Чёрная стая

Свадебный подарок

Из голубовато-серого плотного конверта, запечатанного сургучом с незнакомым гербом, выпала украшенная нарядными вензелями прямоугольная карточка.

«Герр Клаус и фрау Мария фон Леттов имеют честь пригласить Его Сиятельство графа Войцеха Шемета на бракосочетание своей дочери, которое состоится 15 октября 1814 года в поместье Леттов. Примите уверения в совершеннейшем почтении…»

— И так далее, и так далее, и так далее, — вздохнул Войцех, спрятав приглашение обратно в конверт и небрежно бросив его в нижний ящик стола.

У счастливой невесты, наверняка, имелась младшая, а может быть и старшая, сестра или кузина, способная составить счастье жизни господина графа. Жаль, что траур Линуси не позволял поместить объявление о помолвке в Кенигсбергской или даже Берлинской газете. Впрочем, грустно улыбнулся Шемет, если бы не траур, сейчас он был бы уже женат.

Войцех решительно отложил написание вежливого отказа на более подходящее время и открыл газету. Почта опаздывала в Мединтильтас на неделю, но в мирное время это не казалось особенно важным. От чтения передовицы о Венском конгрессе, более напоминавшей скандальную светскую хронику, его отвлекли доносившиеся в открытое по случаю бабьего лета окно громкие голоса.

— Его Сиятельство сегодня не принимают! — с достоинством произнес герр Миллер по-немецки. — Прошу, господа, оставьте ваши карточки, господин граф будет уведомлен о вашем визите.

— Нас Его Сиятельство в любое время принимает, — весело заявил Эрлих, — без всяких там карточек.

— Шемет! — прогромыхал Дитрих, заглушая неразборчивые слова Миллера. — Подъем, лейтенант! Труба зовет!

Войцех слетел на крыльцо с газетой в руке, и друзья обнялись.

— Ты погляди, Ганс, — заметил Дитрих, оглядывая Войцеха, — действительно, кунтуш нацепил.

— В тулупе жарко, — отпарировал Шемет, не дожидаясь, пока фон Таузиг оседлает излюбленного конька, — но если ты мерзнешь, могу одолжить.

— Поесть одолжи, — хмыкнул Дитрих, — в твою медвежью глухомань простому студенту добраться — уже подвиг. До Тильзита — в почтовой карете, а оттуда — как придется. От деревни пешком тащились, вещи там пришлось оставить.

— Я - болван, — Войцех хлопнул себя по лбу и обернулся к управляющему, наблюдавшему за сценой с почтительного расстояния — Герр Миллер, распорядитесь, пожалуйста, чтобы моих друзей устроили в лучших комнатах, предупредите госпожу графиню, что у нас гости — надолго, надеюсь, — и пошлите кого-нибудь в деревню за их багажом. И с обедом сегодня поторопимся, если на кухне управятся.

— Магнат, — подмигнул Ганс, — господин граф в лучшем виде. Тесть будет польщен.

— Какой тесть? — Войцех недоуменно воззрился на Ганса. — Ах, да. Отец Клерхен. Вы что, без меня поженились? Не утерпели?

— Будущий, — вздохнул Эрлих, — я за тем и приехал, чтобы тебя в шаферы звать. Дитрих уже согласился. Ошиблась Клерхен. Не хотели они ее «кому попало» с рук сбыть. Женихов полон дом набежал. Но мы все, наконец, уладили.

— Клерхен женихов перестреляла? — рассмеялся Войцех.

— Хуже, — подмигнул Дитрих, — она с ними подружилась.

— Да что мы у порога стоим? — встрепенулся Войцех. — Проходите, сейчас с кухни что-нибудь принесут, расскажешь все толком. А баня пока пусть топится. Лучше, чем в ванне киснуть.

— Оценим, — кивнул Дитрих.

Накрыли им в малой столовой, уютной квадратной зале с буковыми панелями и обитыми палевым утрехтским бархатом стульями. Жюстина вышла к ним ненадолго, сердечно приветствовала гостей и удалилась, чтобы не мешать их беседе.

Ганс, не забывая отдать должное угощению, излагал историю своего сватовства. Клара, простившись с женихом в Лейпциге, настояла, чтобы он окончил курс в Йене, и домой отправилась одна. С тех пор Эрлих невесту так и не видел, но из переписки знал все, происходившее с ней в родительском доме. Упитанных тельцов в честь вернувшейся с войны дочери закалывать не стали, но и побег в вину не ставили. Жизнь словно продолжилась с того дня, как девушка покинула отчий кров, не прерываясь на долгие полтора года войны. Разве что гостей стало больше, молодые люди со всей округи танцевали на званых вечерах, устраивали даже балы, столь редкие в лесной глуши.

Из Кенигсберга выписали, не считаясь с расходами, портниху и белошвейку, повара и танцмейстера. Но усилия родителей пропали даром. Большая часть прусской молодежи только что вернулась с войны, и после первой же беседы с Кларой молодые люди куда более склонны были видеть в ней боевого товарища, чем будущую невесту.

Отец Клерхен, с упорством достойным лучшего применения, пытался подыскать ей более достойную партию, чем сын торговца шерстью, и даже примчался в Йену, уговаривать Ганса вернуть Кларе слово. Но, в конце концов, заручившись обещанием будущего зятя сделать достойную научную карьеру и признав, что в Германии нет более почетного титула, чем «профессор», дал свое согласие и даже изъявил готовность не тянуть со свадьбой до окончания курса, а отпустить дочь к супругу в Йену.

— Кажется, имена моих шаферов, убедили его, что меня можно пускать в приличное общество, — с улыбкой заключил Ганс, — ты уж, господин граф, оставь свои гусарские шутки до другого раза, не разубеждай его.

— Постараюсь, — усмехнулся Войцех, — когда свадьба-то?

— Через две недели, — ответил Эрлих, — надеюсь, мы не злоупотребляем твоим гостеприимством?

— Еще один глупый вопрос, — зловеще нахмурился Шемет, — и я сочиню тебе свадебную песню. С неотвратимыми рифмами.

Срок в две недели о чем-то напомнил Войцеху, и он задумался, застыв с вилкой в руке.

— Это же чудесно! — радостно возвестил он. — У меня есть совершенно законный повод отказать герру фон Леттов. Я не могу присутствовать одновременно на двух свадьбах.

— Не можешь, — расхохотался Дитрих, — но и отказать не получится. Фамилия Клерхен — фон Леттов.

— Умом я сегодня не блещу, — с покаянной улыбкой признал Войцех, — мне следовало сразу догадаться.

Почувствовать, что они злоупотребляют его гостеприимством, Шемет друзьям не дал. Он немедля подключил их к своим изысканиям, и троица с утра до вечера ходила, вымазанная клеем и краской, кабинет заполнился чертежами и моделями, пол усыпали бумажные обрезки и обрывки веревочек. Тадек, которому, в конце концов, перепадали все не устроившие испытателей модели, блаженствовал, оставляя на ковре и мебели следы перепачканных чернилами ладошек. В багаже Дитриха почетное место занимал портативный телескоп, и по вечерам друзья пытались составлять навигационные карты для воздушных путешествий по примеру морских.

— Прочность от размера зависит, — констатировал Войцех, когда очередная модель летательного аппарата развалилась прямо у него в руках, — бумага тут не годится. А фанеру брать — вес увеличится. Замкнутый круг.

— Можно попробовать пропитки разные, — предложил Ганс, — но мне для этого лаборатория понадобится, на кухне от меня и так уже шарахаются, как от черта.

— Хорошо бы, — мечтательно протянул Дитрих, — но до отъезда все равно не успеем. Может, на обратном пути…

— Обратный путь у нас в Йену, — напомнил Ганс, — я слово дал. Да и погода скоро наступит нелетная.

— И вообще, ерунда это все, — печально заключил Войцех, — дилетантизм. Мне всерьез учиться нужно. Здесь мне лет сто понадобится, чтобы до всего своим умом дойти. Я столько не проживу.

— Верно мыслишь, — согласился Дитрих, — но начатое мы закончим. Чтобы потом не повторяться. Но уже не сегодня. Может, в деревню вечером прогуляемся? Суббота. Танцы будут.

— Как бы после твоих танцев тут половина девок животом маяться не начала, — нахмурился Войцех, — ты танцевать-то танцуй. Но с оглядкой.

— Я из Парижа чуть не сундук французских «штучек» прихватил, — ухмыльнулся Дитрих, — хотите, поделюсь? Уже забыли, небось, как танцевать-то?

— Я и раньше не очень-то умел, — покраснев, признался Ганс, — куда мне до вас, записных танцоров.

— Совсем, что ли не пробовал? — охнул Дитрих. — А как же ты невесту радовать будешь? Тебе точно опыта надо набираться. Срочно.

— Ну да, — фыркнул Эрлих, — самое время. Нет уж, я как-нибудь своими скудными познаниями обойдусь. Танцы — дело опасное.

— Это еще почему? — удивленно поглядел Войцех.

— Потому что ты стреляешь лучше, чем я, — заявил Ганс.

Войцех молча кивнул. Как бы хорошо он ни относился к жениху, но в любой размолвке между ним и Клерхен, не задумываясь, принял бы ее сторону.

Дитрих тоже посерьезнел, и задумался.

— Значит, вы с ней так и не потанцевали? — спросил он Ганса и тут же махнул рукой. — Прости, глупый вопрос. Не мое дело.

— Да что уж, — вздохнул Ганс, — я все равно посоветоваться хотел. Боюсь я. Порадовать жену и моего опыта хватит. А чего не умею — вместе научимся. Вот как невесту не обидеть — этого не знаю. Говорят, девушкам это больно и страшно. Это правда? Это всегда так?

— Не знаю, — пожал плечами Дитрих, — я не девушка.

— И я не знаю, — кивнул Войцех, — и, наверное, уж не узнаю никогда.

— И что же мне делать? — упавшим голосом спросил Ганс. — Я, если честно, на вас надеялся.

Друзья переглянулись, и Войцеха озарило.

— Жюстина.

К Жюстине, писавшей в библиотеке письма, они отправились втроем, подбадривая друг друга тычками в бок и хитрыми ухмылками. Выслушав сбивчивые объяснения Войцеха, прерывавшиеся не менее смущенными уточнениями Ганса и Дитриха, графиня прыснула в кулак, как только что вышедшая из пансиона дебютантка, но тут же сделала строгое лицо.

— Ты, — она чуть не ткнула пальцем в грудь Войцеха, — в моих уроках не нуждаешься.

— А вы, — теперь палец уперся в пуговицу на сюртуке Дитриха, — приходите, когда надумаете жениться, герр фон Таузиг. Теперь оба идите, и займитесь своими делами. Я поговорю с герром Эрлихом наедине. Если он даст слово не делиться с вами полученными сведениями.

— Это почему? — удивленно спросил Войцех. — Я понимаю, что тебе неловко говорить об этом. Но потом…

— О моей стыдливости можешь не беспокоиться, — усмехнулась Жюстина, — стыдно делать дурное, а не говорить о хорошем. Но вам я советов давать не стану.

— Но почему? — повторил вопрос друга Дитрих.

— Чтобы вы не помчались немедля проверять на деле, так ли они хороши, — Жюстина грозно сдвинула брови, — довольно с вас девушек, которые уже знают, чего хотят.

— Эх, — вздохнул Дитрих, — кажется, на танцы я сегодня все равно опоздал. Пойдем, Шемет, поглядим в телескоп и подумаем о вечном.

Леса у Велау пылали осенними красками, ветерок все еще носил паутину, оставшуюся на ветвях с бабьего лета, но воздух уже наливался дождливой серостью и сырыми запахами земли. Однообразные поля по бокам дороги, сереющие жесткой стерней, остались позади, и деревья сомкнулись над дорожной каретой, запряженной четверней гнедых ганноверцев, высокой аркой сплетенных ветвей.

Поместье вынырнуло из сумерек леса неожиданно, как белый корабль в алых и желтых волнах сада. Красная черепица сияла после недавнего дождя, на башенке, возвышавшейся над правым крылом здания, трепетал черно-красно-золотой флаг.

— Клерхен настояла, — с гордостью сообщил Ганс.

— Когда еще в Берлине такой поднимут? — спросил Дитрих и сам себе ответил. — Боюсь нескоро. Вести из Вены не радуют.

— Никак не радуют, — согласился Войцех, — но сегодня мы об этом говорить не будем. День для этого слишком хорош.

Опасения Войцеха не подтвердились. Родители Клары оказались милыми и обходительными людьми, далеко не старыми, искренне желающими счастья дочери. И, главное, готовыми, пусть не сразу, признать, что ей виднее, в чем ее счастье. Жениха с друзьями встретили сердечно, комната, где поселили Войцеха, дышала старомодным уютом, и он, увидев нацарапанную на стене у зеркала монограмму КфЛ, был тронут чуть не до слез. Клара говорила ему, что со дня смерти Карла в эту комнату заходила только фрау Леттов. Молчаливое признание заслуг командира, вернувшего им дочь с войны целой и невредимой, не иначе.

Гостей собралось не так уж много, человек пятьдесят. По большей части молодежь из окрестных имений и Велау. Барышни, разумеется, присутствовали с родителями, но герр фон Леттов сделал все возможное, чтобы избавить дочь от неодобрительных шепотков за спиной. Воевавшее поколение к ее выбору отнеслось с полным одобрением, и жениха встретило дружное «Ура!» двух десятков молодых голосов.

Соблюдая старинный прусский обычай, жених и невеста отправились с гостями в лес, где высадили шесть молодых дубов, а после — шесть яблонь в саду. В прежние времена, по указу курфюрста Фридриха Третьего, без свидетельства о высадке деревьев не венчали ни одну пару. И, хотя свидетельств больше никто не требовал, Клара и Ганс решили не пренебрегать славной традицией. Гости с воодушевлением поддержали будущих супругов, Войцех и Дитрих наперегонки рыли яму для крепкого годовалого дубка, в лесу и в саду звенел юный счастливый смех.

И только Рудольф фон Леттов, хотя и появился при церковном обряде, проведенном в большой гостиной поместья добродушным лютеранским пастором, сохранял мрачно-торжественное выражение лица и исчез из поля зрения раньше, чем гости сели за стол.

Войцех накануне долго и старательно репетировал торжественную речь, но, когда пришел его черед поздравлять молодых, у него запершило в горле при взгляде на Клару, в белоснежном платье, в тонкой фате на отросших волосах, украшенных флердоранжем, счастливую и смущенную.

— Хороший выбор, Клерхен, — тихо сказал он, — лучший из всех. И… Вот.

Он взял из рук Дитриха продолговатый футляр, обтянутый черной кожей, и протянул Кларе. Девушка взглянула на тисненое клеймо и кинулась ему на шею, звонко расцеловав в обе щеки.

Английскую двустволку фирмы Харви Уолклейта Мортимера Войцех купил еще в Париже у проигравшегося в пух британского полковника, пытавшегося получить под залог редкостного оружия ссуду в пять тысяч фунтов на покрытие полковой кассы. Полковник сердечно благодарил Шемета за спасение своей чести, но с ружьем расставался со слезами на глазах.

Стальные накладки с мелкой насечкой не давали руке соскользнуть с полированного приклада и ложа красного дерева, изящный изгиб курков и крышки огнива подчеркивал непревзойденную точность работы оружейников. Крышка полки и затравочное отверстие были вызолочены — не для тщеславной роскоши, но для предохранения пороха в сырую погоду. Здесь красота была подчинена смыслу, и точность нарезки стволов подтверждалась мастерством гравера, украсившего замочную доску и скобу спусковых крючков гравированными по стали львами.

— Добрая фея не могла бы угадать лучше, — рассмеялась Клара, вскинув винтовку к плечу, — всю жизнь о такой мечтала. Спасибо, Войцех.

Фрау Мария вздохнула, а герр Клаус улыбнулся и покачал головой.

В полночь молодых проводили в спальню, осыпав зерном и дружескими шутками, но бал продолжался почти до утра, и Войцех сбился с ног, пытаясь перетанцевать со всеми барышнями, чтобы не подать ложных надежд ни одной. Дитрих не отставал, и к завтраку они чуть не опоздали.

После завтрака Клара и Ганс простились с родителями и гостями. Молодые отбывали в Йену, но по дороге намеревались посетить Берлин, Дрезден и Лейпциг, и путешествие предстояло долгое.

— Передай Жюстине мою благодарность, — шепнула Войцеху на прощание зардевшаяся Клара, — мне Ганс рассказал. Это был самый лучший подарок.

— Непременно, — улыбнулся Войцех.

Карета медленно тронулась с места, и Войцех еще долго смотрел ей вслед.