Финиас Финн, Ирландский член парламента

Глава LIV. Утѣшеніе

На другой день послѣ обѣда мадамъ Гёслеръ, Финіасъ, хотя пришелъ рано въ свой департаментъ, не могъ много работать, все чувствуя, что спина его разбита. На слѣдующій день онъ чувствовалъ себя нѣсколько лучше. Онъ получилъ утромъ записку лорда Кэнтрипа, что они оба должны быть вечеромъ у перваго министра, чтобы рѣшить вопросъ о желѣзной дорогѣ къ Скалистымъ горамъ, такъ что Финіасъ принужденъ былъ работать. У Грешэма онъ предоставилъ лорду Кэнтрипу объяснять все, а самъ говорилъ только изрѣдка нѣсколько словъ. Но онъ сознавалъ, что во время этого свиданія онъ держалъ себя какъ слѣдуетъ.

— Это первый порядочный ирландецъ, какого мнѣ случилось видѣть, сказалъ послѣ Грешэмъ своему сослуживцу.

— Другой ирландецъ былъ просто ужасный человѣкъ, сказалъ лордъ Кэнтрипъ, качая головой.

На четвертый день послѣ полученія печальнаго извѣстія Финіасъ опять пошелъ въ коттэджъ въ Парковомъ переулкѣ. И для того, чтобы не обмануться въ своемъ желаніи найти сочувствіе, онъ написалъ къ мадамъ Гёслеръ, спрашивая, будетъ ли она дома.

«Я буду дома отъ пяти до шести и одна. — М. М. Г.»

Это былъ отвѣтъ отъ Маріи Максъ Гёслеръ и, разумѣется, Финіасъ былъ въ коттэджѣ тотчасъ послѣ пяти. Не удивительно я думаю, что человѣкъ, желающій сочувствія въ такомъ огорченіи, какое случилось теперь съ Финіасомъ Финномъ, искалъ его отъ женщины. Женщины сочувствуютъ болѣе мужчинамъ, чѣмъ мужчины женщинамъ.

— Какъ я рада видѣть васъ! сказала мадамъ Максъ.

— Вы очень добры, что позволили мнѣ прійти.

— Нѣтъ, это вы добры, что полагаетесь на меня. Но я была увѣрена, что вы придете ко мнѣ послѣ того, что случилось намедни. Я видѣла, что вы огорчены, и сама огорчилась.

— Я такъ себя одурачилъ!

— Совсѣмъ нѣтъ. Я нашла, что вы поступили какъ слѣдуетъ, отвѣтивъ правду на вопросы. Если это не секретъ, то лучше говорить прямо. Вы скорѣе преодолѣете это такимъ образомъ. Сама я никогда не видала этого молодого лорда.

— О! въ немъ нѣтъ ничего дурного. Половина того что говорилъ лордъ Фаунъ, преувеличена, а другая половина не такъ растолкована.

— Здѣсь такъ много значитъ быть лордомъ, сказала мадамъ Гёслеръ.

Финіасъ подумалъ съ минуту, прежде чѣмъ отвѣтилъ. Всѣ Стэндиши были къ нему добры и Вайолетъ Эффингамъ также очень добра. Никто изъ нихъ не былъ виноватъ въ томъ, что онъ теперь былъ несчастенъ и съ разбитой спиной. Онъ много расмышлялъ объ этомъ и рѣшилъ, что не будетъ дурно думать о нихъ.

— Я не думаю, чтобы это имѣло какое-нибудь вліяніе, сказалъ онъ.

— Это всегда имѣетъ, другъ мой — всегда. Я не знаю вашу Вайолетъ Эффингамъ.

— Она не моя.

— Я ее не знаю. Я встрѣчалась съ нею и не особенно восхищалась ею. Но вкусы мужчинъ и женщинъ о красотѣ никогда не сходятся. Но я знаю, что она всегда живетъ съ лордами и графинями. Дѣвушка, которая всегда живетъ съ графинями, не можетъ рѣшиться сдѣлаться просто мистриссъ.

— Она могла выбирать между многими. Это сдѣлалъ не титулъ. Она не вышла бы за Чильтерна, еслибъ не… Но какая польза говорить объ этомъ?

— Они давно знаютъ другъ друга?

— О, да! съ дѣтства. И графъ очень этого желалъ.

— А! Стало быть это устроилъ онъ?

— Нѣтъ. Никто не могъ устроить ничего для Чильтерна и для миссъ Эффингамъ. Они сами это устроили.

— Вы дѣлали ей предложеніе?

— Да, два раза. А ему она отказывала болѣе двухъ разъ. Мнѣ не въ чемъ обвинять ее, но все-таки я думалъ… я думалъ…

— Стало быть, она кокетка?

— Нѣтъ, я этого не могу сказать о ней; она не кокетка. Но мнѣ кажется, она какъ будто сама не понимала своихъ мыслей. Но какая польза говорить объ этомъ, мадамъ Гёслеръ?

— Иногда лучше высказаться, нежели оставлять горесть для себя одного.

— Это такъ — но на свѣтѣ нѣтъ никого, кому я могъ бы высказаться, кромѣ васъ. Не странно ли это? У меня есть сестры, но онѣ никогда не слыхали о миссъ Эффингамъ и будутъ совершенно равнодушны къ этому.

— Можетъ быть, у нихъ есть свои любимицы.

— Это все-равно. А мой лучшій другъ въ Лондонѣ сестра лорда Чильтерна.

— Она знала о вашей привязанности?

— О, да!

— И сказала вамъ о помолвкѣ миссъ Эффингамъ? Она этому рада?

— Она всегда желала этого брака, а между тѣмъ я думаю, она была бы довольна, еслибъ устроилось иначе. Но разумѣется сердце ея говоритъ за брата. Мнѣ не слѣдовало трудиться ѣздить въ Бланкенбергъ.

— Можетъ быть, это было къ лучшему. Всѣ говорятъ, что вы держали себя такъ хорошо.

— Я не могъ не ѣхать.

— А что, еслибъ вы застрѣлили его?

— Тогда былъ бы всему конецъ. Она никогда не захотѣла бы увидѣться со мною послѣ этого. Право я самъ застрѣлился бы потомъ, такъ какъ мнѣ ничего больше не оставалось бы дѣлать.

— Вы англичане такіе странные! Ахъ, мистеръ Финнъ! на свѣтѣ есть другія женщины красивѣе миссъ Эффингамъ. Нѣтъ — разумѣется, вы теперь съ этимъ не согласитесь. Именно въ эту минуту и мѣсяца черезъ два она будетъ несравненна, а вы самый несчастный человѣкъ на свѣтѣ. Но я не знаю ни одного молодого человѣка, которому такъ улыбалась бы судьба. Легко быть лордомъ, когда вашъ отецъ былъ лордомъ прежде васъ — легко жениться на хорошенькой дѣвушкѣ, если вы можете сдѣлать ее графиней. Но сдѣлаться лордомъ, или ничѣмъ не хуже лорда, когда ничего не было приготовлено для васъ при рожденіи — вотъ что я называю очень многимъ. Есть женщины, и хорошенькія, мистеръ Финнъ, которыя понимаютъ это и думаютъ, что человѣкъ все-таки важнѣе лорда.

Тутъ мадамъ Гёслеръ запѣла одну извѣстную шотландскую пѣсню, приличествовавшую обстоятельствамъ.

— Я не зналъ, что вы поете, мадамъ Гёслеръ.

— Иногда, при особенныхъ обстоятельствахъ, я очень люблю шотландскія пѣсни. А вы думайте о вашей политикѣ, о вашихъ рѣчахъ, о вашей колоніи, а не о вашей любви. Никакой лордъ Чильтернъ не можетъ лишить васъ успѣха въ этомъ. А если вамъ опять сгрустнется, приходите ко мнѣ и я спою вамъ шотландскую пѣсенку. Послушайте, въ слѣдующій разъ какъ приглашу васъ обѣдать, я обѣщаю, что мистриссъ Бонтинъ не будетъ у меня. Прощайте.

Она подала ему руку, которая была очень мягка, и онъ утѣшился.

Мадамъ Гёслеръ, оставшись одна, бросилась на кресло и начала думать. В эти дни она часто спрашивала себя, въ чемъ состояли ея честолюбіе и цѣль ея жизни. Въ эту минуту она держала записку герцога Омніума. Герцогъ сказалъ что то объ ея карточкѣ, что дало ей право написать къ нему, и герцогъ ей отвѣчалъ.

«Онъ не пропуститъ случая, писалъ онъ, быть у нея лично.» Имѣть герцога Омніума въ своемъ домѣ било большимъ успѣхомъ, но къ чему поведетъ этотъ успѣхъ? Какая у ней опредѣленная цѣль — и имѣетъ ли она цѣль? Въ какомъ отношеніи можетъ она сдѣлать себя счастливою? Она не могла сказать, чтобы была теперь счастлива. Часы казались ей слишкомъ длинны, а дни слишкомъ многочисленны.

Герцогъ Омніумъ пріѣдетъ къ ней, и она рѣшила, что если герцогъ пріѣдетъ, она нисколько не будетъ его бояться. Боже великій! какъ она будетъ чувствовать, если свѣтъ поздравитъ ее въ одно прекрасное утро какъ герцогиню Омніумъ! Потомъ она рѣшила одно: если герцогъ дастъ ей случай, она скоро покажетъ ему, до чего простирается ея честолюбіе.