С ночи, рассеяв низко стелющиеся сгустки тумана, в воздухе надолго зависла холодная весенняя изморось. Сыростью дышало все.
Зара Антоновна и Вера, завернувшись в целлофановые накидки поверх телогреек, жались у груды ящиков.
Додик и Гошка подкатили к ним на «Москвиче» во второй половине дня.
Зара Антоновна, не прячась от Веры, пересчитала выручку за партию проданных на Комаровском рынке мандаринов, отлучилась к телефонной будке.
— Вера, вы не хатите сэгодня… немножка саставить нам кампания? — вступил в дипломатические переговоры Гошка. — Такой, слушай, день…
— А чем же он особенный? Среда… Дождь. Кроме того, я едва держусь на ногах после вчерашнего. — Вымученная улыбка появилась на лице Веры, но комаровские мастера прилавка великодушно простили ей минутную слабость.
— Э-э! — взмахнул рукой Додик. — От армянского коньяка галава не балит — от работа балит. Разве можна работат в такой сырой пагода. Себя, слушай, не бережешь. План тибе будет, да? — мы с ним немножко сделали.
Зара Антоновна подмигнула всем троим.
— Ну, шабаш на сегодня. Сейчас придет машина; загрузимся и…
— Мы тут хатим па кавказскаму обычаю, — да? — немножка украст ваша ученица. Не возражаешь? — полушутя объяснился Гошка.
— Вот ты скажи: на меня никто не позарится! Даже в молодости не меня умыкали, а я, бывало, грешным делом, уводила коней… Да каких жеребчиков! Га-га-га, — заколыхалась дородным телом лоточница. После чего участливо подсказала Вере: — Вообще, неплохая идея. Посмотришь с ребятами город, им веселее будет, ты развеешься. Поезжайте на Курган Славы, в «Журавинку» загляните… Эх, завидую вам, молодежь!
— Да вы как же тут одна управитесь? — удивленно поглядела на нее Вера.
— Слушай, долго вас ждат? — высунул из «Москвича» жуковатую голову Гошка.
— Ва-а! Гляди, какой сердитый… Скарее идем! — Схватив Веру за руку, Додик увлек ее за собой.
— Поезжайте, дети. Вера, проводишь моих мальчиков — заезжай ко мне. — И Зара Антоновна, умилившись, эффектно сделала сидевшей в машине молодежи ручкой.
Раскатывали по городу до наступления темноты. Про Курган Славы забыли, зато охватили добрую половину магазинов города и, завалили заднее сиденье покупками.
На окраине Гошка притормозил у кирпичного домика с небольшим приусадебным участком, обнесенным кругом железным решетчатым забором.
— Здесь гараж. Будем ставить машина на прикол… — счел нужным объяснить Вере.
— И квартиру снимаете здесь? — поинтересовалась она в свою очередь, почувствовав в словах Гошки какую-то недосказанность.
— Как угадала, а? Комнату снимаем, когда приезжаем в командировка, — пришел на помощь другу Додик и подал ей из машины коробку с нижним бельем. — Это тибе. Неси, пожалуйста, в дом. Дверь не перепутай.
Увидев в небольшой прибранной комнате накрытый стол, Вера удивленно оглянулась и, почувствовав, что она одна здесь и все это неспроста, быстро поставила коробку на стул. Но выбежать на улицу не успела — на пороге с охапками цветов в руках и улыбками на лицах выросли Гошка и Додик.
— Ой, извините, совсем забыла: дома дел полно и сына уложить спать… — попробовала она протолкнуться между ними. Ее цепко схватили за кисти рук.
— Таропишься, да? Нехарашо, слушай.
— Полчаса тибя устроят, да? Пасиди с нами. Вызавем такси — успеешь дела наделать.
Вера услышала, как щелкнул внутренний замок, — поняла: ловушка.
— Если сейчас же не откроете — позову на помощь.
— Зачем зват? Кто услышит?
Додик усадил ее за стол. Гошка, раскупорив бутылку шампанского, наполнил фужеры.
— Я не буду пить. И подарки ваши не нужны. Слышите, зря старались!
— Ва-а! Опят кричит. Мы тибя чем абидели?
— Лучше примерь эту штуку, — Додик протянул Вере коробку. — На Кавказе, слушай, такой абычай: если мужчина делает женщине прэзент, она обязана примерит адежда.
— Дикие у вас обычаи. Не слыхала.
— Сдэлай, если просят… Трудна тибе, да?
Вера отбросила коробку и метнулась к двери, плечом толкнулась в нее и в отчаянии подергала за ручку.
— Сейчас же отоприте дверь!
— Какая невоспитанная, слушай… А знаешь пасловица?
— Знаю. Теперь я про вас все знаю. Спекулянты проклятые!
— Ну?.. Я жи тибе гаварил? — быстро глянув на товарища, Гошка подхватился с места, как подкинутый пружиной. — Зря, слушай, прападает талант… — вкрадчиво протянул он, задержав цепкий взгляд на Вере.
— Только троньте — я на вас всю милицию города подниму! До аэропорта доехать не успеете.
— Та-та-та… Смелая очен, да? — сузив потемневшие до синевы глаза, подался было к ней Гошка, — худые смуглые пальцы, поросшие глянцевитым волосом, мелко подрагивали. — Ухади сичас атсюда! Думаешь, мы ничего не знаем о тибе? Убирайся, шлюха, а то тибе убию! Пилюю я на тибе!..
— Малчи, слушай, Георг… пожалуйста, малчи, — удерживал разбушевавшегося «брата» Додик. — Зачем скандал в чужом городе?.. А ты, — он резко обернулся к застывшей, как распятие, на фоне черной, обитой дерматином двери, Вере, — зачем, слушай, так сказала? Абидела его и миня зачем? Все. Мы тибя не знаем — ты нас не видела. Вазьми на акне ключ — ухади савсем.
Поздно вечером, закончив стирку и развесив на балконе белье, Тамара подремала с полчаса перед включенным телевизором, видя вместо лиц на экране размытые пятна, и выдернула вилку из розетки; покачиваясь от усталости, перенесла заснувшего сына на разобранный диван-кровать, сама прилегла сбоку. В ту же минуту в дверь тихонько постучали: это был, конечно, не Жорка…
— Кто там? — затаив дыхание, настороженно спросила и прислушалась.
— Вера. Извини, что поздно… — Бледная и растрепанная, с опущенной головой, она неловко переступила порог.
— Случилось что-нибудь?
— Ой, не знаю, с чего и начать… Дай напиться!
Они прошли на кухню. Вера сбивчиво, не находя от волнения слов — заполняя паузы то плачем, то горьким смехом, — рассказала историю с «апельсиновыми» мальчиками с Кавказа, в которую втянула ее лоточница.
— Ты в милицию не ходила? — торопливо спросила Тамара, боязливо взглянув на подругу.
— Решила сперва к тебе…
— Моего охранника, видишь, нет дома. К утру если явится…
— Вот потому, говорю, и пришла к тебе… Где он теперь — ты хоть догадываешься?
— Где?! На дежурстве…
— У Зары Антоновны.
— Ха-ха… — у Тамары невольно прорвался болезненный смешок. Спросила натянутым, как тетива, голосом: — А что он там делает?
— Не знаю. Наверное, ковры и хрусталь от воров охраняет… богатства там побольше, чем у тебя.
— Да ты толком говори! Шуточки мне твои, знаешь…
— Что может делать ночью мужчина у женщины?
— Неужто застала его с этой жабой?.. — Тамара поморщилась.
— Ага. За столом… культурно проводили время. — Вера мрачно усмехнулась, припомнив, как позавчера сама гостила там.
— Так… так. — Тамара кивнула, принялась старательно поправлять оконную занавеску. Оторвалась от окна — и строго, пристально поглядела на Веру. — А ты как там оказалась?
— Да я от тех жуликов — прямо к ней.
— А малой где?
— У соседей оставила… Это уже потом! Сперва горела повидаться с товаркой. Наговорила там… ой! — Вера, отвернувшись, заплакала.
— Москва слезам не верит — пора бы усвоить. Так ты никогда не выкарабкаешься… А я завтра же иду в милицию! Мне уже хуже не будет… Все его похождения опишу. В свидетельницы пойдешь, поняла? Тебе будет что сказать! Завтра же выведу на чистую воду эту шарашкину контору! Гляди, жаба, как ловко охранником прикрылась… А ты, дурочка, опять ничего не поняла?
Вера, с ужасом глядя на Тамару, прошептала побелевшими губами:
— Неужели… было сговорено? Господи! За какие грехи… чем я перед тобой виновата, господи… что меня вот так… — Сдавленно рыдая, она ткнулась Тамаре в мягкое плечо.
— Ну-ну, будет душу надрывать, — ласково поглаживая ее по блестящим волосам, Тамара усадила Веру на стул, сама села напротив. — Давай теперь все спокойно и обсудим — это в наших же с тобой интересах.