Цветение калины

21

Тамара выцедила из бочки последнее пиво — пена медленно оседала на стенках бокалов под нетерпеливыми взглядами.

— Не доливаешь, хозяйка, — вынес бокал на свет небритый завсегдатай пивного павильончика, в обшарпанном полупальто и вязаной спортивной шапочке. Тамара выглянула из-под козырька низенького окошечка:

— На сегодня все. Шабаш.

Небольшая очередь разочарованно вздохнула и покорно подалась в направлении штучного отдела гастронома, по пути отсортировываясь в небольшие группки. Небритый завсегдатай, запорошив пеной щетинистый рот, минуту задумчиво смотрел в спины удалявшимся, затем быстро глянул на ручные часы, вывернул из кармана мелочь, пересчитал, шевеля губами. На лицо его легла тень: торопиться было незачем.

— У тебя, может, таранька кака завалялась? — угодливо спросил, заглядывая в низенькое окошечко.

— Вода в реке прибыла — не ловится рыбка, — деловым тоном заметила Тамара.

— Да кака середи лета вода! Уважь, а? Когда-то ж выручала. Сегодня «Динамо» играет. Вот тебе мелочишка… зачем она мне теперь. — Завсегдатай, махнув рукой в сторону гастронома, ссыпал на пластмассовое блюдце медяки. Пятак скатился в лужу, и завсегдатай выудил его из воды двумя пальцами, потер о штаны и припечатал на блюдце.

Тамара, пошарив где-то под прилавком, молча выбросила на мокрую подставку снаружи вяленого подлещика, задернула мутную занавесочку.

По пути домой прикинув, что Сергей успел забрать Игорька из садика, а до ночной смены целых шесть часов — успеет сготовить обед на завтра, завернула на старую квартиру. Еще с порога почувствовала, что Вера не рада ей (похоже, ждала кого-то), но постеснялась спрашивать: в конце концов, какое ей дело до этого?

— Ну, как вы тут? Обои не думаешь переклеивать? — весело поинтересовалась, бросая плащ на вешалку. — Давненько к тебе не заглядывала — все некогда за работой. — Порылась в сумочке, протянула Тарасику шоколадку. — Держи, маленький. Только на ночь не разворачивай, ладно?

В другое время Вера бы замахала руками на Тамару: «Ой, делать тебе нечего! Балуешь мне ребенка…», на что Тамара с деланной усмешкой не преминула бы ответить: «Для того и работаем. Мне тряпки и заграничное стекло, как некоторым, в дом не нужны», после чего уже Вера занялась бы коротким воспитанием сына: «А что надо сказать тете? Чего насупился?» Но сегодня будто что-то сдерживало Веру, и традиционный обмен любезностями не состоялся.

Тамара, в душе задетая сдержанным приемом, расценивая ситуацию по-своему, покосилась на дверь.

— Как новый замок? О, да тут целых два! Молодцы, — похвалила она неизвестно кого и непонятно за что. — Это ж я послала его к тебе, а сама себе думаю — откуда ему понимать по замкам, если он сроду не врезал их… Справился. Что значит мужчина!

— Ты вот что… Ты больше брата не присылай ко мне, ладно? — Вера выразительно глянула на подругу и прошла на кухню.

— Да почему?.. — на миг растерялась Тамара — поспешила вслед за Верой. — А-а, вот оно что… — Нечто вроде догадки промелькнуло на лице Тамары, и она скупо усмехнулась. — Неужто приставал?

Вера стояла у окна спиной к гостье.

— Нет, я этого не сказала. Не пара мы, ясно? Мне с ним неловко даже в одной комнате… Будто за мной какая-то вина перед ним, зеленым и несмышленым.

— Ладно… Я к тебе не за этим шла.

— Говори. Зачем? — Вера стремительно обернулась, сухие глаза ее глядели строго.

— Раз уж ты сама завела этот разговор… слушай: есть у него девушка. — Тамара даже сама удивилась, как это у нее легко вышло насчет «девушки». — Он, чтоб ты знала, к ней и приехал… А познакомились еще до армии. — Хотела еще кое-что добавить для убедительности, но решила, что достаточно и этого.

Вера сняла с плиты вскипевший чайник, засыпала в заварочник чай и залила кипятком.

— Вот и хорошо. Садись к столу — чаевничать будем. — Вера расставила чашки, вазочку с малиновым вареньем, достала из шкафчика печенье. — Рассказывай, как обживаете новую квартиру.

— Ничего. Обставляемся помалу. — Тамара, оскорбленная в душе реакцией подруги — ее полным безразличием к Сергею, хотела было похвастать, что брат устроился на хорошую чистую работу в отделе, но, спохватившись, скользнула по похорошевшей Вере ревнивым взглядом и поджала губы. Погодя спросила ломким голосом:

— А тебя… пока не просили отсюда?

— Как видишь. На днях вызывали в горисполком. Долго беседовали со мной… Там, кстати, знают все. Я рассказала, как было: и про бывшего хозяина, и про Зару, и про то, как ходили с тобой в милицию… Сказали: имеете право занимать квартиру до возвращения из заключения хозяина.

— Право… А ты сказала, что у тебя дите от него? Выписывайте мазурика, и все тут!

— Нет. Этого я бы не сказала, даже если бы спросили. Тарасик мой сын. И только мой. — Вера опустила руки, наугад поставила перед собой чашку с чаем и молча сидела так, не поднимая головы.

— Ну а Жорка вернется… Неужто примешь его? — тихим натянутым голосом спросила Тамара.

Вера распрямилась, как пружина, черные блестящие глаза ее гневно сузились:

— Выходит, плохо же ты меня знаешь, подруженька.

— А ты как думала? Вы отныне дитем, как веревочкой, повязаны… Так что у него будет выбор между мной и тобой… — Горячий полушепот Тамары выдавал ее затаенное беспокойство, что бывший муж, которого, надо полагать, исправят в колонии и наставят на путь истинный, вернется не к ней… Мало ли что у них было? Со временем она еще больше укрепилась в мысли, что никто ей больше не нужен.

— Что же прикажешь мне делать? — переведя дыхание, подчеркнуто равнодушно пожала плечами Вера. — Уехать прямо сейчас куда глаза глядят? Так на БАМ ты мне сама дорогу заказала…

— Ой, что-то я тебя не пойму последнее время? — покачала головой Тамара, задержала на хозяйке осуждающий взгляд. — Смотри, как бы жалеть потом не пришлось… — Она хотела было напоследок сразить Веру доводом, что в семье Дубровных пока не было многоженцев и замуж по два раза не выходили, однако гордость, осмеянная и растоптанная Жоркой, напомнила о себе.

— Вот ты о чем, — горько усмехнулась Вера. — Так запомни ж раз и навсегда: мне он сто лет не нужен. Встречу и я человека. — Она подхватилась из-за стола, застыла у темного окна.

— Выгадывай сама, как лучше, я тебе зла не желаю. — Тамара вышла в прихожую, отыскала меж обуви свою сумочку и сухо распрощалась.

Дома, заметив, что Сергей куда-то собирается, с деланным безразличием поинтересовалась:

— Ты куда навострился? Если в магазин, то все, что надо, я купила.

— Почему — в магазин? — удивленно посмотрел на нее Сергей, облачаясь в новенький, купленный на днях плащ. — В кино, например.

— Один?

— Там посмотрим, — многозначительно подмигнул сестре.

— Ты б ее еще в театр повел! — резко выкрикнула Тамара.

— Да кого — ее? — сделал брови домиком Сергей.

— Не строй из себя микитку — тебе не идет. Что, скажи, ты нашел в этой цыганке с дитем? Ты к кому приехал?..

— Опять ты за свое? Тоже мне опекунша выискалась. — Тень недовольства пробежала по затвердевшему лицу Сергея.

— Не обо мне речь! А тебе она не пара — и все.

— Да что случилось, Том? — Сергей подошел к сестре, бережно тронул ее за плечо. — Еще вчера у тебя о ней было как будто другое мнение, и она тебя прямо-таки обожает… Какая кошка пробежала между вами?

— Ну еще б ей меня не обожать! Мало для нее сделала?

— Ты не ответила да мой вопрос.

— У нее ребенок от моего бывшего. Надеюсь, этого тебе достаточно? — Тамара мстительно усмехнулась. — Так что культпоход в кино отменяется.

Сергей, не снимая плаща, прошел на кухню, уставился в темное окно невидящими глазами. Потянулся к пачке «Беломора» на подоконнике — и раздумал. Спросил бесцветным голосом:

— Когда ты ее видела?

— Час назад, — бойко, с готовностью ответила Тамара. — Только сегодня призналась, змея, что жила с ним. Я так понимаю — сговорено было между ними насчет квартиры. А я-то, дура, пожалела, старалась, как для родной сестры. Она, аферистка, хотела и тебя на крючок подцепить…

— Что за чушь собачью ты несешь?! — Сергей возмущенно пожал плечами.

— Я чушь несу… О-о-о! — нервно хохотнула Тамара, заламывая руки. — Сперва поживи с мое, а потом уж берись судить, кто чем дышит. Лучше признайся — клюнул на нее? Да ты не стесняйся — сестре можно доверять сердечные тайны. Я ж нарочно тебя, дурачок, подослала к ней… Думаешь, не понимаю — ко мне за этим не ходили парни?.. У всех у вас одно на уме, но один хоть потрепаться мастер — с ним и легче, а другой вроде тебя, не мычит, не телится… Так признайся, попользовался?

Сергей молча залепил ей пощечину — под скулами у него заходили желваки. Тамара, спрятав вспыхнувшее лицо в ладонях, несколько мгновений еще прислушивалась к себе, затем вытерла выскочившие слезы и облегченно выдохнула:

— Ну, спасибо, братик. Сразу легче мне стало. А так же несправедливо получается… Еще насмехаться подружка вздумает — на добрых, известно, воду возят.

— Прости. Жалко мне тебя, сестра. Будто не я, а ты в беду попала. Видать, много тебя обижали разные Жорики, раз столько желчи в тебе скопилось. Устала ты на двух работах, из кожи вон лезешь, того и гляди, пена изо рта пойдет… Ради чего надрываешься?

— Хоть ты пожалел. Вот если б мне еще мужик путевый — ты б ног из ковров не выпутал, от блеска хрусталя зажмурился…

— Да я не о том, — с досадой отмахнулся Сергей. — Кроме хрусталя, на который — знаю — тебе наплевать, осталось для тебя в жизни что-нибудь святое?

— Ну-у, проповедник из Видибора, затянул молитву… — презрительно изогнула верхнюю губу Тамара. — Сын у меня. Этого тебе мало?

— А много ты видишь за работой своего сына?

— Ничего. Зато он у меня ни в чем нуждаться не будет.

— Он будет нуждаться в главном…

— Это в чем же? Подскажи!

— Да уж не знаю, какими словами тебе и объяснить это… Наверное, в том, без чего так плохо сегодня нам с тобой. Вот живем мы в большом городе, а все равно вертимся каждый на своей, маленькой, орбите в ограниченном пространстве. Разве не так? Днем — пивной павильончик, ночью — цех, вороха маслянистой стружки, упаковочная бумага, одни и те же лица… Что за радость в таком существовании?

— И какой же ты видишь выход из этого… ограниченного пространства?

— Да какой… Одевайся. Для начала в театр махнем. Столица на гастролях — театр Маяковского. Это в котором Армен Джигарханян… Его-то хоть знаешь?

— Прямо сейчас?

— А что? Не пропадать же билетам. Знаешь, сколько было желающих? Но в цеха почти не давали, а у нас, в отделе, свободно.

— Не-е, Сереженька… спасибо. У меня и платья для театра нет, и прическу надо делать. Как-никак — Армен Джигарханян! В другой раз, ладно?

— Другого раза может и не быть, — грустно заметил Сергей. — Уедет театр…

— Другой приедет. А нет — как-нибудь переживем эту беду, — вымученно усмехнулась Тамара, погладила в утешение брата, как в детстве, по голове.

— Скоро, видать по всему, перестану тебя стеснять, — грубовато увернулся от ее ласки Сергей.

— Куда же ты уйдешь? — снова насторожилась она. — К ней, что ли?

— Обещают общежитие. Ты не обижайся, сестра.

— С чего ты взял?.. Раз решил — силой удерживать не стану. Надоест столовка — вернешься.