Финиас Финн, Ирландский член парламента

Глава LXI. Еще дуэль

Въ это время герцогъ Омнiумъ и племянникъ его Паллизеръ должны были рѣшить между собой какія-то дѣда, и Паллизеръ пріѣхалъ къ дядѣ утромъ послѣ того дня, когда герцогъ такъ компрометировалъ себя своимъ предложеніемъ. Паллизеръ пріѣхалъ по условію съ Фотергиллемъ, повѣреннымъ въ дѣлахъ герцога, и надѣялся встрѣтить его тамъ. Но Фотергилля у герцога не было, и дядя сказалъ племяннику, что дѣло отложено. Тогда Паллизеръ спросилъ о причинѣ, не приписывая большой важности своему вопросу — а герцогъ послѣ минутной нерѣшимости отвѣчалъ, приписывая большую важность своему отвѣту:

— Дѣло въ томъ, Плантандженетъ, что я можетъ быть женюсь и тогда это дѣло надо будетъ устроить другимъ образомъ.

— Вы женитесь? спросилъ удивленный племянникъ.

— Нѣтъ, я не женюсь, но могу жениться. Послѣ того какъ я говорилъ объ этомъ дѣлѣ съ Фотергиллемъ, я передумалъ. Для тебя это не составитъ большой разницы. Ты гораздо богаче меня.

— Я думаю не о деньгахъ, герцогъ, сказалъ Плантадженетъ Паллизеръ.

— О чемъ же ты думаешь?

— Просто о томъ, что вы сказали мнѣ. Я вовсе не имѣю намѣренія вмѣшиваться.

— Надѣюсь, Плантадженетъ.

— Но я не могъ выслушать подобнаго извѣстія отъ васъ безъ нѣкотораго удивленія. Надѣюсь, все что вы сдѣлаете будетъ способствовать къ вашему счастью.

Вотъ все, что было между дядей и племянникомъ, и разумѣется, племянникъ передалъ своей женѣ, что сказалъ ему дядя.

— Онъ опять былъ у ней вчера, сказала лэди Гленкора: — больше часа. И цѣлое утро одѣвался прежде чѣмъ поѣхалъ Къ ней.

— Онъ не помолвленъ съ нею, а то онъ сказалъ бы мнѣ, замѣтилъ Плантадженетъ Паллизеръ.

— Я думаю, ко впрочемъ узнать нельзя. Теперь я сомнѣваюсь только въ одномъ — на кого дѣйствовать, на нее или на него.

— Я не вижу, чтобы ты могла сдѣлать пользу въ томъ или другомъ случаѣ.

— Ну, мы посмотримъ. Если эта женщина такова, какою я ее считаю, мнѣ кажется, я могу сдѣлать съ нею что-нибудь. Я никогда не считала ее дурной женщиной — никогда. Я подумаю объ этомъ.

Тутъ лэди Гленкора оставила своего мужа и не совѣтовалась съ нимъ послѣ какъ ей поступить. Онъ билъ занятъ парламентскими дѣлами, и лэди Гленкора думала, что ей лучше взять въ свои руки дѣло герцога и мадамъ Гёслеръ, не ожидая помощи отъ него.

«Какъ я была глупа, сказала она себѣ: «пригласивъ ее въ Мачингъ, когда тамъ былъ герцогъ!»

Мадамъ Гёслеръ, оставшись одна, почувствовала, что теперь опа должна рѣшиться. Она просила дать ей два дня. Промежуточный день былъ воскресенье, а въ понедѣльникъ она должна послать отвѣтъ. Во всякомъ случаѣ она могла не рѣшаться одинъ вечеръ — въ субботу — и играть, такъ сказать, герцогской короной, лежавшей на ея колѣняхъ. Она родилась дочерью провинціальнаго стряпчаго, а теперь на ней хочетъ жениться герцогъ — и герцогъ такой, который считался выше другихъ герцоговъ! По-крайней-мѣрѣ, ничто не могло лишить ее этого удовольствія. Какое намѣреніе ни приняла бы она въ концѣ концевъ, она собственными средствами дошла до такого успѣха, о которомъ воспоминаніе всегда будетъ доставлять ей сильное удовольствіе. Быть герцогиней Омніумъ значило много, но отказаться отъ возможности сдѣлаться герцогиней Омніумъ также значило что-нибудь. Во весь вечеръ, во всю ночь и на слѣдующее утро она играла герцогской короной. Въ два часа пришелъ къ ней Финіасъ. Именно въ это время Финіасъ часто бывалъ у нея — иногда съ новымъ намѣреніемъ совершенно забыть Вайолетъ Эффингамъ, а иногда вознамѣрившись продолжать свою осаду, какъ бы ничтожна ни была надежда на успѣхъ. Онъ теперь услыхалъ, что Вайолетъ и лордъ Чильтернъ дѣйствительно поссорились, и разумѣется желалъ, чтобы ему совѣтовали продолжать осаду. Когда онъ вошелъ и сказалъ слова два, которыя не имѣли никакого отношенія къ Вайолетъ Эффингамъ, мадамъ Гёслеръ тотчасъ овладѣло сильное желаніе не играть болѣе герцогской вороной. На свѣтѣ для нея било кое-что получше герцогской короны — еслибъ только она могла это получить. Но черезъ десять минутъ Финіасъ разсказалъ ей всю исторію о лордѣ Чильтернѣ, и какъ онъ видѣлъ Вайолетъ у лэди Бальдокъ — и какъ для него еще можетъ быть надежда. Что она посовѣтуетъ ему?

— Ступайте домой, мистеръ Финнъ, сказала она: — и напишите сонетъ къ ея бровямъ. Посмотрите, не произведетъ ли это дѣйствія.

— Это естественно, что вы насмѣхаетесь надо мной, но отъ васъ я этого не ожидалъ.

— Не сердитесь на меня; я хочу только сказать, что эти бездѣлицы, кажется, имѣютъ вліяніе на вашу Вайолетъ.

— Будто бы? Я этого не примѣчалъ.

— Еслибъ она любила лорда Чильтерна, она не поссорилась бы съ нимъ за нѣсколько словъ. Еслибъ она любила васъ, она не приняла бы предложеніе лорда Чильтерна. Если она не любитъ ни одного изъ васъ, она должна это сказать. Я теряю уваженіе въ ней.

— Не говорите этого, мадамъ Гёслеръ. Я уважаю ее столько же, сколько люблю.

Мадамъ Гёслеръ почти рѣшилась Припять герцогскую корону.

Позднѣе въ этотъ день, когда она еще колебалась, къ ней пріѣхала еще гостья. Она все колебалась, потому что передъ нею была еще цѣлая ночь. Сдѣлаться ей герцогиней Омніумъ или нѣтъ? Тѣмъ, чѣмъ она желала, она быть не могла — но сдѣлаться герцогиней Омніумъ было для нея возможно. Тогда она начала дѣлать себѣ различные вопросы. Приметъ ли ее королева въ ея новомъ званій? Какъ же королева можетъ отказать? Она не сдѣлала ничего дурного. На ея имени не было поношенія, на ея репутаціи пятна, хотя отецъ ея былъ провинціальный стряпчій, а первый мужъ жидовскій банкиръ. Она не нарушила ни божескихъ, ни человѣческихъ законовъ, такъ что она могла быть герцогиней не хуже всякой другой женщины. Она сидѣла и думала объ этомъ, почти сердясь на себя за то, что предлагаемое званіе внушало ей страхъ, когда ей доложили о лэди Гленкорѣ.

— Мадамъ Гёслеръ, сказала лэди Гленкора: — я очень рада, что застала васъ.

— А я еще болѣе, что вы застали меня, сказала мадамъ Гёслеръ, любезно улыбаясь.

— Дядюшка былъ у васъ послѣ того, какъ я видѣла васъ въ послѣдній разъ?

— О, да! — даже нѣсколько разъ, если я хорошо помню. Во всякомъ случаѣ онъ былъ у меня вчера.

— Стало быть, онъ часто у васъ бываетъ?

— Не такъ часто, какъ желала бы я, лэди Гленкора. Герцогъ принадлежитъ къ числу самыхъ дорогихъ моихъ друзей.

— Дружба эта составилась очень скоро.

— Да — очень скоро, согласилась мадамъ Гёслеръ.

Наступило минутное молчаніе, которое мадамъ Гёслеръ рѣшилась не прерывать. Теперь для нея было ясно, для чего къ ней пріѣхала лэди Гленкора, и она твердо рѣшила, что если она не опалена блескомъ самого божества, то она не позволитъ опалить себя отраженіемъ блеска племянницы этого божества. Она думала, что она въ состояніи перенести все, что можетъ сказать лэди Гленкора, но она будетъ ждать что она скажетъ.

— Я думаю, мадамъ Гёслеръ, что мнѣ лучше скорѣе приступить къ цѣли, сказала лэди Гленкора съ нѣкоторой нерѣшимостью и чувствуя, что краска бросилась ей въ лицо и покрыла даже ей лобъ: — разумѣется то, что я скажу, будетъ непріятно. Разумѣется, я васъ оскорблю, а между тѣмъ я не имѣю на это намѣренія.

— Я ничѣмъ не оскорблюсь, лэди Гленкора, если только не буду думать, что вы намѣрены оскорбить меня.

— Увѣряю, что я не имѣю на это намѣренія. Вы видѣли моего мальчика?

— Да — премиленькій ребенокъ. Господь не далъ мнѣ такой драгоцѣнности.

— Онъ наслѣдникъ герцога.

— Я это знаю.

— Сама я, клянусь моей честью, собственно для себя я не забочусь пи о чемъ. Я богата и имѣю все, что свѣтъ можетъ мнѣ дать. Для моего мужа въ этомъ отношеніи я не желаю ничего. Свою каррьеру онъ самъ для себя сдѣлаетъ и она не будетъ зависѣть отъ титула.

— Что все это значитъ для меня, лэди Гленкора? Какое мнѣ дѣло до титула вашего мужа?

— Вамъ до этого есть большое дѣло, если справедливо, что вы и герцогъ Омніумъ намѣрены обвѣнчаться.

— Вотъ еще! сказала мадамъ Гёслеръ со всѣмъ презрѣніемъ, къ какому она была способна.

— Такъ это неправда? спросила лэди Гленкора.

— Нѣтъ, неправда, намѣреніе есть.

— И вы съ нимъ помолвлены?

— Нѣтъ, я съ нимъ не помолвлена.

— Онъ сдѣлалъ вамъ предложеніе?

— Лэди Гленкора, я должна сказать, что подобные допросы очень странны. Я обѣщала не обижаться, если вы не будете имѣть намѣренія оскорбить меня. Но не выводите меня изъ терпѣнія.

— Мадамъ Гёслеръ, если вы скажете мнѣ, что я ошибаюсь, я попрошу у васъ прощенія и предложу вамъ самую искреннюю дружбу, какую только одна женщина можетъ предложить другой.

— Лэди Гленкора, я не могу сказать вамъ ничего подобнаго.

— Стало быть, это будетъ. А подумали ли вы о томъ что вы выиграете?

— Я много думала о томъ, что выиграю, а также и о томъ, что потеряю.

— У васъ есть деньги.

— Да, есть; много денегъ для потребностей такихъ умѣренныхъ какъ мои.

— И положеніе.

— Ну, да; положеніе не такое какъ ваше, лэди Гленкора. Такое положеніе, если женщина не родится въ немъ, она можетъ получить только отъ мужа. Она не можетъ пріобрѣсти его сама.

— Вы свободны какъ воздухъ, бываете и дѣлаете гдѣ и что хотите.

— Слишкомъ свободна иногда, отвѣчала мадамъ Гёслеръ.

— Что же вы выиграете, перемѣнивъ все это на одинъ титулъ?

— Но на какой титулъ, лэди Гленкора! Можетъ быть, для васъ значитъ очень мало сдѣлаться герцогиней Омніумъ, но подумайте, что это должно быть для меня!

— И для этого вы не колеблясь лишите его всѣхъ его друзей, испортите его будущую жизнь, унизите его между равными ему…

— Унижу его! Кто смѣетъ сказать, что я его унижу? Онъ возвыситъ меня, но я нисколько его не унижу. Вы забываетесь, лэди Гленкора.

— Спросите кого вамъ угодно. Я не презираю васъ. Еслибъ я презирала, протягивала ли бы я вамъ мою руку? Но семидесятилѣтній старикъ, носящій тяжесть такого званія, унизитъ себя въ глазахъ себѣ равныхъ, если женится на молодой женщинѣ незнатнаго происхожденія, какъ бы она ни была умна и хороша собой. Герцогъ не можетъ поступать какъ хочетъ, такъ какъ всякій другой.

— Можетъ быть было бы хорошо, лэди Гленкора, для другихъ герцоговъ и для дочерей, и наслѣдниковъ, и кузеновъ другихъ герцоговъ, чтобы его свѣтлость попытался рѣшить этотъ вопросъ. Я же не позволю вамъ говорить, что я унижу какого бы то ни было мужчину, за котораго захочу выйти. Мое имя такъ же незапятнано, какъ и ваше.

— Я говорила совсѣмъ не объ этомъ, сказала лэди Гленкора.

— Конечно, я не захочу повредить ему. Кто пожелаетъ повредить другу? И сказать по правдѣ, я такъ мало выиграю, что искушеніе сдѣлать ему вредъ, еслибъ я находила это вредомъ, не велико. Я думаю, лэди Глэнкора, что ваше опасеніе за вашего мальчика преждевременно.

Когда она говорила это, на лицѣ ея появилась улыбка, угрожавшая превратиться въ громкій смѣхъ.

— Но если вы позволите, я скажу, что никакіе аргументы ваши не могутъ направить мои мысли противъ этого брака, какъ тѣ, которые а могу привести сама. Вы почти заставили меня рѣшиться, сказавъ, что я унижу его. Я почти обязана доказать, что вы ошибаетесь. Но вамъ лучше оставить меня рѣшить этотъ вопросъ въ ноемъ собственномъ сердцѣ. Право лучше.

Лэди Гленкорѣ ничего не оставалось болѣе, какъ оставить ее рѣшать вопросъ въ ея собственномъ сердцѣ.