Цветение калины

49

Когда Сергей пришел на линию — она полным ходом грохотала. Мастер Геня, как ни в чем не бывало, бегал с ломиком от «юпитера» к «юпитеру» — подгонял их, становившихся наперекос и стопоривших линию. Увидев Сергея, радостно кивнул: мол, знаем уже! — и за рукав протащил под транспортером — да к контрольному столику. Сергей оглянулся — кругом, откуда и взялись, знакомые, улыбчиво-добродушные лица сверловщиков, вытирая на ходу руки о фартук, рысью поспешал от своего треклятого штампа Самсон…

— О! Гляди, бегать научился, — показывает на могучего сверловщика глазами мастер Геня, и бригада встряхивается от короткого сдержанного выхлопа смеха. Сообразив по такому случаю небольшой перекур, наперебой расспрашивали Сергея (уж мы думали, уходить от нас собрался, а тут вона как дело повернулось!), тискали заскорузлыми от металла и смазки руками его руку, а потом разошлись и сами… Размашисто, от души, с ядреным смехом; бригада весело прощалась со своим прошлым.

— Хавронич в минувшее воскресенье поехал на новой машине на охоту…

— Новую получил? — пробовал уточнить Сергей. Но Самсон, начиненный смехом, который уже пыхал зелеными искорками в его глазах, раздувая щеки и вспучивая живот, чтобы затем мощным выхлопом оглушить всех, только рукой взмахнул, — Ты слушай!

— Да! — вырос из-за чьей-то спины шлифовщик. — У Хавронича три морщины на лбу: поехал, забрал, привез!

Га-га-га!

Шлифовщик прежний: сказал два слова — и его не видно, не слышно.

«Странно, что я до сих пор не знаю его имени… Дальше нам так нельзя».

— Поехал один, чтобы добыча одному досталась. Где-то аж под Пуховичами — погнался на «Жигулях» за диком. Выгнал ночью на поле и догнал — подшиб передком машины. А сам, правда, сдрейфил — вдруг да кто нарвется?! А разделать кабана сам не умеет, но главное, жалко бросить остальное, если часть кое-как и запихать в багажник… Ночь уже на исходе. Вот он достал лист жести, взвалил на него дика, прикрепил сзади к машине, прикрыл прицеп попонкой — и на второй скорости — домой. И все б закончилось благополучно, да уже в самом Минске жесть накалилась от трения об асфальт до такого градуса, что прижгла кабану бок. Он и вскочил, бедолага! А Хавронич въехал в центр и прибавил газу — рассвело совсем, и люди кой-где на работу шли. Оглядываются на машину, смеются, пальцами показывают — Хавронич глядь в боковое зеркало: чешет дик за «Жигулями» на своих четырех! Бедный Давыдович чуть богу душу не отдал со страху — ударил по газам. А веревка, которую он накануне прихватил с участка, сопрела от солярки — в клочья! До сих пор, говорят, дика этого пуховичского не поймали, вся милиция на ногах…

Сергей переспрашивает насчет веревки, и Самсон, ахая, заглядывая ему в глаза, кое-как сдерживается, сквозь слезы на глазах кричит:

— Ну да! Та самая, что свисала с твоего Мамонта лет пятнадцать…

Густой басовитый гогот облегает старую линию со всех сторон.

— А кабан за утро сумел побывать в нескольких гастрономах и все, подлец, на свиную тушенку и сухую колбасу налегает, ох, скоро за моим салом припрется на участок!

— Аха-ха-ха-ха!

— У-у-га-га-га!

Сергей хохотал со сверловщиками — его товарищами, привык уже тут за многие месяцы с тех пор, как поменял электрокар на станок; с удивлением он вдруг заметил бывшего старшего мастера Хавронича, которого на днях торжественно выпроводили на пенсию и который тоже, оказывается, умеет от души посмеяться, беззвучно разевая беззубый широкий рот.

— Разговор есть, Трофимович, — мастер Геня взял Сергея под руку, они отошли в сторону. — Пока, значит, ты там, — мастер Геня показал пальцем вверх, — по начальству ходил, мы тут, на собрании бригады, посоветовались и порешили распределять с учетом коэффициента трудового участия (КТУ) не только приработок и премию, но и основную часть нашего заработка. Резонно?

— Лихо! А не слишком ли много берем на свои плечи? Дело новое… а?

— У волгоградцев получается, они не стесняются брать на свои плечи, а мы что — рыжие?! На, читай, что пишет твой Зиновий Золотаренко на сей счет…

— Ну-ка, интересно! — Сергей пробежал глазами очерченный карандашом абзац в «Правде».

— Да боюсь только, в бюро труда и оплаты не поймут нас и нашу идею опять встретят в штыки, — вздохнул мастер Геня. — Помнишь, как было с пересмотром норм выработки, когда работали на сделке? Сколько крови друг другу перепортили?.. Еще когда я бригадирствовал на малых прессах, бригада сдельщиков внесла предложение за счет совмещения смежных профессий сократить численность бригады на два человека, кстати, без уменьшения сменного задания. Что поделаешь? Сдельщики, да если это еще женщины, за лишний червонец к зарплате душу из кого хочешь вытрясут. А ты думаешь, почему я от них намазал пятки?..

— А я, признаться, подумал на другое… — лукаво усмехнулся Сергей.

— Ага, голодной куме одно на уме! А им там не до шуток… Ведь они взялись повысить норму выработки, а экономию по фонду зарплаты, понятно, распределять между собой; в БТЗ им прямо не отказали, но волокиту до сих пор тянут.

— Зачем? — в недоумении пожал плечами Сергей.

— А затем, что администрации выгодно, чтобы под рукой всегда был излишек людей, когда понадобится отправлять их в колхоз или на овощную базу. Понятно, да? Во-от. Обращались они и к Чупрису, но у того, похоже, ответ был заготовлен: «Не торопитесь поперед батьки в пекло. Через полгода аттестация рабочих мест — там посмотрим…»

— Ну-у, с Чуприсом ясно: он нашел себя на участке ширпотреба и тем обеспечил себе дальнейшую спокойную жизнь. — Сергей помолчал и неожиданно улыбнулся. — Ай да Зиновий Золотаренко! Вот бы съездить к ним обменяться опытом, а? Но это так… на будущее. А пока будем действовать на свой страх и риск. Докажем, что мы умеем работать не хуже волгоградцев… Проголосовали все за КТУ? Учти, пятиться нам никто не позволит: назвался груздем, полезай в кузов.

— Я понимаю. Поэтому и решил вот посоветоваться…

— Начальник корпуса обещал всяческую поддержку. Он только что вернулся из Москвы, где эти вопросы обсуждались и рассматривались со всех сторон. Для начала нужно нам избрать совет бригады, и я предлагаю ввести в него Самсона…

— Ты знаешь… — мастер Геня с хитринкой прищурился на Сергея. — Я не против.

— Ну что ж, Геннадий Петрович, давай работать дальше. Думаю, сработаемся с тобой, а?