Финиас Финн, Ирландский член парламента

Глава LXIX. Искусительница

Билль Монка былъ прочтенъ въ первый разъ передъ Пасхой, и Финіасъ Финнъ все еще занималъ свою должность. Онъ разъ говорилъ съ первымъ министромъ объ этомъ и вѣжливость Грешэма удивила его — потому что Грешэмъ слылъ человѣкомъ весьма нелюбезнымъ въ обращеніи и очень способнымъ сердиться на тѣхъ, кто измѣнялъ повиновенію къ нему какъ предводителю партіи.

— Вамъ лучше оставаться на своемъ мѣстѣ и не дѣлать шага, котораго нельзя будетъ воротить, пока вы не рѣшитесь окончательно, сказалъ Грешэмъ.

— Я боюсь, что я рѣшился окончательно, сказалъ Финіасъ.

— Ничего нельзя сдѣлать до Пасхи, отвѣчалъ великій человѣкъ: — и тогда неизвѣстно, какъ пойдутъ дѣла. Я очень совѣтую вамъ остаться съ нами. Если вы не можете это сдѣлать, вамъ необходимо подать отставку лорду Кэнтрипу прежде чѣмъ вы подадите голосъ противъ насъ. Повидайтесь съ Монкомъ и переговорите съ нимъ.

Вѣроятно Грешэмъ вообразилъ, что Монка можно уговорить оставить свой билль, когда онъ увидитъ, какой вредъ сдѣлаетъ онъ.

Въ это время Финіасъ получилъ слѣдующее письмо отъ своей возлюбленной Мэри:

«Флудборо, четвергъ.

«Возлюбленный Финіасъ,

«Мы сейчасъ вернулись изъ Киллало и намѣрены остаться здѣсь все лѣто. Разставшись съ вашими сестрами, я нахожу этотъ домъ очень пустыннымъ, но тѣмъ болѣе у меня будетъ времени думать о васъ. Я читала Тениссона, какъ вы сказали мнѣ, и мнѣ кажется, что я могла бы быть здѣсь Маріанной, еслибъ не была увѣрена, что пріѣдете вы. Вчера вечеромъ я сидѣла у окна и старалась представить себѣ, что я почувствую, если вы скажете мнѣ, что я вамъ не нужна, и со мною сдѣлался такой припадокъ меланхоліи, что я проплакала цѣлые полчаса. Но когда имѣешь такую дѣйствительную радость при воображаемой меланхоліи, слезы очень пріятны — онѣ похожи на воду и не жгутъ.

«Я должна разсказать вамъ о всѣхъ вашихъ родныхъ. Конечно, ихъ очень огорчаетъ мысль о вашей отставкѣ. Отецъ вашъ говоритъ очень мало, но я заставила его сознаться, что дѣйствовать такъ, какъ дѣйствовали вы ради принципа, очень благородно. Я не оставила его, пока онъ этого не сказалъ. Милая мистриссъ Финнъ не очень это понимаетъ, но пойметъ. Она жалѣетъ больше для меня, а когда я говорю ей, что буду ждать двадцать лѣтъ, если понадобится, она говоритъ мнѣ, что я не понимаю, что значитъ ждать. Но я буду ждать и буду счастлива, и никогда не сочту себя Маріанной. Милый, милый Финіасъ, право такъ. Дѣвушки бываютъ отчасти грустны, отчасти горды. Но я горда вполнѣ и знаю, что вы дѣлаете именно то, что вы должны дѣлать. Мама я не могу этого растолковать. Она только говоритъ, что ни одинъ молодой человѣкъ, собирающійся жениться, не долженъ выходить въ отставку. Милая мама, она иногда говоритъ такія странныя вещи!

«Вы велѣли мнѣ говорить все, я это и дѣлаю. Я говорю съ нѣкоторыми изъ здѣшнихъ, что могли бы они сдѣлать, еслибъ имѣли арендаторскія права. Одинъ старивъ, Майкъ Дёфферти — не знаю помните ли вы его — спросилъ, долженъ ли онъ будетъ все-таки платить за аренду. Когда я сказала, что конечно онъ долженъ платить, тогда онъ покачалъ головой. Но вы сами сказали разъ, что когда мы хотимъ сдѣлать пользу людямъ, мы не имѣемъ права ожидать, чтобы они поняли насъ. Это всеравно, что крестить младенцевъ.

«Я получила оба ваши письма — семь словъ въ одномъ, господинъ помощникъ государственнаго секретаря, и девять словъ въ другомъ! Но одно словечко въ концѣ стоило цѣлаго листа обыкновенныхъ словъ. Какъ пріятно писать письма не платя на почту и посылать ихъ по свѣту съ важнымъ именемъ па конвертѣ! Когда Барни приноситъ мнѣ письмо отъ васъ, онъ всегда такъ смотритъ, какъ будто онъ не знаетъ, любовное это письмо или приказъ отравляться въ Ботани-Бей. Еслибъ онъ увидалъ, что написано внутри и какъ это коротко, мнѣ кажется, онъ не былъ бы высокаго мнѣнія о васъ, какъ о любовникѣ и помощникѣ государственнаго секретаря.

«Но я думаю такъ много о васъ въ томъ и другомъ отношеніи — право думаю и вовсе васъ не браню. Какъ только я буду получать два-три нѣжныхъ, любящихъ слова, я буду такъ счастлива какъ королева. Ахъ, еслибъ вы знали все! Но вы никогда не можете узнать. Мужчина долженъ заниматься такимъ множествомъ другихъ вещей, что онъ этого понять не можетъ.

«Прощайте, милый, милый, милѣйшій человѣкъ! Что ни сдѣлали бы вы, я буду совершенно убѣждена, что вы сдѣлали къ лучшему.

«Вѣчно ваша со всею сердечной любовью

«МЭРИ Ф. ДЖОНСЪ.»

Это было очень мило. Такой человѣкъ, какъ Финіасъ Финнъ, всегда находитъ восторгъ, котораго онъ не можетъ даже выразить самому себѣ, въ полученіи такого письма. Ничего не можетъ быть такъ лестно, какъ горячее выраженіе довѣрчивой женской любви, и Финіасъ думалъ, что ни одна женщина никогда не выражала эту любовь полнѣе его Мэри. Милая, возлюбленная Мэри! Отказаться отъ нея, поступить вѣроломно съ такой довѣрчивой, съ такой нѣжной, съ такой любящей женщиной не могло быть и рѣчи. Но все-таки истина поражала его яснѣе день-отъ-дня, что онъ былъ послѣдній человѣкъ на свѣтѣ, которому слѣдовало бы предаваться такой страсти. Для ея счастья ему слѣдовало бы воздержаться. Такъ онъ говорилъ себѣ теперь. Для ея счастья ему слѣдовало держаться поодаль отъ нея — а для собственнаго счастья ему слѣдовало держаться дальше отъ Монка. Въ этотъ самый день съ письмомъ Мэри въ карманѣ онъ пошелъ къ содержателю конюшенъ и далъ знать, что онъ не будетъ болѣе держать лошадь. Насчетъ лошади затрудненій не было. Гоуардъ Мэклеодъ изъ казначейства возьметъ эту лошадь тотчасъ же. Финіасъ проклиналъ Гоуарда Мэклеода. Гоуардъ Мэклеодъ только что начиналъ свою блестящую жизнь въ Лондонѣ, между тѣмъ какъ онъ, Финіасъ Финнъ, кончалъ свою.

Съ письмомъ Мэри въ карманѣ направился онъ на Портсмэнскій сквэръ. Онъ опять взялъ привычку часто видѣться съ лэди Лорой и часто бывалъ съ ея братомъ, который теперь жилъ опять въ домѣ отца. Лордъ Брентфордъ получилъ отъ своего стряпчаго письмо, въ которомъ Кеннеди требовалъ возвращенія своей жены. Она твердо рѣшилась никогда къ нему не возвращаться и ею овладѣло сомнѣніе, не лучше ли ей жить заграницей, чтобы быть внѣ преслѣдованій мужа. Лордъ Брентфордъ очень разсердился, а лордъ Чильтернъ раза два намекнулъ, что можетъ быть ему лучше «увидаться» съ Кеннеди. Пріятности подобнаго свиданія до настоящаго времени отлагались и нѣкоторымъ образомъ Финіасъ былъ посланникомъ между Кеннеди и родными его жены.

— Я думаю, это кончится тѣмъ, говорила она: — что я уѣду въ Дрезденъ и поселюсь тамъ. Папа будетъ пріѣзжать ко мнѣ послѣ прекращенія засѣданій парламента.

— Это будетъ очень скучно.

— Скучно? Что значитъ скука для тѣхъ, кто дошелъ до этого? Человѣку счастливому скука очень непріятна, но когда наступаетъ несчастье, просто скука не значитъ ничего. Она походитъ даже на облегченіе.

— Такъ непріятно, что вы уѣдете отсюда.

Она не отвѣчала нѣсколько времени, а онъ началъ думать о себѣ. Не тяжело ли и ему самому уѣзжать отсюда?

— Не странно ли, что мы оба уѣдемъ въ одно время?

— Но вы не уѣдете.

— Мнѣ кажется, я уѣду. Я рѣшился… что если я откажусь отъ моей должности, то откажусь также и отъ моего мѣста въ парламентѣ Я вступилъ въ парламентъ съ надеждой получить мѣсто, какъ же я останусь тамъ, если лишусь своей должности?

— Но вы останетесь въ Лондонѣ, мистеръ Финнъ?

— Не думаю. Послѣ того, что было и прошло, я не буду здѣсь счастливъ и проложу себѣ путь и легче и дешевле въ Дублинѣ. Я думаю, что я постараюсь составить себѣ кліентовъ на моей родинѣ. Тяжело будетъ начать съ начала — неправдали?

— И такъ безполезно!

— Ахъ, лэди Лора, еслибъ этого можно было избѣжать!

— Какъ многаго захотѣли бы мы избѣжать оба, еслибъ мы могли начать сызнова жизнь! сказала лэди Лора. — Еслибъ я могла воротиться къ тому времени, когда не убѣдила себя выйти за человѣка, котораго я никогда не любила, какой рай былъ бы для меня на землѣ! Для меня слишкомъ поздно сожалѣть обо всемъ.

— И для меня также.

— Нѣтъ, мистеръ Финнъ. Даже еслибъ вы отказались отъ вашей должности, вамъ нѣтъ никакой причины отказываться отъ вашего мѣста въ парламентѣ.

— Просто потому, что мнѣ нечѣмъ содержать себя въ Лондонѣ.

Она помолчала нѣсколько минутъ, впродолженіе которыхъ пересѣла поближе къ нему въ уголъ дивана возлѣ того кресла, на которомъ Финіасъ сидѣлъ.

— Я желала бы знать, могу ли говорить съ вами откровенно? спросила она.

— Конечно.

— Обо всемъ?

— Да — обо всемъ.

— Надѣюсь, что вы выкинули изъ вашего сердца всякое воспоминаніе о Вайолетъ Эффингамъ.

— Конечно не всякое воспоминаніе, лэди Лора.

— Всякую надежду, когда такъ?

— Я не имѣю никакой надежды.

— И всякое желаніе?

— Ну да — и всякое желаніе. Я знаю — что это быть не можетъ. Она выходитъ за вашего брата.

— Объ этомъ я не знаю ничего. Онъ своимъ упрямствомъ отдалилъ ее. Но я увѣрена, что если она не выйдетъ за него, то ни за кого. Но я говорю не для того, чтобы держать его сторону; теперь онъ самъ долженъ стараться.

— Я мѣшать ему не стану, лэди Лора.

— Такъ почему бы вамъ не пристроить себя женитьбою, которая дала бы вамъ средства жить безъ мѣста? Я знаю, что вы можете это сдѣлать.

Финіасъ приложилъ руку къ груди и ощупалъ письмо Мэри — ея драгоцѣнное письмо! Конечно, онъ не могъ сдѣлать того, что совѣтовала ему лэди Лора, но не думалъ, что настоящая минута неудобна для объясненія того препятствія, которое этому мѣшало. Онъ такъ недавно говорилъ съ лэди Лорой о вѣчномъ постоянствѣ своей любви къ миссъ Эффингамъ, что не могъ еще сознаться въ силѣ другой страсти. Онъ покачалъ головою вмѣсто отвѣта.

— Говорю вамъ, что вы можете это сдѣлать, продолжала лэди Лора съ энергіей.

— Опасаюсь, что не могу.

— Сдѣлайте предложеніе мадамъ Гёслеръ и послушайте, что она вамъ скажетъ.

— Мадамъ Гёслеръ конечно будетъ смѣяться надо мною.

— Вы этого не думаете. Вы знаете, что она смѣяться не будетъ. И развѣ вы такой человѣкъ, что вамъ страшенъ женскій смѣхъ? Я не думаю.

Опять онъ не сейчасъ отвѣчалъ ей, а когда заговорилъ, но тонъ его голоса измѣнился.

— Что вы сказали о себѣ сейчасъ?

— Что такое я сказала?

— Вы сожалѣли, что согласились выйти зa человѣка, котораго вы не любили.

— Почему вамъ не полюбить ее? Съ мужчиной совсѣмъ не то. Женщина несчастна, если не любитъ своего мужа, но мнѣ кажется, что мужчина очень хорошо можетъ обойтись безъ подобнаго чувства. Она не можетъ повелѣвать вами. Она не можетъ пересадить васъ съ вашей почвы и заставить произростать сообразно своимъ собственнымъ законамъ. А это дѣлалъ мистеръ Кеннеди.

— Я не думаю, чтобы она вышла за меня, если я сдѣлаю предложеніе.

— Испытайте, энергически сказала лэди Лора: — такія испытанія вамъ ничего не стоятъ — мы оба это знаемъ.

Все-таки онъ ничего не сказалъ о письмѣ въ своемъ карманѣ.

— Вамъ непремѣнно нужно продолжать такъ, какъ начали вы. Я не вѣрю, чтобы вы могли заняться адвокатурой. Вы не можете. Человѣкъ, начинающій жизнь, какъ ее начали вы, съ сильными ощущеніями, возбуждаемыми политикой, знающій, что значитъ занимать видное мѣсто въ публичныхъ дѣлахъ, не можетъ бросить ихъ и находить удовольствіе въ другихъ занятіяхъ. Женитесь па ней и вы можете отказаться отъ должности или нѣтъ, какъ хотите. Должность будетъ казаться вамъ гораздо легче, чѣмъ теперь, потому что она не будетъ необходимостью. Оставьте мнѣ по-крайней-мѣрѣ удовольствіе думать, что одинъ изъ насъ можетъ оставаться здѣсь — что намъ не къ чему падать обоимъ вмѣстѣ.

Все-таки онъ не говорилъ ей о письмѣ, лежавшемъ въ его карманѣ. Онъ чувствовалъ, что она взволновала его, что она заставила его сознаться, какъ жаль будетъ ему имѣть неудачу. Онъ сознавалъ очень хорошо, что заниматься адвокатурой и въ Лондонѣ и въ Дублинѣ не будетъ для него привлекательно.

Надежда на такую жизнь была очень для него печальна. Даже съ утѣшеніемъ любви Мэри такая жизнь будетъ очень для него скучна. И онъ зналъ — ему казалось, что онъ знаетъ — что если онъ сдѣлаетъ предложеніе, то мадамъ Гёслеръ не откажетъ ему. Она сказала ему, что если его безпокоитъ его бѣдность, то онъ можетъ перестать быть бѣднымъ. Разумѣется, онъ это понялъ. Ея деньги готовы для него, если онъ захочетъ наклониться и ихъ поднять. И этотъ бракъ доставитъ ему не однѣ деньги. Онъ признавался себѣ не разъ, что мадамъ Гёслерь очень мила, умна, привлекательна во всѣхъ отношеніяхъ и, на сколько онъ могъ примѣтить, одарена кроткимъ характеромъ. Она имѣла также положеніе въ свѣтѣ, которое поможетъ ему, а не помѣшаетъ. Чего не могъ бы сдѣлать онъ, имѣя независимое мѣсто въ нижней палатѣ и какъ владѣлецъ дома въ Парковомъ переулкѣ? Изъ всѣхъ каррьеръ на свѣтѣ самая пріятная сдѣлается тогда доступна для него.

— Вы являетесь мнѣ искусительницей, сказалъ онъ наконецъ лэди Лорѣ.

— Это жестоко и неблагодарно съ вашей стороны. Я готова сдѣлать все, что отъ меня зависитъ, чтобы вамъ помочь.

— Все-таки вы искусительница.

— Я знаю, какъ слѣдовало бы быть, сказала она тихимъ голосомъ: — я знаю очень хорошо, какъ слѣдовало бы быть. Я должна бы оставаться свободной до-тѣхъ-поръ, какъ мы встрѣтились у Лофлинтерскаго водопада, и тогда все было бы хорошо для насъ обоихъ.

— Я не знаю, какъ это могло быть, сказалъ Финіасъ хриплымъ голосомъ.

— Вы не знаете, а я знаю. Разумѣется, вы кололи меня тысячью кинжалами всякій разъ, какъ разсказывали мнѣ о вашей любви къ Вайолетъ. Вы были очень жестоки — безполезно жестоки. Мужчины такъ жестоки! Еслибъ вы не опоздали съ вашимъ предложеніемъ, все было бы хорошо. Въ этомъ вы сознаетесь?

— Разумѣется, вы были бы для меня всѣмъ. Я никогда не подумалъ бы о Вайолетъ.

— Это единственно доброе слово, которое вы сказали мнѣ съ того дня. Я стараюсь утѣшать себя мыслью, что могло быть такъ. Но все это прошло безвозвратно. У меня былъ свой романъ, а у васъ свой. Такъ какъ вы мужчина, то вамъ естественно было полюбить другую, — а мнѣ нѣтъ.

— А между тѣмъ вы можете мнѣ совѣтовать сдѣлать предложеніе женщинѣ только потому, что она богата!

— Да — я вамъ совѣтую. У васъ былъ романъ, а теперь вы должны помириться съ дѣйствительностью. Для чего я стану вамъ совѣтовать, если не изъ участія? Ваше счастье мнѣ пользы не сдѣлаетъ. Я даже не увижу его, потому что меня не будетъ здѣсь. Я услышу объ этомъ только какъ многія женщины, изгнанныя изъ Англіи, слышатъ невѣрные толки о томъ, что происходитъ въ странѣ, оставленной ими. Но во мнѣ все еще останется довольно участія — я буду смѣла, и зная, что вы не перетолкуете этого въ дурную сторону скажу, достаточно любви къ вамъ — чтобы чувствовать желаніе, чтобъ вы не потерпѣли крушенія. Съ-тѣхъ-поръ, какъ Баррингтонъ и я взяли васъ за руку, наше безпокойство за васъ не ослабѣвало. Когда я рѣшила, что для насъ обоихъ лучше быть только друзьями, мое участіе къ вамъ не ослабѣвало. Когда вы такъ жестоко говорили мнѣ о вашей любви къ Вайолетъ, мое участіе къ вамъ не ослабѣвало. Когда я просила васъ не бывать у меня въ Лондонѣ, мое участіе къ вамъ не ослабѣвало. Когда мой отецъ на васъ разсердился, мое участіе къ вамъ не ослабѣвало. Я не дала ему покоя, пока онъ не смягчился. Когда вы старались отнять у Освальда предметъ его любви и я думала, что вамъ удастся, мое участіе къ вамъ не ослабѣвало. Я всегда оставалась вамъ вѣрна. И теперь когда я — когда я должна бѣжать — я все остаюсь вамъ вѣрна.

— Лора! возлюбленная Лора! воскликнулъ онъ.

— Ахъ, нѣтъ! возразила она не съ гнѣвомъ, а съ грустью: — такъ быть не должно. Да вы и не думаете этого. Я не хочу такъ дурно о васъ думать. Вы должны только знать, что я вамъ другъ.

Вы мнѣ другъ, сказалъ онъ, протянувъ руку и отвернувшись: — вы мнѣ другъ!

— Такъ сдѣлайте же, какъ я вамъ говорю.

Онъ положилъ руку въ карманъ и дотронулся уже до письма съ тѣмъ, чтобы показать его. Но въ эту минуту ему пришло въ голову, что если онъ это сдѣлаетъ, то будетъ связанъ навсегда — связанъ навсегда съ его Мэри; но онъ желалъ подумать о своихъ узахъ, прежде чѣмъ провозгласитъ о нихъ даже своему дорогому другу. Онъ сказалъ лэди Лорѣ, что она искушаетъ его, и она стояла передъ нимъ теперь какъ искусительница. Но если неравно она искушаетъ его ненапрасно, то это письмо въ его карманѣ онъ никогда не долженъ показывать ей. Въ такомъ случаѣ лэди Лора никогда не должна слышать отъ него имени Мэри Флудъ Джонсъ.

Онъ оставилъ лэди Лору безъ всякаго опредѣленнаго намѣренія. Оставалась еще недѣля до чтенія билля Монка во второй разъ и у Финіаса оставался еще промежутокъ до окончательнаго рѣшенія. Онъ пошелъ въ клубъ и, прежде чѣмъ отобѣдалъ, старался написать нѣсколько строкъ къ Мэри — но никакъ не могъ. Хотя онъ даже не подозрѣвалъ въ себѣ намѣренія поступить вѣроломно, мысль, мелькавшая въ головѣ его, дѣлала это усиліе свыше его силъ. Онъ положилъ бумагу въ сторону и пошелъ обѣдать.

Была суббота и засѣданія въ парламентѣ не было. Финіасъ оставался на Портсмэнскомъ сквэрѣ съ лэди Лорой до семи часовъ, а вечеромъ далъ слово быть у мистриссъ Грешэмъ. Но такъ какъ у него оставалось еще часа два и такъ какъ ему нечего было дѣлать, онъ пошелъ въ курительную комнату клуба. Всѣ мѣста были заняты, кромѣ одного; но прежде чѣмъ онъ разглядѣлъ своихъ сосѣдей, онъ увидалъ, что по правую его руку сидѣлъ Бонтинъ, а но лѣвую Рэтлеръ. Во всемъ Лондонѣ не было двухъ человѣкъ, которые внушали бы ему болѣе отвращенія, но теперь было слишкомъ поздно ихъ избѣгать. Они немедленно напали на него, сперва съ одной стороны, а потомъ съ другой.

— Мнѣ сказали, что вы насъ оставляете, сказалъ Бонтинъ.

— Какой злой человѣкъ шепнулъ вамъ это? отвѣчалъ Финiасъ.

— Шепотъ очень громокъ, могу васъ увѣрить, сказалъ Рэтлеръ: — мпѣ кажется, я уже знаю почти всѣхъ въ нижней палатѣ, которые будутъ подавать голосъ, а ваше имя не написано на правой сторонѣ.

— Перепишите его ради Бога, сказалъ Финіасъ.

— Перепишу, если вы скажете мнѣ серьезно, что я могу это сдѣлать.

— Мое мнѣніе таково, сказалъ Бонтинъ: — что человѣкъ долженъ быть извѣстенъ или какъ другъ, или какъ врагъ. Я уважаю открытаго врага.

— Знайте же меня какъ открытаго врага, сказалъ Финіасъ: — и уважайте меня.

— Все это очень хорошо, сказалъ Рэтлеръ: — по это не значитъ ничего. Я всегда боялся за васъ, Финнъ. Разумѣется, очень важно быть независимымъ.

— Чрезвычайно важно, сказалъ Бонтинъ: — только чертовски безполезно.

— Но человѣкъ не долженъ быть независимъ и служить въ то же время. Вы забываете, какія хлопоты вы производите и какъ вы разстроиваете всѣ разсчеты.

— Я и не думалъ о расчетахъ, сказалъ Финіасъ.

— Дѣло въ томъ, Финнъ, замѣтилъ Бонтинъ: — что вы не созданы для оффиціальныхъ должностей; я всегда это находилъ въ людяхъ вашего происхожденія. Вы самыя чудныя лошади на свѣтѣ, если на васъ глядѣть въ степи, но вы не можете переносить упряжи.

— А свистъ бича надъ нашими плечами заставляетъ насъ лягаться; не такъ ли, Рэтлеръ?

— Я покажу вамъ списокъ Грешэма завтра же, сказалъ Рэтлеръ. — И разумѣется, онъ можетъ поступать какъ хочетъ, но я что-то этого не понимаю.

— Не торопитесь, сказалъ Бонтинъ: — я ставлю соверенъ, что Финіасъ подастъ голосъ съ нами. Ничего такъ не выставляетъ прелестей дѣвицы, какъ маленькая застѣнчивость. Я деру соверенъ, Рэтлеръ, что Финнъ будетъ съ нами противъ билля Монка.

Финіасъ не могъ болѣе выносить этихъ насмѣшекъ, онъ всталъ и ушелъ. Клубъ сдѣлался для него противенъ и онъ пошелъ гулять въ паркѣ. Когда онъ гулялъ, голова его была наполнена мыслями. Хорошо ли онъ сдѣлаетъ, отказавшись отъ всего для хорошенькаго личика? Онъ клялся себѣ, что изъ всѣхъ женщинъ, когда-либо видѣнныхъ имъ, Мэри была самая милая, самая добрая и самая лучшая. Если могло быть хорошо лишиться всего для женщины, то было бы хорошо лишиться для нея. Вайолетъ со всѣмъ своимъ искусствомъ, со всей своею энергіей, со всей своею граціей никогда не съумѣла бы написать такого письма, какъ то, которое онъ держалъ еще въ своемъ карманѣ. Лучшее очарованіе женщины состоитъ въ томъ, чтобы она была нѣжна, довѣрчива и великодушна. А кто былъ нѣжнѣе, довѣрчивѣе и великодушнѣе его Мэри? Разумѣется, онъ будетъ ей вѣренъ, хотя лишится всего.

Но уступить такому торжеству Рэтлеровъ и Бонтиновъ, знать, что они будутъ радоваться его паденію! Это чувство было для него ужасно. Послѣднія слова, сказанныя Бонтиномъ, дѣлали для него теперь невозможнымъ не поддержать своего стараго друга Монка. Слова Бонтина ясно доказывали, что будутъ говорить всѣ другіе Бонтины. Онъ зналъ, что онъ въ этомъ слабъ. Онъ зналъ, что еслибъ онъ былъ сильнѣе, онъ сталъ бы руководиться — если не твердымъ рѣшеніемъ своего ума — то совѣтами такихъ людей, какъ Грешэмъ и лордъ Кэнтрипъ, а не сарказмами Бонтиновъ и Рэтлеровъ. Но люди, живущіе между дикарями, боятся комаровъ болѣе чѣмъ львовъ. Финіасъ не могъ перенести мысли, что онъ дастъ упиться своей кровью такому существу какъ Бонтинъ.

А что онъ долженъ дѣлать съ мадамъ Гёслеръ? Судьба давала ему красивѣйшую женщину въ Лондонѣ съ огромнымъ состояніемъ. Теперь онъ клялся себѣ, что мадамъ Гёслеръ была красивѣйшая женщина во всемъ Лондонѣ, а Мэри Флудъ Джонсъ милѣйшая дѣвушка въ цѣломъ свѣтѣ. Онъ еще не принялъ никакого рѣшенія, которое успокоило бы его, когда воротился доой одѣваться па вечеръ къ Грешэму. Но онъ зналъ — ему казалось, будто онъ знаетъ — что онъ будетъ вѣренъ Мэри Флудъ Джонсъ.