Финиас Финн, Ирландский член парламента

Глава XXXVI. Финіасъ Финнъ дѣлаетъ успѣхи

Февраль давно наступилъ и новый билль о Реформѣ былъ уже представленъ, прежде чѣмъ лэди Лора Кеннеди пріѣхала въ Лондонъ Финіасъ, разумѣется, видѣлся съ Кеннеди и слышалъ отъ него о женѣ. Она была въ Сольсби съ лэди Балъдокъ, миссъ Боригэмъ и Вайолетъ Эффингамъ, но скоро должна была пріѣхать въ Лондонъ. Кеннеди, повидимому, не зналъ навѣрно, когда онъ долженъ ожидать жену, и Финіасъ примѣтилъ по тону голоса мужа, что они не въ ладахъ. Однако, онъ не могъ дѣлать никакихъ вопросовъ, кромѣ какъ объ ожидаемомъ пріѣздѣ. Пріѣдетъ ли въ Лондонъ съ лэди Лорой миссъ Эффингамъ? Кеннеди думалъ, что миссъ Эффингамъ пріѣдетъ до Пасхи, но не зналъ, пріѣдетъ ли она съ его женою.

— Женщины, сказалъ онъ: — такъ любятъ таинственности, что никакъ нельзя узнать, что онѣ намѣрены дѣлать.

Онъ однако поправился, примѣтивъ, что онъ какъ-будто говоритъ противъ своей жены, и объяснилъ, что его обвиненіе противъ женскаго пола не относилось къ лэди Лорѣ. Однако, онъ сдѣлалъ это такъ неловко, что чувство Финіаса относительно разлада усилилось.

— Миссъ Эффингамъ, сказалъ Кеннеди: — кажется, никогда не знаетъ своихъ собственныхъ мыслей.

— Мнѣ кажется, она похожа на другихъ прелестныхъ дѣвушекъ, которыхъ балуютъ со всѣхъ сторонъ, сказалъ Финіасъ.

— Я не много цѣню ея красоту, сказалъ Кеннеди: — а баловство, я не понимаю, какъ можетъ относиться къ взрослымъ людямъ. Дѣтей можно баловать и собакъ — хотя и это уже дурно, но то, что вы называете баловствомъ взрослыхъ, я считаю легкомысленнымъ и почти неприличнымъ.

Финіасъ не могъ не подумать о мнѣніи лорда Чильтерна, что было бы умнѣе оставить Кеннеди въ рукахъ гарротеровъ.

Пренія о второмъ чтеніи билля должны были начаться перваго марта, и за два дня до этого лэди Лора пріѣхала на Гросвенорскую площадь. Финіасъ получилъ отъ нея записку въ трехъ словахъ, что она дома и приметъ его, если онъ придетъ въ воскресенье послѣ полудня. Воскресенье, о которомъ она писала, было послѣдній день февраля. Финіасъ теперь увѣрился болѣе прежняго въ разладѣ. Еслибъ между лэди Лорой и ея мужемъ разлада не было, она не возмутилась бы противъ его нежеланія принимать гостей по воскресеньямъ. Ему не было до этого никакого дѣла и, разумѣется, онъ явился на приглашеніе. Онъ нашелъ мистриссъ Бонтинъ у лэди Лоры.

— Я какъ-разъ пріѣхала къ преніямъ, сказала лэди Лора послѣ первыхъ привѣтствій.

— Неужели вы хотите высидѣть до конца? спросила мистриссъ Бонтинъ.

— До послѣдняго слова. Теперь больше нечего дѣлать.

— Но намъ отводятъ такія непріятныя мѣста! сказала мистриссъ Бонтинъ.

— Есть мѣста хуже дамской галлереи, возразила лэди Лора. И, можетъ быть, хорошо пріучаться къ неудобствамъ всякаго рода. Вы будете говорить, мистеръ Финнъ?

— Намѣренъ.

— Разумѣется, вы говорить должны. Важныя рѣчи скажутъ Грешэмъ, Добеи и и Монкъ.

— Мистеръ Паллизеръ намѣренъ сказать сильную рѣчь, сказала мистриссъ Бонтинъ.

— Человѣкъ не можетъ быть силенъ или нѣтъ, какъ ему вздумается, сказала лэди Лора. — Мистера Паллизера я считаю самымъ полезнымъ человѣкомъ, но онъ не можетъ сдѣлаться ораторомъ. Онъ одного разряда съ мистеромъ Кеннеди, только разумѣется выше въ этомъ разрядѣ.

— Мы всѣ ожидаемъ важной рѣчи отъ мистера Кеннеди сказала мистриссъ Бонтинъ.

— Я не имѣю ни малѣйшаго понятія, раскроетъ ли онъ ротъ, сказала лэди Лора.

Немедленно послѣ этого мистриссъ Бонтинъ простилась.

— Я ненавижу эту женщину какъ ядъ, сказала лэди Дора: — она всегда разыгрываетъ роль, и такую ничтожную! И она мало способствуетъ къ удовольствіямъ общества. Она не умна, необразована — даже не достаточно смѣшна, чтобы можно было забавляться ею. Отъ нея ничего не добьешься, а между тѣмъ она поставила себя въ свѣтѣ хорошо.

— Я думалъ, что это вашъ другъ.

— Какъ вы могли думать это? Вы не могли этого думать. Какъ вы можете обвинять меня такимъ образомъ, зная меня? Но оставимъ въ покоѣ мистриссъ Бонтинъ. Въ который день будете вы говорить?

— Во вторникъ, если могу.

— Я полагаю, вы можете это устроить?

— Постараюсь.

Финіасъ просидѣлъ съ полчаса, а потомъ всталъ, чтобы уйти, и ни слова не было говорено ни о чемъ кромѣ политики. Ему ужасно хотѣлось спросить о Вайолетъ. Ему ужасно хотѣлось узнать о лордѣ Чильтернѣ. И сказать по правдѣ, ему любопытно было услыхать, что лэди Лора скажетъ о себѣ. Онъ не могъ не помнить, что было говорено между ними у водопада и какъ ему запретили возвращаться въ Лофлинтеръ. И знала ли лэди Лора о томъ, что произошло между нимъ и Вайолетъ?

— Гдѣ вашъ братъ? спросилъ онъ, вставая со стула.

— Освальдъ въ Лондонѣ. Онъ былъ не болѣе какъ за часъ до вашего прихода.

— Гдѣ онъ остановился?

— У Мореджи. Кажется, онъ уѣзжаетъ во вторникъ; завтра утромъ онъ увидится съ отцомъ.

— По условному свиданію?

— Да. Есть новыя непріятности о деньгахъ, которыя они должны мнѣ. Но я не могу разсказать вамъ все теперь. Между мистеромъ Кеннеди и папа былъ крупный разговоръ, но я не стану говорить объ этомъ. Вы найдете Освальда у Мореджи до одиннадцати часовъ завтра утромъ.

— Говорилъ онъ что-нибудь обо мнѣ? спросилъ Финіасъ.

— Разумѣется, мы о васъ упоминали.

— Я спрашиваю не изъ тщеславія, но желаю знать, сердится ли онъ на меня.

— Сердится па насъ! Нисколько. Я скажу вамъ, что онъ сказалъ: онъ сказалъ, что не желаетъ жить даже вмѣстѣ съ вами, но что скорѣе рѣшился бы съ вами, чѣмъ со всякимъ другимъ извѣстнымъ ему человѣкомъ.

— Получилъ онъ отъ меня письмо?

— Онъ не говорилъ.

— Я увижусь съ нимъ завтра, если могу.

— Одно слово, мистеръ Финнъ, сказала лэди Лора, не смотря на него: — я желаю, чтобы вы забыли то, что я сказала вамъ въ Лофлинтерѣ.

— Все будетъ такъ, какъ будто забыто, сказалъ Финіасъ.

— Пусть будетъ совершенно забыто. Въ такомъ случаѣ мужчина обязанъ сдѣлать все, о чемъ проситъ его женщина, а ни въ одномъ мужчинѣ нѣтъ такого истиннаго духа рыцарства, какъ въ васъ. Вотъ и все. Заходите, когда можете. Я еще не приглашаю васъ обѣдать, потому что у насъ такъ ужасно скучно. Употребите всѣ ваши силы во вторникъ и приходите къ намъ въ среду. Прощайте!

Когда Финіасъ шелъ по парку въ свой клубъ, онъ рѣшился забыть сцену у водопада. Онъ еще не совсѣмъ зналъ, что она значитъ, а хотѣлъ совершенно выбросить ее изъ головы. Онъ сознался самому себѣ, что рыцарство требовало отъ него никогда не думать объ опрометчивыхъ словахъ лэди Лоры. Что она была несчастлива съ мужемъ, было очень ясно для него но это было совсѣмъ другое дѣло. Она могла быть несчастлива съ мужемъ и не предаваться виновной любви. Онъ никогда не считалъ возможнымъ, чтобы она могла быть счастлива съ такимъ мужемъ, какъ Кеннеди. Все это однако теперь поправить было нельзя, и она должна была просто выносить тотъ образъ жизни, который сама приготовила себѣ. Въ Лондонѣ были другіе мужчины и женщины, связанные такъ же несчастливо на всю жизнь, и лэди Лора должна переносить, какъ переносятъ другія молодыя женщины.

Въ понедѣльникъ утромъ Финіасъ зашелъ въ гостинницу Мореджи въ десять часовъ, но несмотря на увѣренія лэди Лоры, онъ не засталъ лорда Чильтерна. Сердце у него трепетало нѣсколько, когда онъ спрашивалъ о немъ, зная свирѣпую натуру человѣка, съ которымъ онъ пришелъ видѣться. Можетъ быть, между нимъ и этимъ сумасшедшимъ лордомъ произойдетъ личная ссора прежде чѣмъ онъ опять выйдетъ на улицу. То, что сказала лэди Лора о братѣ, по мнѣнію Финіаса, не дѣлало его предположеніе менѣе вѣроятнымъ. Полусумасшедшій лордъ былъ такъ страненъ въ своихъ привычкахъ, что можетъ быть онъ станетъ хорошо отзываться о своемъ соперникѣ заглаза, а между тѣмъ схватитъ его за горло, какъ только встрѣтится съ нимъ лицомъ-къ-лицу. Однако — такъ думалъ Финіасъ — ему необходимо было видѣться съ полусумасшедшимъ лордомъ. Онъ написалъ къ нему письмо, на которое не получилъ отвѣта, и считалъ необходимымъ спросить, было ли оно получено и есть ли намѣреніе дать на него отвѣтъ. Онъ пошелъ къ лорду Чильтерну тотчасъ — какъ я сказалъ, опасаясь, что можетъ быть случится что-нибудь насильственное, пo-крайней-мѣрѣ на словахъ, прежде чѣмъ онъ опять выйдетъ на улицу. Но лорда Чильтерна не было дома. Швейцаръ зналъ только, что лордъ Чильтернъ намѣренъ уѣхать на слѣдующее утро. Финіасъ написалъ записку и оставилъ ее у швейцара.

«Любезный Чильтернъ,

«Я особенно желаю видѣться съ вами насчетъ того письма, которое писалъ къ вамъ прошлымъ лѣтомъ. Я долженъ быть сегодня въ парламентѣ отъ четырехъ часовъ до тѣхъ поръ, пока кончатся пренія. Я буду въ клубѣ Реформъ отъ двухъ до половины четвертаго, и приду къ вамъ, если вы пришлете за мною, или встрѣчусь съ вами во всякое время завтра утромъ.

«Вашъ навсегда Ф. Ф.»

За нимъ не присылали въ клубъ и онъ сѣлъ на свое мѣсто въ палатѣ въ четыре часа. Во время преній ему принесли записку слѣдующаго содержанія:

«Я сейчасъ получилъ ваше письмо. Разумѣется, мы должны видѣться. Я ѣду на охоту во вторникъ съ раннимъ поѣздомъ, но пріѣду въ Лондонъ въ среду. Намъ нужно видѣться наединѣ и поэтому я буду у васъ на квартирѣ въ часъ въ тотъ день. — Ч.»

Финіасъ тотчасъ примѣтилъ, что это — враждебная записка, написанная въ гнѣвѣ — написанная тому, кого писавшій ее не признаетъ своимъ другомъ. Это непремѣнно было такъ, Что ни говорилъ бы лордъ Чильтернъ сестрѣ о своей дружбѣ къ Финіасу. Финнъ сунулъ записку въ карманъ и, разумѣется, рѣшилъ, что онъ будетъ у себя на квартирѣ въ назначенный часъ.

Пренія начались рѣчью Мильдмэя, въ которой онъ подробно объяснялъ свои идеи о той мѣрѣ парламентской реформы, которая казалась ему необходима. Читатели этихъ страницъ конечно не пожелаютъ, чтобы рѣчи на этихъ преніяхъ были переданы вполнѣ. Говорилъ Паллизеръ, говорилъ Тёрнбёлль, которому отвѣчалъ Монкъ, и послѣ увѣряли, что рѣчь Монка была одномъ изъ прекраснѣйшихъ образцевъ краснорѣчія, когда-либо произносимыхъ въ этой палатѣ.

И Финіасъ всталъ на ноги. Надѣюсь, читателя вспомнитъ, что до-сихъ-поръ онъ не имѣлъ успѣха какъ ораторъ. Теперь, когда онъ всталъ опять, имъ на нѣсколько минутъ опять овладѣлъ прежній страхъ. Опять все потускло передъ его глазами, опять онъ не зналъ, на какомъ концѣ этой длинной комнаты сидитъ предсѣдатель. Но вдругъ въ немъ пробудилось мужество, какъ только звукъ его собственнаго голоса въ этой комнатѣ раздался въ его ушахъ, и послѣ первыхъ фразъ исчезъ всякій страхъ и всякій ужасъ. Но онъ не зналъ, имѣлъ ли онъ успѣхъ, или нѣтъ, пока Баррингтонъ Ирль не подошелъ къ нему, когда они выходили изъ парламента, съ своимъ прежнимъ, непринужденнымъ, дружескимъ обращеніемъ.

— Итакъ, вы наконецъ преодолѣли, сказалъ онъ: — я всегда думалъ, что такъ будетъ. Я ни минуты не сомнѣвался, что это будетъ рано или поздно.

Финіасъ Финнъ не отвѣчалъ ни слова, но воротившись домой, онъ не могъ заснуть цѣлую ночь отъ своего торжества. Приговоръ Баррингтона Ирля достаточно удостовѣрялъ его, что онъ имѣлъ успѣхъ.