Финиас Финн, Ирландский член парламента

Глава LXXI. Сравненіе

Можетъ быть, трудно было рѣшить — между лордомъ Чилътерномъ и миссъ Эффингамъ — кто былъ виноватъ или кто былъ больше правъ въ обстоятельствахъ, которыя повели къ ихъ разлукѣ. Старый лордъ, желая убѣдить сына выбрать какое-нибудь занятіе и чувствуя, что его собственныя усилія хуже чѣмъ безполезны, заперся съ своей будущей невѣсткой и взялъ съ нея обѣщаніе употребить ея вліяніе на ея жениха.

— Разумѣется, я тоже нахожу, что онъ долженъ дѣлать что-нибудь, сказала Вайолетъ.

— И онъ будетъ дѣлать, если вы ему велите, отвѣчалъ графъ.

Вайолетъ выразила большое сомнѣніе относительно его повиновенія, но все-таки обѣщала сдѣлать что можетъ, и сдѣлала. Лордъ Чильтернъ, когда она заговорила съ нимъ, нахмурилъ брови съ тѣмъ свирѣпымъ гнѣвомъ, который физіономія его часто выражала безъ всякаго намѣренія быть свирѣпымъ съ его стороны. Онъ былъ раздосадованъ, по не свирѣпо расположенъ къ Вайолетъ. Глядя па нее, однако онъ казался очень свирѣпъ.

— Что же вы желаете, чтобы я дѣлалъ? спросилъ онъ.

— Я желала бы, чтобъ вы выбрали какое-нибудь занятіе, Освальдъ.

— Какое занятіе? Что вы хотите сказать? Ужъ не долженъ ли я сдѣлаться башмачникомъ?

— Не по моему желанію, по сдѣлайтесь, если вы хотите.

Когда ея женихъ нахмурился на нее, Вайолетъ рѣшилась — твердо рѣшилась — съ внутреннимъ сознаніемъ своихъ правъ — что онъ ее не испугаетъ.

— Вы говорите вздоръ, Вайолетъ; вы знаете, что я не могу быть башмачникомъ.

— Вы можете поступить въ парламентъ.

— Не могу и не хочу. Мнѣ ненравится эта жизнь.

— Вы можете заняться земледѣліемъ.

— У меня нѣтъ па это средствъ.

— Вы можете же заняться чѣмъ-нибудь, вы должны. Вы сами это знаете. Вы знаете, что отецъ вашъ правъ.

— Это легко увѣрять, Вайолетъ, но мнѣ кажется, было бы лучше, чтобы вы брали сторону мою, чѣмъ моего отца, если вы намѣрены быть моею женою.

— Вы знаете, что я намѣрена быть вашей женой; по вѣдь вы желали бы, чтобъ я уважала моего мужа!

— А развѣ вы не будете меня уважать, если выйдете за меня? спросилъ онъ.

Тутъ Вайолетъ взглянула ему въ лицо и увидала, что онъ нахмурился мрачнѣе прежняго. Шрамъ на лбу его сдѣлался глубже и безобразнѣе прежняго, глаза сверкнули гнѣвомъ, а лицо вспыхнуло свирѣпымъ бѣшенствомъ. Если онъ былъ такой, когда она была только помолвлена съ нимъ, какимъ же будетъ онъ, когда они сдѣлаются мужемъ и женою? Какъ бы то ни было, она не будетъ его бояться — ни капельки.

— Нѣтъ, Освальдъ, сказала она: — если вы рѣшитесь быть лѣнивымъ, я не стану васъ уважать. Гораздо лучше сказать вамъ правду.

— Гораздо лучше, сказалъ онъ.

— Какъ могу я уважать человѣка, жизнь котораго будетъ… будетъ…

— Чѣмъ? спросилъ онъ съ громкимъ крикомъ.

— Освальдъ, вы очень грубы со мной.

— Скажите, чѣмъ же будетъ моя жизнь?

Тутъ она опять рѣшила, что не будетъ его бояться

— Будетъ безславна, сказала она.

— Я васъ не обезславлю, возразилъ онъ. — Я не навлеку безславія на женщину, которую я такъ любилъ. Вайолетъ, послѣ того, что вы сказали, намъ лучше разстаться.

Она была горда, рѣшительна, и они разстались. Хотя сердце ея разрывалось, она велѣла ему уйти. Послѣ она возненавидѣла себя за свою строгость къ нему, но все-таки она не хотѣла взять назадъ сказанныхъ словъ. Она думала, что онъ неправъ, и думая это, считала своей обязанностью и своимъ преимуществомъ сказать ему, что она думаетъ. Но она не желала его лишиться; — не желала не быть его женой, даже еслибы онъ былъ такъ лѣнивъ какъ вѣтеръ. Она была такъ создана, что никогда бы не позволила ни ему, ни какому другому мужчинѣ сдѣлаться властелиномъ ея сердца — до-тѣхъ-поръ, пока сама не вознамѣрилась твердо отдать свое сердце. Любовь не побѣдила ее, но была ею порабощена. А все-таки она не могла теперь освободиться отъ рабы своей, когда увидала, что ея услуги не годятся для нея. Она разсталась съ лордомъ Чильтерномъ добровольно, рѣшительно и съ большимъ достоинствомъ въ наружности своей, но какъ только она осталась одна, ею овладѣли угрызенія. Она объявила человѣку, который долженъ былъ сдѣлаться ея мужемъ, что жизнь его безславна — а разумѣется никакой мужчина не захочетъ перенести такихъ словъ. Еслибъ лордъ Чильтернъ это перенесъ, онъ не былъ бы достоинъ ея любви.

Она сама сказала лэди Лорѣ и лорду Брентфорду о томъ, что случилось — сказала также лэди Бальдокъ. Разумѣется, лэди Бальдокъ торжествовала — а Вайолетъ старалась ей отмстить, поклявшись, что она вѣчно будетъ сожалѣть о потерѣ такого неоцѣненнаго человѣка.

— Такъ зачѣмъ же ты ему отказала, душечка? сказала лэди Бальдокъ.

— Я нашла, что онъ слишкомъ для меня хорошъ, отвѣчала Вайолетъ.

Можно сомнѣваться, не была ли права лэди Бальдокъ, когда увѣряла, что ея племянница такъ терзала ее, что ни одна тетка на свѣтѣ не имѣла такихъ хлопотъ.

Лордъ Брентфордъ шумѣлъ и горячился, и конечно еще хуже испортилъ все дѣло. Онъ поссорился съ сыномъ, потомъ помирился, потомъ поссорился опять — клянясь, что всю вину слѣдуетъ приписать упрямству и характеру Чильтерна. Послѣднее время однако по стараніямъ лэди Лоры лордъ Брентфордъ и его сынъ опять примирились и графъ старался не говорить непріятныхъ словъ и не подавать недовольнаго вида въ присутствіи сына.

— Они помирятся, говорила лэди Лора: — если мы не будемъ стараться ихъ примирить. А если мы будемъ стараться, они не помирятся никогда.

Графъ былъ убѣжденъ и старался какъ могъ. Но это было очень трудно для него. Какъ онъ могъ молчать, когда сынъ его говорилъ ежедневно такія вещи, которыя всякій отецъ — всякій такой отецъ какъ лордъ Брентфордъ — не могъ одобрять? Лордъ Чильтернъ выражалъ недовѣріе даже къ мудрости палаты лордовъ, а одинъ разъ увѣрялъ, что для всякаго перваго министра было бы очень удобно имѣть трехъ или четырехъ старухъ въ совѣтѣ министровъ. Отецъ услыхавъ это, старался нѣжно выговаривать сыну, усиливался даже шутить. Единственнымъ желаніемъ его сердца было имѣть своей невѣсткой Вайолетъ Эффингамъ. Но даже при этомъ желаніи онъ находилъ очень труднымъ удерживать свой языкъ при лордѣ Чильтернѣ.

Когда лэди Лора разсуждала объ этомъ съ Вайолетъ, та всегда утверждала, что надежды нѣтъ.

— Дѣло въ томъ, сказала она на другой день послѣ того, какъ онѣ обѣ были у мистриссъ Грешэмъ: — что хотя мы нравимся другъ другу — любимъ другъ друга, если вы хотите — мы не годимся быть мужемъ и женой.

— Почему же?

— Мы слиткомъ сходны. Мы оба слишкомъ вспыльчивы, слишкомъ упрямы и слишкомъ повелительны.

— Вы, какъ женщина, должны уступить, сказала лэди Лора.

— Но мы не всегда дѣлаемъ то, что мы должны.

— Я знаю, какъ мнѣ трудно совѣтовать, такъ какъ я довела себя до такого положенія.

— Не говорите этого, душа моя — или лучше говорите, потому что мы объ довели себя до того, что вы называете положеніемъ — до такого положенія, что намъ пожалуй придется жить вмѣстѣ и разсуждать объ этомъ всю остальную нашу жизнь. Разница состоитъ въ томъ, что вамъ не въ чемъ обвинять себя, а я обвинять себя должна.

— Я не могу сказать, чтобы мнѣ не въ чемъ было обвинить себя, сказала лэди Лора: — я не знаю, сдѣлала ли я большой вредъ мистеру Кеннеди послѣ того, какъ вышла за него, но я сдѣлала ему страшный вредъ, согласившись за него выйти.

— И онъ за себя отмстилъ.

— Мы не будемъ говорить о мщеніи. Я думаю, что онъ несчастенъ, и знаю, что несчастна я — а это происходитъ отъ того вреда, который сдѣлала я.

— Я не хочу сдѣлать несчастнымъ никого, сказала Вайолетъ.

— Вы хотите этимъ сказать, что вы рѣшились не выходить за Освальда.

— Я хочу сказать это и многое другое. Я говорю, что не хочу сдѣлать несчастнымъ никого. Вашъ братъ не единственный человѣкъ, который такъ слабъ, что хочетъ рѣшиться на рискъ.

— Хочетъ и лордъ Фаунъ.

— Да, лордъ Фаунъ. Можетъ быть, ему я не сдѣлала бы большого вреда, но не сдѣлала бы и пользы.

— И бѣдный Финіасъ Финнъ.

— Да — мистеръ Финнъ. Я вотъ что скажу вамъ, Лора. Единственный человѣкъ, котораго я считала одно мгновеніе возможнымъ полюбить какъ моего мужа — кромѣ вашего брата — былъ мистеръ Финнъ.

— А теперь?

— О! — теперь разумѣется это прошло.

— Прошло?

— Совершенно. Вѣдь онъ женится на мадамъ Гёслеръ? Я думаю, что все рѣшено уже теперь. Я надѣюсь, что она будетъ къ нему добра, любезна, позволитъ ему поступать по-своему и будетъ поить его чаемъ, когда онъ придетъ усталый изъ парламента, потому что, признаюсь, мое сердце все еще немножко нѣжно къ Финіасу. Мнѣ было бы непріятно думать, что онъ попалъ въ руки какой-нибудь злой вѣдьмы.

— Я не думаю, чтобы онъ женился на мадамъ Гёслеръ.

— Почему же?

— Право не умѣю вамъ сказать — но не думаю. Итакъ вы любили его прежде, Вайолетъ?

— Не совсѣмъ, душа моя. Для меня трудно полюбить. А почти всѣмъ дѣвушкамъ, какъ мнѣ кажется, трудно не любить. Мистеръ Финнъ, когда я мѣрила его въ умѣ, былъ не малъ, но и не довольно великъ. Я воображала себя сержантомъ, набирающимъ рекрутовъ по мѣркѣ. У мистера Финна не хватало роста на полдюйма. У него чего-то недостаетъ въ индивидуальности. Онъ слишкомъ друженъ со всѣми.

— Сказать вамъ секретъ, Вайолетъ?

— Пожалуйста, душа моя; хотя мнѣ кажется, я знаю уже этотъ секретъ.

— Это единственный человѣкъ, котораго я любила, сказала лэди Лора.

— Но вы полюбили его слишкомъ поздно, замѣтила Вайолетъ.

— Было слишкомъ поздно, когда я увѣрилась въ этомъ настолько, чтобы желать, чтобъ я никогда не видала мистера Кеннеди чувствовала приближеніе этой любви и разсудила сама съ собой, что такой бракъ былъ бы дуренъ для насъ обоихъ. Въ то время были непріятности у насъ въ семействѣ и у меня не было ни шиллинга.

— Вы заплатили долги Освальда.

Словомъ, у меня не было ничего — и у него также. Какъ могла я осмѣлиться подумать о такомъ замужетвѣ?

А онъ думалъ объ этомъ, Лора?

— Кажется.

— Вы это знаете навѣрно. Вы говорили мнѣ прежде.

— Ну, да. Онъ думалъ. Я пришла къ сумасбродному, полусентиметальному намѣренію вступить съ нимъ въ дружбу, думая, что мы съ нимъ будемъ связаны братскою любовью, въ которой не будетъ ничего оскорбительнаго для моего мужа, и для этого онъ былъ приглашенъ въ Лофлинтеръ, когда я поѣхала туда, принявъ предложеніе Роберта. Онъ пріѣхалъ, и я также мѣрила его какъ вы, и нашла, что онъ какъ-разъ подходитъ къ моей мѣркѣ. Мнѣ кажется, я знала его лучше нежели вы.

— Очень можетъ быть, но зачѣмъ было его мѣрить, когда это было безполезно?

— Развѣ можно удержать себя? Онъ пришелъ ко мнѣ однажды, когда я сидѣла у Линтера. Вы помните то мѣсто, гдѣ первый водопадъ?

— Помню очень хорошо.

— И я также. Робертъ показалъ мнѣ его какъ самое красивое мѣсто во всей Шотландіи.

— И тамъ этотъ нашъ обожатель пропѣлъ вамъ свою пѣсню?

— Я не знаю, что онъ говорилъ мнѣ тогда, но знаю, что я сказала ему о моей помолвкѣ, и чувствовала, когда я сказала ему это, что моя помолвка горе для меня. И она была горемъ съ того дня до-сихъ-поръ.

— А герой, Финіасъ — все еще дорогъ вамъ?

— Дорогъ мнѣ?

Да. Вы возненавидѣли бы меня, еслибъ онъ сдѣлался моимъ мужемъ, и вы возненавидите мадамъ Гёслеръ, когда она сдѣлается его женою.

— Вовсе нѣтъ. Я не собака на сѣнѣ. Я зашла даже такъ далеко, что иногда желала, чтобы вы вышли за него.

— А почему?

— Потому что онъ такъ искренно этого желалъ.

— Трудно простить мужчинѣ такія быстрыя перемѣны, сказала Вайолетъ.

— Какъ же мнѣ было не простить — когда я отвернулась отъ него съ рѣшительнымъ намѣреніемъ съ той минуты, когда увидала, что онъ положилъ знакъ на мое сердце? Я не могла стереть этотъ знакъ, а между тѣмъ вышла замужъ. Неужели онъ не долженъ былъ стараться стереть свой знакъ?

— Мнѣ кажется, что онъ стеръ его очень скоро и послѣ того стеръ еще другой знакъ. Неизвѣстно, сколько еще знаковъ стеръ онъ. Это похоже на запись трактирщика, которую онъ дѣлаетъ мѣломъ. Сырая скатерть сотретъ все и ничего не останется.

— Чего же вы хотѣли?

— Должна быть маленькая зарубка па палкѣ — для памяти, сказала Вайолетъ. — Я не жалуюсь, я жаловаться не могу, такъ какъ я сама не сдѣлала никакой зарубки.

— Вы глупы, Вайолетъ.

— Оттого что я не позволила сдѣлать изъ себя зарубку этому великому рыцарю.

— Такой человѣкъ, какъ мистеръ Финнъ, долженъ думать о своей жизни — пользоваться ею, раздѣлять ее между трудомъ, удовольствіемъ, обязанностью, честолюбіемъ, какъ только онъ сумѣетъ. Если сердце его нѣжно, то любовь должна занимать часть во всѣхъ этихъ интересахъ. Но глупъ тотъ мужчина, который позволитъ любви преодолѣть все. Даже въ женщинѣ подобная страсть признакъ слабости, а не силы.

— Когда такъ, Лора, стало быть вы слабы.

— А если я слаба, развѣ это осуждаетъ его? Если я справедливо сужу о немъ, это такой человѣкъ, который былъ бы постояненъ какъ солнце, когда постоянство можетъ быть полезно.

— Вы хотите сказать, что будущая мистриссъ Финнъ не подвергается опасности?

Именно это хочу я сказать; — и если вы или я захотѣли бы принять его имя, мы могли бы быть въ совершенной безопасности. Но намъ заблагоразсудилось отъ этого отказаться.

— И кому еще, желала бы я знать?

— Вы несправедливы и жестоки, Вайолетъ; такъ несправедливы и жестоки, что для меня ясно, что онъ только удовлетворилъ вашему тщеславію и не тронулъ вашего сердца. Что же по вашему мнѣнію долженъ онъ сдѣлать, когда я сказала ему, что я помолвлена?

— Я полагаю, что мистеръ Кеннеди не поѣхалъ бы съ нимъ въ Бланкенбергъ.

— Вайолетъ!

— Мнѣ кажется, это самое приличное. Но даже и это не рѣшаетъ дѣла окончательно — неправдали?

Тутъ кто-то вошелъ и разговоръ прекратился.