Финиас Финн, Ирландский член парламента

Глава XXXVII. Бурная встрѣча

Когда Финіасъ проснулся, два предмета заняли его мысли — его вчерашній успѣхъ и предстоящее свиданіе съ лордомъ Чилътерномъ. Онъ оставался дома все утро, зная, что ничто не можетъ быть сдѣлано до того часа, который лордъ Чильтернъ назначилъ для своего посѣщенія. Онъ прочелъ всѣ пренія, потопъ написалъ къ отцу, начавъ свое письмо такимъ образомъ, какъ будто оно нисколько не относилось къ его вчерашнимъ дѣламъ. Но потомъ прибавлялъ:

«Я посылаю къ вамъ «Таймсъ», чтобы вы могли видѣть, что и я также помогаю печь пирогъ. До сихъ-поръ я не выставлялъ себя впередъ въ палатѣ, отчасти изъ опасенія, за которое я презираю самаго себя, а отчасти отъ благоразумія, что человѣкъ моихъ лѣтъ не долженъ торопиться собирать лавры. Это буквально справедливо. Ныло и опасеніе, было и благоразуміе. Я удивляюсь какъ я не заслужилъ болѣе презрѣнія отъ другихъ за мою трусость. Люди такъ были добры ко мнѣ, что я долженъ предполагать, что они были снисходительнѣе нежели я самъ о себѣ судилъ.»

Потомъ онъ отложилъ письмо и опять посмотрѣлъ на свою рѣчь, и разумѣется прочелъ каждое слово. Ему пришло въ голову, что стенографы были къ нему болѣе чѣмъ вѣжливы. Рѣчь того, кто говорилъ послѣ него, по его мнѣнію, была такъ же длинна, какъ его, но этому оратору посвятили только полстолбца. Ему же дали десять строчекъ крупнаго шрифта, а потомъ цѣлыхъ полтора столбца. Пусть лордъ Чильтернъ приходитъ и ссорится съ нимъ.

Безъ двадцати минутъ въ часъ, когда онъ началъ думать, какъ лучше отвѣчать полусумасшедшему лорду, если этотъ лордъ будетъ въ своемъ гнѣвѣ очень сумасшествовать, къ нему принесли записку. Онъ тотчасъ узналъ, что она отъ лэди Лоры, и торопливо распечаталъ ее. Она заключалась въ слѣдующемъ:

«Любезный мистеръ Финнъ,

«Мы говоримъ о вашей рѣчи. Отецъ мой былъ въ галереѣ и слышалъ ее — и говоритъ, что онъ долженъ благодарить меня за то, что я васъ рекомендовала депутатомъ отъ Луфтона. Это очень меня обрадовало. Мистеръ Кеннеди увѣряетъ, что вы говорили краснорѣчиво, но очень коротко. Съ его стороны это дѣйствительно похвала. Я видѣла Баррингтона, который гордился, что вы его политическое дитя. Вайолетъ говоритъ, что это единственная рѣчь, которую она читала. Я была тамъ я въ восторгѣ. Я была увѣрена, что вы на это способны.

«ВАША J.K.»

«Я полагаю, мы васъ увидимъ послѣ парламента, но я пишу это потому, что едвали буду имѣть случай говорить съ вами тогда. Я буду на Портсмэнскомъ сквэрѣ, а не дома, отъ шести до семи.»

Та минута, въ которую Финіасъ складывалъ эту записку я клалъ ее въ карманъ, была, мнѣ кажется, самою счастливою въ его жизни. Потомъ, прежде чѣмъ онъ отдернулъ руку отъ кармана, онъ подумалъ, что вѣроятно то, что должно сейчасъ произойти между нимъ и лордомъ Чильтерномъ, послужитъ средствомъ разлучить его съ лэди Лорой и съ ея родными. Можетъ быть онъ даже будетъ долженъ оставить мѣсто въ парламентѣ, которое было дано ему особенной милостью лорда Брентфорда. Пусть будетъ такъ. Для него было ясно одно, онъ не броситъ Вайолетъ Эффингамъ, пока сама Вайолетъ ее скажетъ ему это въ прямыхъ выраженіяхъ. Посмотрѣвъ на часы, онъ увидалъ, что ровно часъ, и въ эту минуту доложили о лордѣ Чильтернѣ.

Финіасъ тотчасъ съ протянутой рукою пошелъ на встрѣчу своему гостю.

— Чильтернъ, сказалъ онъ: — я очень радъ васъ видѣть.

Но лордъ Чильтернъ не взялъ его руки. Перейдя къ столу, все съ шляпою на головѣ и мрачно нахмуривъ лобъ, молодой лордъ стоялъ нѣсколько минутъ совершенно молча. Потомъ онъ швырнулъ письмо черезъ столъ къ тому мѣсту, у котораго стоялъ Финіасъ. Финіасъ, взявъ письмо, примѣтилъ, что оно было то самое, которое онъ, съ великой попыткой поступить добросовѣстно, написалъ ему въ луфтонской гостинницѣ.

— Это мое письмо въ вамъ, сказалъ онъ.

— Да, это ваше письмо ко мнѣ; я получилъ его довольно странно вмѣстѣ съ вашею запискою въ гостинницѣ Мореджи — въ понедѣльникъ утромъ. Оно обошло вокругъ свѣта, я полагаю, и дошло до меня только теперь. Вы должны взять его назадъ.

— Взять назадъ?

— Да, сэръ, взять назадъ. Насколько я могъ узнать, не дѣлая вопросовъ, которые могли бы компрометировать меня или эту дѣвицу, вы не поступили такъ, какъ написали въ этомъ письмѣ. Вы еще не сдѣлали того, чѣмъ угрожали мнѣ. Въ этомъ вы поступили очень благоразумно, и въ томъ, чтобы вы взяли назадъ ваше письмо, не можетъ быть никакихъ затрудненій.

— Я конечно не возьму его назадъ, лордъ Чильтернъ.

— Вы помните… то, что я говорилъ вамъ о себѣ и о миссъ Эффингамъ?

Этотъ вопросъ былъ сдѣланъ очень медленно, съ разстановкой между словами, и лордъ Чильтернъ прямо смотрѣлъ въ лицо своего соперника, къ которому постепенно подходилъ ближе. Его физіономія при этомъ вовсе не была пріятна. Красный цвѣтъ его лица былъ краснѣе обыкновеннаго; онъ еще не снималъ шляпы, какъ бы съ изученной дерзостью; правая рука его была сжата, а въ глазахъ было то сердитое выраженіе, которое ни одинъ человѣкъ не любитъ видѣть въ глазахъ своего противника. Финіасъ боялся не насилія, но онъ боялся буйства. Сражаться черезъ стулья и столы съ своимъ бывшимъ другомъ и настоящимъ врагомъ въ квартирѣ мистриссъ Бёнсъ было бы для него чрезвычайно непріятно. Если дойдетъ дѣло до ударовъ, онъ также долженъ будетъ ихъ наносить, а ему было непріятно было ударить брата лэди Лоры, сына лорда Брентфорда, друга Вайолетъ Эффингамъ. Однако, если окажется необходимо, онъ его ударитъ.

— Кажется, я помню то, о чемъ вы говорите, отвѣчалъ Финіасъ. — Мнѣ кажется, вы увѣряли, что поссоритесь со всякимъ, кто осмѣлится посвататься за миссъ Эффингамъ. Объ этомъ вы говорите?

— Объ этомъ, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Я помню очень хорошо то, что вы говорили. Если только это должно остановить меня сдѣлать предложеніе миссъ Эффингамъ, вы не можете думать, что это можетъ имѣть какой-нибудь вѣсъ. Эта угроза не можетъ имѣть никакого вѣса.

Это было сказано не какъ угроза, сэръ, я вы это знаете такъ же хорошо, какъ и я. Это было сказано отъ друга другу, какъ я думалъ тогда, но тѣмъ не менѣе это справедливо. Желалъ бы я знать, что вы думаете о вѣрности и добросовѣстности, когда воспользовались моимъ отсутствіемъ — вы, когда я вамъ говорилъ тысячу разъ, что я люблю ее больше собственной души! Вы стоите въ свѣтѣ какъ человѣкѣ блистательно начинающій, а я стою передъ свѣтомъ какъ человѣкъ — отверженный. Васѣ выбралъ Мой отецъ представителемъ нашего фамильнаго мѣстечка, между тѣмъ какъ я изгнанъ изъ его дома. Ваши друзья министры, между тѣмъ какъ у меня не осталось на свѣтѣ ни одного приличнаго знакомаго. Но я могу сказать о Себѣ, что я не сдѣлалъ ничего недостойнаго джентльмэна, между тѣмъ какъ то, что вы дѣлаете, ее достойно самого низкаго человѣка.

— Я не сдѣлалъ ничего недостойнаго, сказалъ Финіасъ: — я написалъ вамъ тотчасъ, какъ только рѣшился, хотя для меня было тягостно сказать такую тайну кому бы то ни было.

— Вы написали! Да, когда я былъ въ отсутствіи цѣлые недѣли и мѣсяцы. Но я пришелъ сюда не браниться, какъ старая баба. Я получилъ ваше письмо только въ понедѣльникъ и нечего не зналъ. Будетъ миссъ Эффингамъ… вашею женою?

Лордъ Чильтернъ теперь подошелъ совсѣмъ близко къ Финіасу и Финіасъ чувствовалъ, что сжатый кулакъ въ полминуты можетъ ударить его въ лицо. Миссъ Эффингамъ, разумѣется, не давала ему слова, но ему казалось, что если онъ скажетъ это теперь, то это увѣреніе можетъ показаться какъ бы вынужденное страхомъ.

— Я спрашиваю васъ, продолжалъ лордъ Чильтернъ: — въ какомѣ положеніи вы находитесь теперь относительно миссъ Эффингамъ. Если вы не трусъ, вы должны сказать мнѣ.

— Скажу я вамъ или нѣтъ, вы знаете, что я не трусъ, возразилъ Финіасъ.

Это я испытаю, сказалъ лордъ Чильтернъ: — по я васъ попрошу отвѣчать на мой вопросъ.

Финіасъ помолчалъ съ минуту, думая, что добросовѣстность и мужество, соединенныя вмѣстѣ, требуютъ отъ него откровенности и онъ чувствовалъ, что къ этому онъ долженъ присоединить чувство долга относительно миссъ Эффингамъ. Лордъ Чильтернъ стоялъ передъ нимъ, свирѣпый, красный, все съ сжатымъ кулакомъ, все въ шляпѣ, ожидая его отвѣта.

— Повторите мнѣ вашъ вопросъ, сказалъ Финіасъ: — и я отвѣчу вамъ, если найду, что могу это сдѣлать не потерявъ къ себѣ уваженіе.

— Я спрашиваю васъ, въ какомъ положеніи находитесь вы относительно миссъ Эффингамъ. Помните, я вовсе въ этомъ не сомнѣваюсь, но хочу слышать отвѣтъ отъ васъ самихъ.

— Вы разумѣется будете помнить, что я могу только отвѣчать насколько знаю самъ.

— Отвѣчайте, насколько знаете сами.

— Я думаю, что она считаетъ меня короткимъ другомъ.

— Еслибъ вы сказали просто знакомымъ, мнѣ кажется, вы были бы ближе къ истинѣ. Но мы оставимъ это. Я полагаю, могу понять, что вы отказались отъ намѣренія измѣнить это положеніе.

— Вы не должны понимать ничего въ этомъ родѣ, лордъ Чильтернъ.

— Почему? — какую надежду имѣете вы?

— Это другое дѣло. Объ этомъ я говорить не стану — по-крайней-мѣрѣ вамъ.

— Когда такъ, сэръ…

Тутъ лордъ Чильтернъ сдѣлалъ шагъ и поднялъ руку, какъ будто хотѣлъ наложить ее какимъ-нибудь насильственнымъ образомъ на своего соперника.

— Остановитесь, Чильтернъ, сказалъ Финіасъ, отступая назадъ такъ чтобы его съ противникомъ раздѣляла мебель. — Я не желаю, чтобы здѣсь былъ шумъ.

— Что вы называете шумомъ, сэръ? Мнѣ кажется, вы просто трусъ. Я требую отъ васъ, чтобы вы дрались съ мною. Вы сдѣлаете это?

— Вы хотите со мною драться на дуэли?

— Да, драться, драться, драться!

Фниіасъ почувствовалъ въ эту минуту, что эта дуэль уничтожитъ всѣ его политическія надежды. Англичане мало дерутся на дуэляхъ въ настоящее время. Тѣ, которые рѣшаются на это, считаются дураками. А дуэль между нимъ и сыномъ лорда Брентфорда должна была, по его мнѣнію, разлучить его съ Вайолетъ съ лэди Лорой, съ лордомъ Брентфордомъ и съ его городкомъ. Но какъ онъ могъ отказаться?

— О чемъ вы думаете, сэръ, когда вамъ дѣлаютъ такое предложеніе? сказалъ свирѣпый и красный лордъ.

— Я думаю, достанетъ ли у меня мужества представать изъ себя осла.

— Вы говорите, что не желаете здѣсь пума. Это для того, чтобы ускользнуть.

— Вы придираетесь ко мнѣ для того, чтобы меня обидѣть, Чильтернъ.

— Нѣтъ, сэръ. Я просто хочу, чтобы вы не вмѣшивались въ то, на что я одинъ имѣю право, какъ вамъ давно извѣстно.

— Но вы не имѣете на это права.

— Когда такъ, вы должны драться со мною.

— Вамъ лучше прислать ко мнѣ какаго-нибудь вашего пріятеля, а я назначу своего, съ которымъ онъ увидятся.

— Разумѣется, я это сдѣлаю, если вы обѣщаете выйти со мною на дуэль. Мы можемъ быть въ Бельгіи черезъ два часа и воротиться еще скорѣе — то-есть, если кто-нибудь изъ насъ останется въ живыхъ.

— Я выберу пріятеля и разскажу ему все, и тогда будетъ такъ, какъ онъ мнѣ скажетъ.

— Да — какого-нибудь стараго дурака. Можетъ быть, мистера Кеннеди.

— Конечно, это будетъ не мистеръ Кеннеди. Вѣроятно, я попрошу Лоренса Фицджибона устроить мнѣ это дѣло.

— Можетъ быть, вы увидитесь съ нимъ сейчасъ, такъ что Кольпипперъ можетъ съ нимъ условиться сегодня. Позвольте мнѣ увѣрить васъ, мистеръ Финнъ, что дуэль между нами будетъ, каковы бы ни были понятія вашего пріятеля мистера Фицджибона объ этомъ.

Тутъ лордъ Чильтернъ хотѣлъ-было уйти, но воротился опять.

— И помните, сказалъ онъ: — я жалуюсь на то, что вы поступили вѣроломно со мною — отвратительно вѣроломно — а не на то, что вы влюбились въ эту дѣвицу.

Тутъ свирѣпый и красный лордъ отворилъ дверь и ушелъ.

Финіасъ, оставшись одинъ, пошелъ въ парламентъ, гдѣ было утреннее засѣданіе. Дорогой онъ долженъ былъ рѣшить одинъ важный вопросъ: справедливо ли было обвиненіе, что онъ поступилъ вѣроломно со своимъ. другомъ? Когда онъ думалъ объ этомъ въ Сольсби, поскакавъ туда, чтобы броситься къ ногамъ Вайолетъ, онъ увѣрялъ себя, что письмо, которое онъ написалъ къ лорду Чильтрну, можетъ даже назваться рыцарскимъ по своей добросовѣстности. Онъ увѣдомилъ лорда Чильтерна о своемъ намѣреніи въ то самое время, какъ это намѣреніе было принято, а потомъ говорилъ о лордѣ Чильтернѣ за глаза, какъ нѣжный другъ могъ говорить о другомъ. Еслибъ миссъ Эффингамъ выказала хоть малѣйшее намѣреніе принять предложеніе лорда Чильтерна, онъ сознался бы себѣ, что обстоятельства его положенія дѣлаютъ для него невозможнымъ сдѣлаться соперникомъ своего друга, Но неужели онъ долженъ отказаться навсегда получить то, чего онъ желалъ, потому что лордъ Чильтернъ также желалъ этого — тогда какъ онъ зналъ хорошо, что лордъ Чильтернъ не можетъ этого получить? Всего этого для него было достаточно въ Сольсби. Но теперь обвиненіе въ фальшивости, сдѣланное противъ него его другомъ, раздавалось въ ушахъ его и дѣлало его несчастнымъ. Конечно, это была правда, что лордъ Чильтернъ не отказался отъ своихъ надеждъ, что онъ говорилъ вѣроятно гораздо откровеннѣе Финіасу относительно этихъ надеждъ, чѣмъ какому бы то ни было другому человѣку на свѣтѣ. Если было справедливо, что онъ поступилъ фальшиво, тогда онъ долженъ исполнить всякое требованіе лорда Чильтерна — кромѣ добровольнаго отреченія отъ этой дѣвицы. Онъ долженъ драться, если этого потребуютъ, даже еслибъ эта дуэль была причиною его погибели.

Когда онъ пришелъ въ парламентъ, вчерашняя сцена вернулась къ нему и многіе подходили поздравлять его. Монкъ взялъ его за руку и сказалъ нѣсколько словъ. Мильдмэй кивнулъ ему головой, Грешэмъ привѣтствовалъ его, Плантадженетъ Паллизеръ прямо сказалъ ему, что онъ произнесъ хорошую рѣчь. Какъ все это было бы пріятно, еслибъ въ его сердцѣ не было воспоминанія объ его страшномъ затрудненіи — сознанія, что его принуждаютъ къ нелѣпости, которая положитъ конецъ всѣмъ этимъ пріятнымъ обстоятельствамъ! Для чего свѣтъ въ Англіи такъ строгъ противъ дуэли? Впрочемъ, когда онъ теперь обдумывалъ объ этомъ дѣлѣ, дуэль можетъ быть лучше всего разрѣшала затрудненіе. Если лордъ Чильтернъ его не застрѣлитъ, онъ можетъ продолжать ухаживать за миссъ Эффингамъ безъ всякой помѣхи съ этой стороны. А если его застрѣлятъ, какая въ этомъ бѣда кому-нибудь кромѣ него самого?

Лоренса Фицджибона не было въ парламентѣ, и Финіасъ отыскивалъ его въ клубахъ, въ которыхъ онъ бывалъ — оставивъ ему записку въ каждомъ, такъ какъ онъ его не нашелъ. Онъ оставилъ также записку ему въ его квартирѣ въ Герцогской улицѣ.

«Я долженъ видѣть васъ сегодня вечеромъ. Я буду обѣдать въ клубѣ Реформъ — пожалуйста приходите туда.»

Послѣ этого Финіасъ пошелъ на Портсмэнскій сквэръ по приглашенію лэди Лоры. Тамъ онъ увидалъ Вайолетъ Эффингамъ, встрѣтившись съ нею первый разъ послѣ того, какъ онъ разстался съ нею на парадной лѣстницѣ въ Сольсби. Разумѣется, онъ говорилъ съ нею и, разумѣется, она была любезна съ нимъ. Но ея любезность была только улыбка, а разговоръ только нѣсколько словъ. Въ комнатѣ были многіе, но не довольно для того, чтобы можно было разговаривать наединѣ — такъ какъ это бываетъ возможно на большомъ вечерѣ. Лордъ Брентфордъ былъ тамъ, и Бонтины, и Баррингтонь Ирль, и лэди Гленкора Паллизеръ, и лордъ Кэнтринъ съ молодою женой. Очевидно, это было собраніе либераловъ, полуобщественное, полуполитическое — такъ устроенное, что дамы могли чувствовать, что имъ позволено интересоваться политикой и даже имѣть на нее нѣкоторое вліяніе. Потомъ пришелъ и Паллизеръ. Финіасъ однако былъ болѣе всего пораженъ тѣмъ, что тутъ былъ Лоренсъ Фицджибонъ, а Кеннеди не было. Финіасъ былъ совершенно убѣжденъ, что еслибъ такое собраніе произошло до замужства лэди Лоры, то Кеннеди былъ бы тутъ.

— Я долженъ говорить съ вами, когда мы уйдемъ, шепнулъ Финіасъ на ухо Фицджибону. — Я оставилъ вамъ записки по всему городу.

— Ну, дуэль у васъ, я надѣюсь, сказалъ Фицджибонъ.

Какъ пріятно было это собраніе, или было бы пріятно, еслибъ Финіаса не преслѣдовалъ кошмаръ! Всѣ говорили такъ, какъ-будто совершенное согласіе и совершенное довѣріе царствовали между ними. Тутъ были все важныя лица — министры и прелестныя женщины — жены и дочери знатнѣйшихъ англійскихъ вельможъ. Финіасъ Финнъ, отбросивъ всякую мысль о Киллало, чувствовалъ себя однимъ изъ нихъ. Какъ могъ Ло говорить, что онъ поступилъ нехорошо?

На диванѣ возлѣ него, такъ что онъ могъ бы коснуться ноги ея своею, сидѣла Вайолетъ Эффингамъ, и когда онъ перевѣсился черезъ свой стулъ, разсуждая о биллѣ Мильдмэя съ этимъ закоренѣлымъ политикомъ лэди Гленкорою, Вайолетъ посмотрѣла на него и улыбнулась. О Боже! еслибъ лордъ Чильтернъ и онъ могли бросить жребій, кому изъ нихъ ѣхать въ Патагонію и остаться тамъ десять лѣтъ, и кому имѣть женою Вайолетъ Эффингамъ въ Лондонѣ!

— Пойдемте Финіасъ, если вы намѣрены уйти, сказалъ Лоренсъ Фицджибонъ.

Финіасъ разумѣется долженъ былъ уйти, хотя лэди Гленкора все еще говорила о радикализмѣ, а Вайолетъ Эффингамъ все невыразимо улыбалась.