Девон: Пробуждение

4.4 Осколки ​

— Куколка-куколка, я знаю, что на меня ты в обиде, но дай мне, пожалуйста, ключик.

Маленькая, сшитая из лоскутков куколка, восседая на клубках пряжи, как на троне демонстративно от нее отвернулась, сложив руки на груди и высоко вздернув нарисованный нос.

«Все еще злится.»

Догадалась Энни.

«Из-за сделки или на что-то другое? Ее всегда так сложно понять.»

Но сейчас она была решительно настроена настоять на своем.

— Обещаю это в последний раз. — уверенно сказала Энни, а затем чуть помедлив и тише. — И плакать я не буду. Тогда ты была права, и думаю, сейчас я смогу это сделать.

Куколка не могла дышать. Энни знала это. Но то, как она изобразила тяжелый вздох и посмотрела на нее всем своим видом говоря: «Ну, что мне с тобой поделать?» Порывшись в складках своего нутра, она извлекла черный латунный ключик.

— Спасибо тебе дорогая! — Поблагодарила ее Энни.

Но, что та отмахнулась от нее и, вытащив из корзинки два крючка для вязания, вернулась к своему рукоделию. Выражая все свое раздражение агрессивно стуча крючками друг об друга.

Энни опустилась на колени и, приподняв одну из досок, открыла тайник, там были: стихи ее отца, акварельный портрет матери, письма от прошлых подруг и воздыхателей, кое-какая дорогая ткань и памятные вещи из города полумесяца, несколько драгоценностей и мешочек с деньгами. Так на крайний случай.

Но ее интересовали не они, а резная шкатулка из темного дерева.

Взяв ее в руки, она помедлила. Ее решимость дрогнула.

«Нет. Я ведь все для себя решила, если мое желание будет исполнено, то…»

Энни закрыла глаза и, сделав несколько глубоких вдохов, медленно и осторожно открыла шкатулку. Делала она это так словно то, что было внутри, могло откусить ей пальцы. Даже осознавая, что эта вещица уже давно для нее безвредна.

Предмет внутри был завернут в три куска разной материи.

Первый слой: черная атласная ткань с серой подкладкой, вышитой серебряными нитями «узор из тысячи слез». Траурное платье для королевы. Последний выполненный заказ. Ее лучшая работа как королевской портнихи.

Второй слой: широкая церемониальная лента, вышитая золотыми шипами и алыми розами. Та, которую он должна была принести принцессе Анне Розе в тот роковой день. В суматохе о ней все забыли и обнаружила она ее в своих вещах, только, когда вернулась домой.

Третий слой: белое кружево. Небольшой кусочек незаконченного свадебного платья. Ее платья. Об этом она никогда и никому не рассказывала. О мечте, порванной на куски и разбитой на мелкие осколки.

Развернув последний слой ткани, в ее руках оказался крупный осколок зеркала. Энни заглянула в него. Из зеркальной глади на нее смотрела прекрасная девушка лет двадцати пяти: ее лицо было в веснушках, нос был прямой, ушки аккуратными, большие и зеленые глаза сверкали в свете свечей, волнистые медно-русые волосы небрежно струились по плечам.

Назвать девушку в отражении иначе как красавицей было невозможно.

Энни коснулась своего лица. Девушка в зеркальной глади повторила этот жест.

Когда проклятое зеркало уже украло твое лицо. Оно становится для тебя безвредным, но лишь в нем ты можешь видеть, утраченное тобой. Свое настоящее лицо. Наблюдать то, как оно меняется, как отрастают волосы, выскакивают на носу новые веснушки… В то время как твое собственное лицо похоже на гротескную кожаную маску. Это пытка.

«Я никогда не ценила то, что имела, пока не потеряла. Будь то родные люди или собственное лицо. Моя красота.»

Энни никогда не задумывалась, какое значение имеет внешность для окружающих ее людей. То, что они думают о тебе, как с тобой разговаривают.

«Для любого человека главное не то, что у тебя снаружи, главное, то, что у тебя внутри!»

Она и правда в это верила, а потом узнала на собственном опыте, что эти слова не более чем ложь. Красавиц все любят им все прощают, все хотят с ними дружить. Что до уродин? В лучшем случае их сторонятся, не замечают и игнорируют. В худшем…

Энни подняла взгляд к потолку и резко вздохнула. Нет, она не будет возвращаться к этим мыслям. Она не для этого достала этот осколок. Не для того, чтобы снова жалеть себя и лить горькие слезы.

Это последний раз, когда она смотрится в это зеркало.

Пришло время отпустить прошлое и двигаться дальше.

Пришло время найти этой проклятой вещице лучшее применение.

С ее кровати раздался протяжный стон.

Энни завернула осколок обратно в три слоя ткани. Зацепив все для надежности булавкой и убрав в карман фартука. Затем она надела маску «пугала», крепко завязав все ленточки под горлом. Поднялась. Отряхнулась. И присев на край своей кровати стала, наблюдала, как приходит в себя лежавший там молодой человек.

Малыш Джон поморщился и издал еще один протяжный стон.

Голова болела.

Нога болела еще сильнее.

Он коснулся лба, на котором был холодный компресс.

Перед глазами все плыло, но он сумел разглядеть знакомый силуэт дорогой Энни и скромное убранство небольшой комнаты. Она казалась ему смутно знакомой, но что-то в ней смущало. Сшитые из лоскутков игрушки, обилие рюш, причудливых тканей и тюлей, а еще цветы, засушенные и живые…

— Это же дамский бувуар!

Энни, чуть наклонив голову, его поправила.

— Будуар. Ты хотел сказать?

Осознание вызвало в этом немаленьком молодом мужчине приступ нарастающей паники. Джон покраснел так сильно что, казалось, у него сейчас пар из ушей пойдет.

— Мне нельзя здесь быть!

«Что, если о Энни пойдут всякие слухи? Например, что у них шуры-муры. Чтобы эти муры не значили. А если матушка узнает, что он спал у хозяйской дочки?! Он… он труп.»

От паники Джон попытался вскочить, но последовавшая за этим боль, почти оглушила его. Энни схватила его за предплечье и попыталась заставить лечь. Со стороны это казалось почти комичным Джон был здоровым как бычок, а Энни на его фоне походила на маленькую и хрупкую птичку.

— Джон, немедленно успокойся! У тебя сломана нога и сотрясение мозга. Ну куда ты побежал? Джон, я серьезно, успокойся, если ты снова упадешь на пол, мне в одиночку тебя не поднять!

Это было правдой. Что до ее ночных «помощников», то они вряд ли согласятся повторить тот трюк дважды.

В полостях за стенами как-то обеспокоенно зашуршали.

— Но…

— Джон, это просто каморка прислуги, это не моя комната.

Оба утверждения были правдой. Это каморка прислуги.

Это не ее «старая» комната. Она добровольно отдала свою половину Лили.

Но Джону знать, что она давно и добровольно, переселилась сюда, лучше не стоит.

— Х-хорошо.

Джон все еще выглядел немного нервным и смущенным, но послушно лег.

Энни с облегчением вздохнула.

За стенкой тоже вздохнули с облегчением.

— Джон ты помнишь, что вчера вечером произошло, когда ты упал с лестницы?

Сложив руки на коленях с беспокойством, спросила Энни.

Джон смотрел на нее мутным от боли взглядом и неуверенно повторил.

— Вчера вечером?

Затем он резко сел и, округлив глаза, уставился на Энни.

— Око ночи. Слезы из тьмы. Бедствие на наши головы!

— Что? Джон, успокойся, сделай глубокий вдох. Да, молодец. Теперь выдох. И еще раз… Успокоился? Хорошо. А теперь расскажи мне, что ты помнишь?

Он все ей рассказал. Все-все, даже то, что в другой раз не стал бы рассказывать.

Энни внимательно его выслушала. Он не мог видеть ее эмоций из-за мешка маски, но знал, что она хмурится. Она всегда чуть-чуть наклоняла при этом голову.

— У меня есть к тебе два вопроса Джон. Будь добр ответить на них честно.

Парень послушно закивал, когда женщины говорили с ним таким тоном. Неважно матушка, леди Алатея или Энни. Он был согласен на все.

— Во-первых, кто пошел с тобой на «ночное дело» и вошел в ту комнату?

Услышав его ответ, она мрачно кивнула.

Джон не до конца понимал, почему данный им ответ ей не совсем понравился.

— Во-вторых, зачем ты на это согласился. Ради денег? Нет. — оборвала себя Энни. — Это совсем на тебя не похоже. Он шантажирует тебя, угрожает лишить тебя работы или жизнью матери?

Джон нахмурился, внутри него шла борьба, часть его не хотела отвечать на эти вопросы, искала отговорки… Но затем он посмотрел на Энни и с треском проиграл в этой борьбе.

— И это тоже… Но в первую очередь я хотел им помочь.

— Помочь? Кому этим негодяям?!

— Нет! — Джон застонал от резкого вскрика. Перед глазами поплыло. Ох. У него и правда сотрясение. — Не им. Молодому мастеру Эвану и его почтенной спутнице.

Энни была ошарашена.

— Я еще вечером, как все узнал, хотел подняться и все им рассказать, но пришлось бы пройти мимо кабинета твоего отц…

— Кхм-Кхм.

— Твоего отчима. — быстро поправил себя малыш Джон. — Но я неповоротливый и тяжелый. Лестница старая и скрипучая. А он… Ты и сама все знаешь. Тогда я решил, буду действовать ночью. Что когда все начнется, я заступлюсь и помогу им дать отпор. Но оказавшись перед той чернотой, я был слишком напуган, чтобы сделать хоть что-то…

Он опрокинулся на подушки и тяжело вздохнул.

— Я такой трус. Никому не смог помочь. — его голос звучал беспомощно. — Теперь всех их поглотила тьма. И у тебя тоже будут проблемы из-за меня.

Энни долго смотрела на него, а затем расслабившись нежно похлопала по ладони.

— Джон. Это просто сон. Его Светлость Эван в порядке. Я только, что видела, как он выходил во двор и шел в конюшни. Если не веришь, посмотри в окно.

Энни отодвинула тяжелую штору. Джон нашел в себе силы приподняться и краем глаза заметил юношу в траурной повязке, который скармливал одному из якди кусочек сахара, выманивая того из конюшни.

— А?

Джон ошарашенно заморгал.

— Ты упал с лестницы в конюшне вчера вечером. Помнишь ту лестницу? Ты еще легко отделался, мог свернуть себе шею.

— Но, но… Как же «ночное дело»?

— Джо-о-он! — Энни резко оборвала его. — Подумай сам мой отчим…Нет, даже его паршивцы не настолько глупы, чтобы проворачивать свои темные делишки посреди ночи в самом доме. Они бы как минимум подождали, пока они съедут и подкараулили бы их в окрестных лесах.

— Но свита, что скоро прибудет…

— Вот именно! У его Светлости Эвана вот-вот прибудет свита. Вдобавок слишком много свидетелей видели, как Эван, на минуточку, ван Астра к нам вчера заселился. Они бы не стали так рисковать. Поверь мне с ними обоими все хорошо.

Видя в нем еще крупицы сомнения, она добавила.

— Вдобавок как ты можешь себе представить, чтобы я в одиночку смогла дотащить тебя до этой комнаты и уложить на кровать? Никак. Ты слишком здоровый. Теперь убедился? Это просто плохой сон.

— Да. Пожалуй, ты права. Ой!

— Вот выпей, — она протянула ему чашу с травами, — это облегчит боль, а как только погода станет немного лучше и сюда подтянутся работники и местные, мы отправим кого-нибудь в город за доктором.

Джон взял чашку, залпом ее выпил, затем поморщился, закашлялся и сплюнул один из цветков.

Энни со смешком забрала его чашку. И в неловком молчании, изучая узор из лекарственных листьев, она задала вопрос, который давно ее мучил.

— Иногда я не понимаю почему ты все еще здесь. Ради матери? У тебя много талантов и в городе ты с легкостью нашел бы себе другую работу. Тебе ведь всегда нравилось море.

На это Джон лишь со слабой улыбкой покачал головой.

— Я обещал твоей маме, леди Алатеи. Приглядывать за тобой и Лили. — Пауза. — Я и сам этого хочу.

— Но ведь… Почему? Ох, только не говори, что ты все еще…

На это он мягко ей усмехнулся. Веки тяжелели. Разум ускользал.

— Нет, я все понимаю… У меня никогда не было и шанса… Дочь Хозяйки… Сын кухарки. — Он тихо посмеялся, кажется, над собой, а затем лакского ей улыбнулся. — Но какая разница… мы… ведь… друзья.

На этих словах он погрузился в сон и негромко захрапел.

— Друзья, да?

Энни осталась одна в тишине, ее взгляд упал на недопитую чашку. В ней плескались травы. Они и правда избавят его от любой боли, а еще и усыпят на целый день, если она правильно рассчитала дозу.

«Плохая дочь.»

«Безразличная сестра.»

Кажется, ко всему прочему ей можно добавить себе еще одно звание.

«Ужасный друг.»

Она вообще считала его своим другом? Они дружили в детстве, но, когда стали старше? Дочь хозяйки знаменитого постоялого двора и не слишком сообразительный сын прислуги. Даже сейчас, до этого момента?

А что насчет других?

Был ли ей хоть кто-то кто был ей по-настоящему дорог в ее прошлом? Не считая Куколки и ее самой, разумеется. В замке было много девушек, которых она считала близкими подругами, некоторые из них все еще писали ей письма. Но прочила ли она хоть одно? Да, их не было рядом, когда ты в них нуждалась… Но была ли рядом ты, когда другие нуждались в тебе?

«Нет.»

Возможно, все, что с ней произошло было заслуженно?

«Так, просто сказать да — и утонуть в жалости к себе. Так, просто сказать нет — и обижаться на весь мир. Но правда в том, что изменить прошлое она не в силах. Никто не в силах. А значит, остается принять произошедшее, сделать выводы, поднять голову и жить дальше с оглядкой на завтрашний день, не повторяя старых ошибок…»

Из мыслей её вывел шум тихих шагов в коридоре.

Бросив свое вязание, Куколка панически спряталась в глубине корзинке с клубками и тканями. Домовые взволнованно зашуршали в стенах.

Энни коснулась груди. И ощутила странное тепло на том месте, где вчера расцвела небольшая звезда. Символ заключенной сделки.

Она сжала сверток с осколком зеркала в своем кармане.

Пути назад не было.

Энни вышла из своей каморки, плотно закрыв за собой дверь. Девон и правда была там, стояла у окна. В свете первых лучей она была особенно неземной.

Взять хотя бы то, что она не дышала.

Энни только сейчас это осознала, та дышала, только когда на нее смотрели или в порыве эмоции. А еще ее одежда была без единого шва. Энни была опытной портнихой и знала, что таким образом сшить такую одежду попросту невозможно. Лицо без единого изъяна, ибо у маски их быть и не может. И все же, заметив Энни, она обернулась и ярко ей улыбнулась.

— Доброе утро! Я как раз вас искала.

От такого искреннего отношения по щекам Энни расцвел румянец, но зная кто перед ней следовало быть настороже и исполнить задуманное.

Энни подошла к Девон и протянула ей крепко замотанный сверток, чьи углы были сцеплены булавкой.

— Пожалуйста, примите это, не знаю, зачем забрала его тогда… Он не принес мне ничего, кроме боли и сожалений, но теперь я не могу отделаться от мысли, что должна отдать его вам.

Девон не стала разворачивать сверток, лишь повертела его в руках.

— Это то, о чем я думаю? Какая знакомая вещь, обманчиво простая и очень опасная, но, к счастью, сытая… Опасный сувенир вы прихватили с собой на память из Кирина.

— Все было как в бреду…

«Человеческая сентиментальность или воля судьбы?»

— Я приму его.

Девон взяла сверток и убрала его в рукав.

— Возвращаясь к предмету нашей договоренности.

— Вы уже все сделали? Мой отчим…

— Боюсь, нет. Он все еще жив, но не здравствует. Его организм содержит большое количество яда, который он употреблял в течении длительного периода времени. Теперь яд выписывает ему счет. Цена, его жизнь. Соболезную, но ему недолго осталось.

— Что, он травил себя? Но зачем?!

— Вы не знали? Полагаю для вырабатывания иммунитета к ядам и отравам, а во вторую… — Девон постучала себя по виску, но, поняв, что Энни не понимает намека, решила не углубляться в объяснения. — Впрочем, не важно. Важно то, что он давно и почти летально ошибался с дозировкой.

Девон вручила Энни небольшой кожаный блокнот.

— Что это?

— Доказательства, которые были вам так нужны. Книга учета скажем так. Имена, даты и суммы. Еще в подкладке есть весьма любопытные письма, с которыми я настоятельно рекомендую вам, ознакомиться, если вы хотите узнать причину как и почему это место пришло в упадок. Однако боюсь, вас может разочаровать и расстроить ответ на этот вопрос.

— Почему? — Руки Энни дрогнули.

— Правда бывает очень болезненна особенно та, которая расходится с вашей картиной мира. Скажу лишь то, что проблемы начались еще до того, как отчим вошел в ваш дом. Если предпочтете спокойствие, то сожгите их. Записей в этой книги достаточно, чтобы ваш отчим предстал перед судом и ответил за все свои преступления.

— Да, но что насчет тех двоих паршивцев?

— С прискорбием сообщаю, что вы лишились обоих сводных братьев этой ночью. Примите мои искренние соболезнования.

Энни была ошарашена и невольно отступила.

— Что? Уже? Так скоро. Вы уверены?

— У толстого, ничего личного, боюсь, я уже забыла его имя, оказалось на удивление слабое сердце. Столкнувшись с грехами настоящего и прошлого, оно не выдержало этой встречи и остановилась. Что до второго…

— Талл, он ведь отправился в поместье Астры?

Девон развела руками.

— Я не знаю, что конкретно с ним произошло было ли это в пути или непосредственно в самом поместье. Но в одном я уверена наверняка нить его жизни оборвалась сегодня поздней ночью. Поскольку причина нам пока неизвестна, рекомендую вам быть предельно осторожной и лишний раз не привлекать к себе внимания.

— Хорошо. Вы держите свое слово. — Энни неожиданно поколебалась. — Джон, он прошлой ночью вы…

Девон вспомнила.

«Ах он. Можно ли сказать, что ему повезло?»

Жизнь — это игра. И существа подобные ей, словно ступаю на подмостки театра, что зовётся Мир. Они не могут ходить и творить, что им вздумается. Как хорошие статисты они обязаны играть назначенные им роли и следовать установленным правилам игры. *

(*Амулеты и обереги одна из них. Хотя, как и в любой игре тут есть свои нюансы.)

Даже ее трюки, обязаны им подчиняться. Око ночи — защищает от злых намерений, а значит, если намерения были благие, то оно не сработает. Джон не мог ступить в голодную тьму и ей очень повезло, что он был достаточно напуган, чтобы не отговаривать ступить в нее остальных. Тех, кто пришел со злым умыслом.

Но как объяснить это Энни попроще?

— Такие как я не могут вредить людям с чистыми помыслами.

Энни вначале с облегчением вздохнула, приложив руку к сердцу, а затем с укором произнесла.

— Но он упал с лестницы…

— Верно упал. Без чьей-либо помощи с людьми такое случается. С ним все в порядке?

— Легкое сотрясение и закрытый перелом ноги, но ничего серьёзного.

«— Даже умом не повредился? Везунчик.»

— ?!

— Сейчас он спит и нескоро проснется, как и Лили.

Поймав ее недоуменный взгляд. Тряпичная Энни пояснила.

— Вчера я дала ей настой из макового молока и сон-травы. Она проспит день или целые сутки. Чтобы сегодня не произошло, я не хотела, чтобы она была свидетельницей или участницей этого.

— Мудрое решение.

Их внимание привлек шум со двора и мужские крики. Переглянувшись, они одновременно вошли в свободную каморку и подбежали к окну, ведущему во внутренний двор.

Хорошие новости: Эван все-таки сумел вывести якди из конюшни.

Плохие новости: во двор прибыл целый отряд псоглавцев. И в отличие от нападавших в Священной роще эти не скрывали, кто они есть. Медные и латунные маски сверкали оскалом. Не прошло и пары мгновений как якди, и юноша с мечом в руке были окружены.

— Эван! — Девон схватилась за голову, и обернулась всем корпусом к стоящей рядом Энни и с нарастающей в голосе паникой спросила. — Ты можешь ему хоть как-то помочь?!

Энни отрицательно покачала головой.

Девон тихо ругнулась и побежала к запасному выходу, на кухне.

Энни не видела ее, но слышала, как подкова-оберег на двери жалобно звякнула.

Еще одно ругательство.

Затем раздался заинтересованный «Хм?».

Энни показалось или это громыхал один из ящиков со… специями?

Затем был звон разбитого стекла.

Когда Энни вошла на кухню, то лишь краем глаза заметила, как в разбитом окне промелькнуло темное пятно. Девон, выскочив во внешний двор, скрылась в тенях построек.

Под ногами хрустели осколки стекла, а в воздух поднималась тонкая струйка дыма. Что странно, ибо печь была погасшей.

Ее взгляд нашел входную дверь.

Защитный амулет. Травы на нем истлели до угольков, что до подковы то та выглядела оплавившейся, расплавленный метал тяжелыми каплями, падал на каменный пол и прожигая коврик на входе.

И Энни поспешила залить их водой.