла это менять. Присаживайся, не на часах стоишь.

— В Берлине вы не были лейтенантом, — возразил Карл, но, все-таки, опустился на траву рядом с Войцехом.

— Ну да, — рассмеялся Шемет, — там я был поручиком. Давай, без чинов. Мы же друзья.

— Ну да, друзья, — печально подтвердил Карл, — только не знаю, хорошо ли это.

— Да что в этом может быть нехорошо? — Войцех чуть не поперхнулся и отставил кружку. — Ты уж прямо скажи, что тебя гнетет, не трави себе душу.

— Если бы не были друзьями, вы… ты бы, наверное, уже давно меня из эскадрона выставил, — выдохнул Карл, — гусар из меня ни к черту.

— Это как прикажешь понимать? — возмутился Войцех. — Думаешь, я тебя по дружбе в корнеты произвел явочным порядком? Хорошего же ты мнения о своем командире.

— Нет, что вы, герр лейтенант, — Лампрехт совсем растерялся, на глазах блеснули слезы, — но вы же…

— Ты, — напомнил Войцех, — мы договорились.

— Ты же не мог не заметить, что я саблей только для виду машу, — опустил голову Карл, — да и то недолго. Рука устает, выронить боюсь. А в дело ее пустить, так и вовсе никакой пользы не будет. Разве что соломенное чучело разрублю, и то, если на нем мундира нет.

Ну, конечно, он не мог этого не заметить. Но не придал значения, не подумал, не обратил должного внимания. Хорош командир, хорош друг. А теперь Карл чуть не ревет, потому что не может себе простить такой естественной для своего возраста слабости. Да сколько же ему лет? На вид совсем мальчишка, моложе, чем был он, Шемет, когда напросился в лейб-гусары.

— Ничего, — Войцех потрепал Карла по плечу, — это дело наживное. Главное умение. Возмужаешь, наберешься сил, все получится.

— Не получится.

Карл отвернулся, хлюпнул носом, но без рыданий обошлось.

Войцех молча смотрел на него, не зная, что и сказать. Между красной опушкой воротника и темными кудрями виднелась узенькая белая полоска тонкой шеи, изящная маленькая кисть судорожно сжимала траву, хрупкие, почти девичьи плечи вздрагивали под черным доломаном.

И тут Шемета озарило.

— Шарлотта? — тихо спросил он.

— Клара, — ответил Карл и разрыдался, уткнувшись лбом в плечо Войцеха.

Перед женскими слезами Войцех, как всегда, почувствовал себя бессильным и неловким. Но Клара на удивление быстро взяла себя в руки, и заговорила тихим, чуть сдавленным голосом.

Свою настоящую фамилию она назвать отказалась, но Шемет мог бы прозакладывать Мединтильтас, ставя на то, что «фон» перед ней имеется. А может быть даже титул. Начала Клара издалека, чуть не с самого детства, проведенного в родовом поместье, окруженном обширными лесными угодьями. Отец ее, страстный охотник, с юных лет учил сыновей стрелять, фехтовать и ездить верхом. Когда дочка, во всем старавшаяся подражать обожаемым старшим братьям, увязывалась за ними на конюшню или в лес, поначалу сердился, а потом махнул рукой и позволил Кларе учиться вместе с сыновьями. Но поставил условием, чтобы и свои девичьи уроки она не забросила, и не раз Клерхен приходилось упрашивать строгую гувернантку не жаловаться отцу на незаконченную вышивку или подгоревшее варенье.

К пятнадцати годам Клара мчалась по полям верхом на горячем коне, подставляя лицо ветру, на скаку перезаряжая охотничий карабин, могла продержаться на равных в поединке на рапирах с отцом чуть не четверть часа, а братьев зачастую и побеждала, ловко лазила по деревьям, находила путь из самой глухой чащи по лесным приметам и звездам и в лет била мелкую дичь. Вышивки ее не блистали совершенством, а варенья и соленья не вызывали восхищенных возгласов, но вполне годились для домашнего употребления. Зато танцевала она с упоением, и на клавесине играла без фальши.

Когда старший из братьев, Карл, погиб под Йеной, дом погрузился в траур. Отец все чаще пропадал в лесу один, мать дни напролет била поклоны в часовне, моля, чтобы Господь сохранил ей двух оставшихся детей. Предоставленные самим себе Клара и Рудольф еще больше сдружились, и, когда брат уехал учиться в Кёнигсберг, девушка едва не сбежала вместе с ним, переодевшись в мужское платье.

— А потом он вернулся, — сквозь зубы процедила Клара, — вернулся домой, когда почти все его товарищи отправились в Бреслау. Говорил о долге перед семьей, о бессмысленной гибели Карла, о маминых слезах. А я вижу одно — в глазах страх плещется. Трус. Трус, позорящий родину и семью. Ну, я волосы обрезала, оделась в старую одежду Карла и сбежала. Родителям записку оставила, просила не искать.

— И не искали? — спросил Войцех.

— Не знаю, — печально улыбнулась Клерхен, — но даже если искали, то не нашли. А теперь уж поздно.

— Поздно, — согласился Войцех, — вряд ли они тебя в Нижней Саксонии найдут.

— Значит, — глаза у Клары от удивления расширились и заблестели звездочками, — ты не собираешься отправить меня домой?

— Нет, конечно, — усмехнулся Войцех, — вы, господин корнет, присягу приносили. И не мне ее снимать.

Войцех замолчал и задумался. Клара отвернулась, чтобы не смущать командира нетерпеливым взглядом. Шемет допил остывший кофе, набил трубку, прислонился к дереву, разглядывая тающие по дороге к ясным звездам сизые колечки дыма.

— Вот что, Клара, — Войцех тронул девушку за плечо, и она стремительно обернулась, — пойдешь к интенданту, получишь отдельную палатку, котелок, мыло. Ну, что там еще вам на четверых полагается. К лекарю сходи, возьми у него все, что тебе может пригодиться. Скажешь, я приказал. В лес одна больше не бегай, отхожее место тебе организуем отдельно, но в пределах лагеря. Ширму соорудим, чтобы помыться могла. Пока, вроде все. Если еще что-то нужно, говори, сделаем.

— Не нужны мне привилегии, — обиженно нахмурилась Клара, — и вообще, тогда же всем станет ясно, кто я.

— Это не привилегии, — возразил Войцех, — это обычные меры безопасности. Я не могу поручиться за всех и каждого, Клара. Рано или поздно, кто-нибудь все равно догадается. Где гарантия, что не тот, у кого в голове дурные мысли? Теперь весь эскадрон будет твоей защитой.

— То есть, — растерянно протянула девушка, — ты хочешь, чтобы все узнали? Я, правда, сама собиралась сказать. Но только тебе.

— Я ведь еще недавно Дитриху говорил, что женщине в армии не место, — ответил Войцех, — Когда баронессу фон Лютцов в мундире увидел. Ошибся я, Клара, прости. Но прятать тебя я не стану. С утра к майору фон Лютцову пойду, с докладом. А после в эскадроне объявим.

— А они это примут? — с сомнением в голосе спросила Клерхен. — Ты уверен?

— Проверим, — усмехнулся Войцех, — но другого выхода нет. Ты мне напомни, зачем ты в гусары пошла?

— Служить Отечеству, — гордо вскинула голову Клара, — сражаться за свободу Пруссии. Девушка имеет не меньшее право любить родину, чем мужчина.

— Так если ты считаешь, что девушка имеет не меньшее право сражаться за Отечество, то и не требуй, чтобы к тебе относились, как к мужчине, — улыбнулся Войцех, — и ты не о том спрашиваешь, корнет.

— А о чем?

— Шпагу тебе подыщем, у кого-нибудь в пехоте может найтись. Но с саблей все равно упражняйся, не повредит. К Яну сходи, он подскажет, что делать, чтобы руки сильнее стали. Но это на крайний случай. Что там фон Зейдлиц про сабли в кавалерии говорил?

— Кавалерия побеждает не саблями, а хлыстом и шпорами, — не задумываясь, отрапортовала девушка.

— А фланкеры — меткой стрельбой и искусным маневром. Фланкеры — наше слабое место, Клерхен. Приглядись к гусарам, собери себе взвод. Учи их. Учи хорошенько.

— Я гусар, а не барышня, — в глазах у девушки сверкнул гневный огонек, губы сжались в линию, — а ты меня из строя вывести хочешь! По дружбе бережешь, или просто жалеешь?

— Дура! — взорвался Войцех. — Я тебя под пули посылаю. В самое пекло. Потому что больше некого. Потому что ты лучшая.

Он замолчал, опустил голову. Притихшая Клара прикусила губу.

— Знаешь, с какой бы радостью я последовал твоему примеру, — тихо сказал Войцех, глядя в землю, — скрыл свое имя, стал в строй рядовым? За ошибки командира солдаты жизнями платят, Клерхен. А мне потом с этим жить. Каждый раз после боя уснуть не могу, думаю, все ли верно сделал. Может, стоило круг сделать, в тыл зайти, а не во фланг? Может, на минуту раньше в карьер рвать? Схватка кровь горячит, ярость глаза застилает. А ну, как заведу эскадрон на верную гибель?

Шеф у меня был, Клара, в Гродненском полку. Кульнев, Яков Петрович. Герой, отец родной, чести и благородства несравненного. Увлекся преследованием, завел полк в дефиле на болоте под французские пушки. Сам погиб, сотню гусар положил. К черту такой героизм!

Но я не могу себе позволить отказаться от этой ноши. Потому что опыта и знаний у меня больше всех. Потому что другой на моем месте наделает еще больше ошибок. Ты поймешь, Клара. И ты справишься. Ты хороший боец, верный товарищ. Командир из тебя выйдет, что надо. Смелый, но осмотрительный. Погибнешь — век себе не прощу. Но под пули пошлю. Потому что выбора у меня нет.

— Спасибо, — улыбнулась Клерхен, — не подведу, герр лейтенант.