Девон: Пробуждение

7.6 Представление

Шут всегда знал, что его долг нести людям искусство! Но эти неблагодарные совсем не ценили его стараний.

Даже его «учителя» и те имели наглость утверждать, что у него совершенно нет ни таланта, ни слуха, ни призвания…

Эти никчемные, завистливые, эгоистичные ничего не достигшие в своей жизни люди!

Да как они посмели?!

Он бросил обучение так им и сказав… А еще он пообещал, что докажет им, всему миру, как они ошибались на его счет!

(О-о, эти насекомые будут ползать у его ног на коленях, моля о прощении!!!)

Он сам! Без чьей-либо помощи изучил все академические труды о музыке и актерском мастерстве: этимологию, фонетику, лингвистику, гармонику, основы актерского мастерства, пластику… Все!

И лишь преисполнившись знаниями, он почувствовал, что готов к грандиозному успеху и всемирной славе!

Так началась его карьера.

Но нелепая череда случайностей и неприятностей привела его в это забытое ушедшими богами место…

Вначале его закидали овощами и яйцами на площади его родного города.

Деревенщины!

Там ему ловить было нечего, и он перебрался в мекку свободного искусства Левану. Но не пробыл там и дня как какой-то пьяный дворянин из союза монет, приняв его за любовника своей жены, спустил на него всех «собак».

Видите ли, у них голоса и маски похожи! Мадам питает слабость к клоунам. Тьфу!

Так, ему пришлось срочно сесть на корабль, заплатив капитану баснословные деньги, и бежать… Но какая удача, корабль плыл в Кирин!

Возможно, сама судьба велела ему отправиться в город любви!

Прилив вдохновения усадил его за написание новых песен… Вот только ни капитан, ни его люди не оценили оказанной им чести!

Они были терпеливыми людьми, но у любого терпения есть предел…

Особенно на корабле в открытом море.

Особенно если у вас есть слух.

Они имели наглости засунуть его в бочку с селедкой и выбросить в море. Даже не поинтересовавшись, умеет ли он плавать!

А потом эти грязные разбойники и их проклятый скучающий атаман!

Да кто он вообще такой? Никому не известный глупец, который ничего не смыслит в актерстве, славе и искусстве! Но, видите ли, питает слабость к развлечениям и музыке. Шут помнил, как этот человек смотрел на него, когда его привели на гору. Как смеялся…

И это пари!

О-о, он сразу понял, что это такое. Это был вызов судьбы не иначе!

Его священное испытание! Словно сама мученица Карин снизошла до него. Он докажет силу искусства даже таким людям, как эти отбросы. О-о. Он им докажет!

Он хорошо запомнил тот миг, когда, услышав его первый номер, атаман перестал улыбаться, а его окружение изменилось в лице…

Да это оно!

Сила искусства!

…

..

.

Они имели наглость попытаться его выгнать! Даже предлагали откуп, лишь бы он ушел.

Не с тем связались!!!

Он выиграет это пари во что бы то ни стало!

Последний день пари.

Его последний шанс.

«Как и в любой хорошей истории благородный герой всегда побеждает в самом конце!»

Но он уже использовал все свое остроумие. Весь свой лучший репертуар! И ничего.

«НИ- ЧЕ- ГО.»

Да, как они смели!

Казалось, что сложного развеселить зал, полный разбойников, воров и ублюдков всех мастей? Но те были глухи к его искусству! Забрасывали мусором и унижали, предвкушая расправу.

За эти три месяца он натерпелся от них всякого. Страдал как настоящий мученик!

Он лишился двух зубов.

Его костюм пришел в негодность!

И тогда он решился.

Пришло время сыграть ва-банк!

О-о, он даст этим животным то развлечение, которое они оценят:

«Унижение слабого.»

Что сложного? Ему-то всего лишь нужно унизить какого-нибудь дурачка и задавить его своим интеллектом. Да так чтобы от него и мокрого места не осталось!

У него был опыт. Сколько раз такое проворачивали с ним самим…

Все необходимые приготовления были готовы. Декорации расставлены.

Осталось только выбрать того, кого он выставит на посмешище.

Того, кто станет его козлом отпущения.

Кто никогда не был на сцене?

Кто не сможет дать сдачи?

Желательно помоложе.

Цепкий взгляд прошелся по залу и зацепился за одинокую фигуру в толпе. Грязную зеленую куртку, траурную повязку, короткие светлые волосы и следы побоев… Безродный мальчишка, попрошайка или воришка.

Совсем ребенок…

А какая разница?

В этом мире нет справедливости!

«Он подойдет идеально!»

Губы Шута расплылись в кривой ухмылке.

«А затем… Он отомстит этому хитрому ублюдку. Опозорит атамана перед его людьми и насладится тем, как те разорвут его за это на части… А потом? Какая разница… Ха-ха-ха! Пусть хоть на куски его порвут. Ха-ха-хо.

В глазах Шута плескались безумие и чистая ненависть.

Закончив песню, Шут поклонился, но никто не удостоил его овациями. Даже особенно пьяная часть его вынужденных зрителей*.

(* И это многое говорит о музыкальных дарованиях этого субъекта. Ибо в такой кондиции эти люди готовы радоваться и аплодировать даже смешным звукам. Находя радость в малом. Но высокое искусство Шут был столь опустошающим и бездарным… Что к неудовольствию некоторых они протрезвели и поспешили это исправить.)

— О, а теперь господа, дамы и … прочие? К моему великому сожалению, мое пребывание в этом чудесном месте подходит к концу…

Это был первый раз, когда кто-то в зале оживился и даже похлопал.

— Я знаю, вы будете скучать по мне…

«— БУ-У-У!»

«— Проваливай!»

«— Но теперь-то нам можно его прибить?!»

Шут игнорировал зрителей как явление.

Продолжая разыгрывать прощание с «благодарной» публикой.

— Но напоследок завещающий номер моего грандиозного выступления! Гвоздь* моей программы! Но для него мне нужен доброволец из числа зрителей. Так посмотрим, есть ли желающие?

(Шепоток в зале: «Ага, прямиком в крышку твоего гроба!»)

Шут, приложив ладонь козырьком и сощурившись стал осматривать зал.

Добровольцев, как и следовало ожидать не наблюдалось*…

(*Были желающие прибить Шута прямо на сцене, но тот их игнорировал.)

Найдя свою жертву, Шут замер и хлопнул в ладони.

— А вот и доброволец! — Шут указал на кого-то в толпе.

— …

Однако ничего не произошло.

Зал пребывал в полумраке, и зрители не без любопытства выискивали глазами этого самого «добровольца» и ожидаемо, не находили. Да и кто бы согласился на подобное?

— Ты не был бы так добор… — С натянутой улыбкой на губах прошипел Шут сидящему на колосниках* сцены Нору. Не прекращая указывать в зал.

(*Специальный настил, расположенный непосредственно над сценой. Благодаря ему возможен спуск и подъём наверх частей декораций и реквизита. Когда этого требует сценография, именно с колосников могут рассыпать снег и другие элементы бутафории. Эта часть убранства сцены содержит всё то, что помогает вести спектакль, но должно быть незаметно зрителям.)

Нор закатил глаза, встал, достал из ушей беруши и позевывая неспешно подошел к лампам.

Он терпеть не мог Шута и согласился помогать в его последнем выступлении лишь потому, что Лис разрешил прибить горе артиста чем-то тяжелым, когда закончится пари.

Свет софита прожег находящийся в полумраке зал и выцепил из него одинокую фигуру.

— Эй ты! Да, ты парень! Давай на сцену!

Свет ударил по нарисованным глазам.

Эван так и застыл, с куриной ножкой в зубах.

— А?

Две сотни глаз уставились на него.

— Хоп-хей-ла-ла-лей! А вот и он наш доброволец! Ну, что же ребятки давайте поможем ему выйти на сцену!

Прежде чем Эван успел что-то сообразить, его подхватили под руки и ноги, и вытолкнули на сцену. *

(*Можно было подумать, что дело в кровожадной и почуявшей шоу публике. Их желания растерзать слабого… Как думал Шут. Отнюдь. Люди в зале исходили из более простой логики, чем раньше этот фарс с пари закончится. Тем скорее начнется настоящая потеха!)

Эван никогда не думал, что у него была паническая боязнь сцены.

До того самого момента, когда, оказавшись на подмостках, он не столкнулся с улыбающимся Шутом.

Вот только эта улыбка была больше похожа на оскал, а в его глазах горели огоньки безумия.

— …

Первые реплики Шута стерлись из памяти и сознания Эвана, их заглушил злой смех толпы…

Которая существовала лишь в его воображении. Поскольку люди в зале даже не улыбались.

Эван не мог пошевелиться его тело одеревенело, даже злосчастная куриная ножка все еще была у него в зубах.

Попытка хоть как-то его растормошить или отобрать куриную ножку не увенчалась для Шута успехом.

В какой-то момент он устав отошел перевести дух. Раздраженно уперев руки в бока и недовольно уставившись на окаменевшего мальчишку, который не изменился ни в лице, ни в позе.

Именно эта пантомима вызвала первые смешки в зале.

Шут, что-то говорил, шипел, угрожал, но Эван его не слышал.

Его разум был кристально пуст.

Смешок.

— Похоже, наш юный друг немного перенервничал. Как насчет еще одного добровольца?

Шут обернулся на винтовую лестницу, ведущую ко второму ярусу залы по ней чуть пошатываясь, спускался Лис Валенте.

— Неужели многоуважаемый Атаман. Сам хозяин этого праздника! Хочет выйти на сцену?

— С превеликой радостью мой друг! — Лис отмахнулся от очередного потока комплиментов Шута как от назойливой мухи. — И не нужно фальшивой лести.

Лис вышел на подмостки и обошел застывшего Эвана по кругу с заваливающейся грацией пьяницы. А затем глубоко вздохнул, встав в пол-оборота к Шуту и осуждающе поцокал языком.

— Вам нужен полноценный участник или декорация? По нему же видно, что он впервые на сцене.

— Разумеется. Но я думаю, что он просто немного переволновался от такого счастья! — Шут всплеснул руками, отчего мандолина у него на шее подпрыгнула и издала драматичное: Брям-м!

— Да счастье еще-то … — Согласился Лис, закатив глаза.

А затем он как фокусник пощелкал пальцами у Эвана перед лицом серией коротких и длинных щелчков, на последнем, самом громком, он негромко приказал.

«— Прожуй, проглоти, а затем дыши.»

Как по волшебству, Эван подчинился приказу. Прожевав и проглотив куриное мясо, он закашлялся, похлопывая себя кулаком по груди и тяжело дыша.

Лис отобрал у него не догрызенную куриную кость и отбросил в зрительный зал не целясь и угодил поднимающемуся с колен Бородачу с золотой монетой в трясущейся руке прямо в лоб.

Всякое-разное и меч «Сердцеед» в потрепанных ножнах, которые Эван не выпускал из рук, были отобраны и брошены на мешки в дальнем углу сцены.

Лис продемонстрировал ожившего Эвана зрителям и Шуту.

— Вот. Расколдовали!

Раздались первые хлопки. С приходом на сцену Лиса атмосфера в зале начала меняться. Если до этого публика терпела в ожидании, когда можно будет порвать Шута на лоскутки. То сейчас в ней проснулся неожиданный интерес. Зрители стали подтягиваться к сцене.

— Да, да. — Недовольно фыркнул Шут. — Думаю этому юноше и правда не место на сцене. Как насчет …

— Не согласен! — Возразил Лис, вальяжно опершись на плечо Эвана. — Думаю, этот юноша еще сможет нас всех удивить, но сперва его нужно немного наставить. Поделится мудростью и опытом, так сказать. Иначе будет нарушен основополагающий принцип театра!

— Это какой же?

— Вы не знаете таких простых основ мой друг? Куда смотрели ваши учителя!

Улыбка дернулась на лице Шута.

— Разумеется, я знаю!

— Тогда дайте нам одну максимум два-три минутки… А пока займите зал музыкой. Но умоляю не пойте! У зрителей и так нервы на пределе и будет грустно, если вас прирежут до того, как мы вернемся.

Шут изменился в лице, словно проглотил целый лимон*.

(Очищенный, порезанный дольками и обваленный в остром перце. Иначе почему тот вдруг так покраснел?)

Но послушно отвернулся в зал и заиграл ненавязчивую мелодию на мандолине, не открывая рта.

— Славно.

Лис отвел Эвана в сторонку.

И тому впервые удалось как следует рассмотреть этого человека.

Лис был красив, но не типичной красотой, а дикой ее версией.

Высокий и поджарый. Его лицо украшали шрамы, а в повадках было что-то от хищного зверя.

Одежда на нем была дорогой, качественной и весьма необычной*. Правда при этом выглядела так словно в ней недавно извалялись в осенних листьях и, нацепив сверху пару драгоценных цацек, вышли к людям.

(* Эван плохо разбирается в моде… Ему и не надо. Одежда Лиса состояла из элементов, которые были взяты из разных комплектов невероятно дорогой и модной одежды. «Позаимствованных» из разных уголков Реала. И Лис сочетал их между собой исходя из чистой прихоти. По всем законам моды они не могли сочетаться! Но вопреки всякой логики Лис выглядел просто великолепно.)

А еще его голос! Глубокий с легкой хрипотцой. Не такой вкрадчивый и гипнотический как у Девон…

Но очаровывал он схожим образом, что тебе хотелось навострить уши и узнать, что еще скажет тебе этот человек.

Это и есть харизма?

— Ой, да не бойся! — Лис приобнял его за плечо. — Ты впервые на сцене?

Эван кивнул.

От Лиса стоял стойкий запах леса, красных ягод и дорогого алкоголя. Тот развернул его так, что они оказались к толпе спиной и наклонившись зашептал так, что Шут не мог их подслушать.

— Расслабься, я не кусаюсь. — Лис усмехнулся и еще раз по-отечески похлопал его по спине. — «Просто делай все, что я скажу. И тогда отделаешься легким испугом. Так! Во-первых, ни в коем случае не наступай на те доски…»

— ?

…

..

.

Инструктаж занял не так много времени.

«— Запомнил?»

Не зная, что сказать пораженный до глубины души Эван просто закивал.

Лис потрепал его по светлым волосам и, развернув к залу, сказал последнее напутствие.

«— И не забывай это сцена. Тут можно почти все. И никто не примет это за чистую монету, пока ты играешь свою роль. Ну что пацан, развлечем моих ребят?»

Девон бросила обеспокоенный взгляд на Эвана, когда его вытащили на сцену.

Было нетрудно догадаться какой «спектакль» решил устроить Шут.

«Вот только мишень для этого он выбрал на редкость неудачную.»

А когда следом на сцену вышел Лис, разыгрывая из себя неуклюжего пьяницу… В то время как его природная харизма уже подцепила и намертво приковала к себе внимание всех и каждого из присутствующих в зале.

Девон и вовсе убедилась, что ее помощь тут не потребуется.

Не так уж сложно отличить самоуверенного дилетанта от профессионального актера-импровизатора. Особенно когда они оказываются на одной сцене.

«Каким бы ни был продуманным его сценарий, какие бы изменения ни были внесены в сцену. Шут проиграл еще до начала представления, какая скука…»

Ее мысли прервал шум того, как кто-то позади нее с ненавистью сплюнул на пол.

Девон обернулась.

В самом дальнем и темном углу малого зала сидела мрачная компания головорезов и глушила алкоголь, не сводя свирепых взглядов от сцены. Вот они были идеальной иллюстрацией, которое рисует ваше воображение, когда вы слышите словосочетание «Разбойники с Хребта змея». В отличие от прочей разношерстной и цветастой компании собравшихся в зале только у этой компашки был акцент на давно вышедших из моды кожу, мех и железо, а еще отвращении на лицах.

За столом сидело пятеро:

Худая женщина с бритой головой, чье тело покрывали татуировки: узор из умерших и опутанных паутиной роз. Она крутила в руках нож бабочку, кривя алые губы.

Долговязый доходяга с нездоровым цветом лица и седыми дредами по пояс из зажатой им в губах трубки валил зеленый дым, а по его руке ползала гигантская сколопендра. Еще парочка извивалась в банках на столе. Судя по их цветам, сколопендры были весьма ядовиты.

Мужчина в рваном черном балахоне на миг из капюшона показалось покрытое пирсингами смуглое лицо. Клацнули зубы, заточенные в клыки, когда он вгрызся в кусок свежего мяса, кровь потекла по его подбородку.

Сурового вида молчаливый коротышка с кустистой бородой. Он был так обвешан холодным оружием, что напоминал ходячий арсенал и каждый его жест отзывался бряцанием металла.

И прямо за ними мрачным изваянием возвышался одноглазый великан рохманин, лицо у него выглядело молодо, но он уже обладал ветвистыми рогами и бугристыми мускулами. А его единственный полный ненависти глаз был нацелен на Лиса, на сцене.

А там представление было в самом разгаре.

Шут всеми правдами и неправдами пытался заманить Лиса в словесную ловушку, периодически задирая нос и распаляясь в заумных словах и выражениях активно жестикулируя. На, что Лис, пристроившись за реквизитной бочкой, с ухмылкой на лице разыгрывал из себя дурочка, не только избегая ловушек, но все больше и больше унижая оппонента.

Воплощал в жизнь знаменитое выражение «Никогда не спорьте с идиотами. Они опустят вас до их уровня, где задавят своим опытом.» При этом было довольно очевидно, что идиотом Лис не был.

В отличие от Шута.

Эван же неплохо вписался в роль их резонера. И то с какой спокойной миной он выдавал прописные истины. Заставляя зал улыбаться и едва ли не хрюкать от смеха…

Всех… Но не этих изгоев на задворках общего праздника преступной жизни.

Они переговаривались полушепотом и в каждом их слове сквозила ненависть, зависть и презрение.

— И это посмешище наш Атаман?

— Ему самому не хватает шутовского колпака на голове.

— Он совсем не такой, как прошлый Атаман.

— Да, вот ОН бы давно уже спустился с горы и перерезал глотки наглеющих псомордых…

Глаза Девон зажглись веселыми огоньками: «— Ага, а вот и хранители старых и недобрых традиций!»

Она отступила в тень и практически слившись с ней беззвучно двинулась к компашке.

— Что ты еще хотел от звероухого? Ему только в цирке выступать.

— Говорят его и дрессировали, но он порвал ошейник.

— Псина однажды, псина навсегда.

— Так почему никто еще не бросил ему вызов?

— Не говори ерунды.

— Вы забыли, как он одолел предыдущего Атамана?

— Победил в дуэли и сбросил в пропасть!

— Прошлый Атаман бросил и где он теперь?

— Кормит рыб на дне пропасти!

— А играл ли Лис честно или это был очередной его трюк?

— Пф-ф! А ведь, верно.

— Не забывайте, что его все «любят» и «уважают». Тьфу.

— Если бросить ему вызов, остальные встанут на его защиту!

— С его приходом общак никогда не пустует. «Если бы не псомордые мы бы жили как короли!»

— Пустая бравада! Тогда почему мы их не порешаем?

— Лис лжет, а эти идиоты ему верят.

— Цирк уродов! Слишком они обнаглели и расслабились, когда забыли о бедности.

— Все забыли о настоящем уважении, о страхе. Стоило бы им о нем напомнить… — Прогудел рогатый великан своим глухим басом одним глотком, осушая огромную кружку крепкого эля. — Что до уважения? Звери есть звери. Неважно как набито брюхо и звенят при ходьбе их карманы. Если Лис проявит слабость они же сами его и растерзают.

— Возможно, настал подходящий момент напомнить им об этом?

Великан замер. Замерли его подельники. Было слышно, как шестеренки завертелись в их головах. Они не были глупы и осознавали риски.

Они синхронно обернулись к патлатому со сколопендрой.

Тот кивнул и, порывшись в карманах, добавив в свою трубку серебряные травы глубоко затянулся.

Из его носа заструился сизый дым, а глаза закатились так сильно, пока не остался только белок.

— Травы говорят … Лис, мальчишка и неясная тень… Черная игла… Связала нити их судеб… Уже давно… Все трое обещаны Бездне… Три карты, легшие рубашками вверх… Я вижу нити их судеб… Этой ночью, в танце лун, они ведут прямиком в пропасть… Двое в объятия Бездны … Третий… Клыки, тени, голод и … Звезды?

Что-то в ведении колдуна, заставило его нахмуриться.

Что-то было неправильно.

«— У Бездны ведь не может быть…»

Однако громкий щелчок пальцев над самым ухом заставил шамана вздрогнуть и пробудится.

Видения ушли, исчезли, а его мутные глаза вернулись в норму. Он заморгал и неуверенно огляделся по сторонам. Увиденное забылось как сон, оставив после себя неясное чувство тревоги.

Однако его компания, замерев и не дыша смотрела на него с нескрываемым восторгом. Они услышали то, что хотели услышать.

Со сцены раздался грохот и новый приступ хохота.

С запозданием веселье пришло и за этот стол, но по иным причинам.

— А ведь, верно, когда как не сейчас?

— Он, пьян! Смотри босс да он еле на ногах держится!

— Да это отличная возможность.

— Здесь и сейчас.

Наперебой говорили трое его подельников, уже открыто повышая голос. Четвертый коротышка лишь согласно мычал и кивал.

Великан нахмурился.

Но решающей оказалась фраза, брошенная в самом конце.

— А хватит ли храбрости? Болтать горазды только трусы.

Эхо этих слов прозвучало как голос призрака из прошлого.

Великан вздрогнул. Кружка из шелршского дуба* лопнула в его руке как переспелый орех, а ее содержимое вылилось на пол.

(*Шелршский дуб — считается одним из самых крепких деревьев на континенте, об него можно сломать топор из некрепкой стали. Обработкой этого дерева занимаются по особой технологии, которую семьи мастеров держат в секрете.)

— Верно. Словами бросаться горазды только трусы. — Прогудел великан.

— Мы долго терпели Лиса Валенте! Довольно!

— Любая чаша терпения рано или поздно переполнится!

— Докажем свои слова делом!

— Угу.

Удачно брошенная фраза и амбиции, распаленные крепким алкоголем, вспыхнули ярким пламенем гнева. Рогатый великан поднялся во весь свой внушительный рост, почти коснувшись рогами высокого потолка. Его кулаки хрустнули и он, потянувшись, достал из-за спины огромную палицу и двинулся к сцене. Его компания с оскалом стервятников и смехом гиен, обнажая спрятанное за пазухой оружие, последовала за ним.

— Верно, разговоры кончились.

— Как и его бездарное правление.

— Все закончится очень быстро. Ха-ха-ха.

— …

Девон отделилась от тени позади них и с довольной улыбкой отряхнула руки.

Она не пошла за ними следом, ее внимание привлекло то, что клавесин, наконец, установили на законное место, а закованные музыканты закончили свой перерыв.

Намечалось отменное шоу, и ей тоже захотелось внести свою лепту.

Пускай и весьма своеобразную.