Голубая Аргунь

ГЛАВА XI

Вскоре после окончания жатвы, выбрав свободный день, Степан решил съездить в Нерчинский Завод, в уком комсомола.

Солнце еще не взошло, когда он верхом на добром саврасом коне выехал из поселка на тракт, который тянется на многие сотни километров долиной Аргуни. Ехал он торопливым шагом-переступью, сдерживая просившего повод коня. Поеживаясь от утреннего холодка, Степан с удовольствием поглядывал по сторонам.

Влево тянулись пожелтевшие, покрытые инеем елани и пашни со стройными рядами суслонов. Справа от самой Аргуни большим полукругом подходил к дороге кочковатый, заболоченный лог, густо заросший камышом и осокой. На гладкой зеркальной поверхности озера багрянцем отражалась заря.

Вспугнув плавающий под берегом табун запоздалых уток, Степан пожалел, что не взял с собой дробовик. Дав волю коню, он крупной рысью поехал дальше и вскоре скрылся за поворотом.

Приехав в Нерчинский Завод, Степан оставил коня на заезжем дворе и сразу же пошел в уком комсомола, где не был в течение всего лета.

Миновав народный дом, собор и большую братскую могилу красных партизан, расстрелянных белыми в 1919 году, Степан прошел мимо низеньких китайских харчевен, откуда на всю площадь пахло поджаренным луком, чесноком, пельменями и доносились песни и пьяные выкрики подгулявших завсегдатаев.

Серединой улицы навстречу Степану ехали три всадника, вооруженные винтовками. В одном из всадников он узнал секретаря нерчинско-заводской ячейки комсомола Соломина.

— Самуил! — радостно вскрикнул Степан, шагнув к нему навстречу.

Соломин круто осадил коня, подъехал и, поздоровавшись, спросил:

— Куда направился?

— В уком, — ответил Степан, — к Асламову.

— Да ты разве не знаешь? — удивился Соломин. — Ведь там одни девушки остались, — и, наклонившись, тихонько добавил: — Деревцев опять появился на Урове с бандой, вторую неделю за ним гоняемся по тайге. Асламов у нас командир эскадрона. В одном месте мы их потрепали ладно: 16 бандитов вывели из строя.

— Ну, а у вас как?

— Да тоже есть, — глубоко вздохнул Соломин, — троих наших убили: Соломина Борьку, Шишмарева, Бояркина.

— Бояркина? — громко вскрикнул Степан. — Ах, он бедняга, парень-то какой был хороший и один сын у отца… — и уже тоном упрека добавил — Что же вы мне-то не сообщили? Я бы человек десять, не меньше, привел с собой хороших ребят.

— Досуг ли тут сообщать… Мы по тревоге в ночь выехали. Ну ладно, ехать надо мне, а то отстану. В укоме Румянцева осталась за Асламова. Да ты не отмахивайся, девушка она, брат, правильная. Зайди, поговоришь. Там тебе, кстати, разнарядка есть на винтовки, штук, кажется, шесть. Можешь получить в погранотряде. Ну, бывай здоров…

«Жалко, что я не знал, — с сожалением глядя вслед отъезжающему Соломину, подумай Степан, — ни за что бы не отстал. Но что же делать? Хоть не ходи в уком: Асламова нет, а Румянцева что мне может пособить? Ерунда… Вот разве из-за винтовок зайти…»

— Мне бы Румянцеву, — опросил Степан машинистку, окидывая взглядом обширную комнату укома и работавших там девушек.

Машинистка показала на сидевшую в переднем углу высокую белокурую девушку.

— Здравствуйте, — Румянцева оторвалась от бумаг и, пытливо взглянув па Степана, спросила: — Откуда?

— Из Раздольной, секретарь ячейки.

— Из Раздольной! — искренне обрадовалась Румянцева. — Ваша фамилия? Бекетов? Садитесь, товарищ Бекетов. Что нового? Почему никто от вас не бывает? Так, так, значит, без перемен. Как работает ячейка? — спросила она, пристально взглянув на Степана. — Что-то у вас там неладно, товарищ Бекетов. Вообще по уезду наша организация очень быстро растет: за полгода в два с лишним раза. А ваша ячейка за это же время даже убавилась, было десять человек, а стало восемь… В чем дело?

— Да это мы двух стариков сорокалетиях по первости приняли в комсомол.

— Понятно, — улыбнулась Румянцева. — Это не только у вас было. Но почему молодежь-то к вам не идет?

— А вы не знаете, что у нас за молодежь? Сплошная контра, — с плохо скрытым раздражением ответил Степан. — Беднота-то есть… Ну, а что я с ними сделаю, не идут и все… — а про себя добавил: «На аркане я их должен тянуть в ячейку, что ли? Тебя бы на мое место, стрекоза…» — и уже подумал о тем, как бы перевести разговор на получение винтовок.

— Нет, нет, товарищ Бекетов, — словно не замечая недовольного вида Степана, возразила Румянцева, — молодежь к вам не идет неспроста. Тут есть и кулацкое влияние, с этим я согласна. Но главное в том, что вы еще не умеете работать. Это и по отчетам вашим я вижу. Хотела писать вам, но хорошо, что сами приехали. Есть у вас и читки, и доклады, и политбеседы, но вы упускаете из виду, что молодежи надо и повеселиться. Вы вот попробуйте-ка делать так, как здешние комсомольцы.

Заметив, что Степан слушает внимательно, Румянцева подробно рассказала ему о том, как местная ячейка проводит вечера молодежи, вечера вопросов и ответов, организует живые газеты, игры, танцы, песни, как все это проходит у них живо, интересно и весело.

— Вот это верно, — согласился Степан, — правильно, товарищ Румянцева. Не обратили мы на это внимания, и в этом моя вина.

Конец разговора у них принял уже дружеский характер.

— Вот так и начинайте перестраиваться, товарищ Бекетов, — сказала Румянцева на прощанье. — А насчет винтовок вот вам бумажка в погранотряд. В соседней комнате телефон, позвоните, чтобы не ходить зря.

— Да нет… — смутился Степан, так как разговаривать по телефону ему еще не приходилось ни разу в жизни. — Я лучше схожу, у меня там дело есть, — сказал он, подумав при этом: «Черт его знает, как в него звонят… Еще на смех поднимут девушки…»

Уже подходя к погранотряду, Степан вспомнил, что не поговорил с Румянцевой о вечорках. Но, успокоив себя тем, что не будет же она рекомендовать устройство вечорок, он решил действовать по-старому, то есть не допускать их. В этом помогал и председатель сельсовета Мамичев, запрещая их административным путем.

Из уездного центра Степан приехал, когда совсем стемнело. Расседлав коня и привязав его к столбу, он наказал брату Мише напоить лошадь и, наскоро поужинав, отправился к Терехе, где проходило комсомольское собрание. Тереха принимал комсомольцев радушно, особенно после того, как купил ему Степан две бутылки керосина и стекло к семилинейной лампе.

Тереха лежал на печи и слушал, как Федор Размахннн в ожидании Степана читает комсомольцам газету.

Войдя в избу, Степан поздоровался с Терехой и комсомольцами и рассказал им о своей встрече с Соломиным и о гибели трех комсомольцев в борьбе с бандитами.

Сообщение Степана заставило комсомольцев задуматься. Даже никогда неунывающий Федор Размахнин помрачнел и насупился. Все отлично понимали, что банда, рыскающая в уровской тайге, может появиться и здесь, и поэтому предложение Степана помочь пограничникам в охране границы приняли единогласно и тут же распределили между собой привезенные Степаном винтовки.

Затем Степан рассказал о своем разговоре в укоме с Румянцевой, о том, как комсомольцы уездного центра сумели заинтересовать молодежь, как они организуют вечера молодежи, разучивают небольшие пьески с играми и даже танцами.

— Надо по-честному признаться, товарищи, — говорил он в заключение, — что мы еще не умеем работать и надо нам браться за работу по-настоящему. Правда, условия у нас плохие, но это не должно нас смущать. Сегодня же наметим новый план, и в первую очередь организуем вечер молодежи. У нас будет небольшой доклад, вечер вопросов и ответов на различные темы, танцы. Организуем драматический кружок. Надо совмещать приятное с полезным, как сказала Румянцева. Будем втягивать в нашу работу беспартийную молодежь.

— А ведь правильно! — хлопнул себя по колену рукой Афоня, как только Степан кончил говорить. — Все правильно, и если мы так начнем работать, молодежь к нам пойдет.

— Правильно-то, правильно, — скептически заметил Андрей, — да где работать-то будем? Им хорошо при уезде: у них и клуб, и красный уголок, и библиотека. А у нас что? Ровным счетом ничего, хоть шаром покати. Вот откажет нам дядя Тереха, и собрания даже негде будет проводить. Так что ничего, однако, у нас не выйдет.

— Брось ты панику-то разводить, трус! — напустился на него Федор. — Испугался, что у нас ничего нет. Нет, так будет! А если дядя Тереха от избы откажет, будем у себя проводить собрания поочередно. Спектакли, вечера разные пока что в школе будем устраивать, с учителем завтра же договоримся. А летом в сарае устроим сцену из досок, насобираем скамеек и готово. Было бы желание…

— Правильно! — дружно поддержали комсомольцы.

— А кто сказал, что я собираюсь вам отказывать? — тоном, в котором слышались и удивление, и упрек, подал свой голос Тереха. — Мне ее жалко, что ли, избу-то? Да собирайтесь вы хоть каждый день. Мне еще лучше, веселее.

— Ну вот слыхал, Андрюха?

— Правильно, дядя Тереха, спасибо!

— А мы тебя, дядя Тереха, не только керосином будем; снабжать, но и дров зимой привезем, — пообещал Федор.

— Ну и все, — расплылся в довольной улыбке Тереха. — Больше мне ничего и не надо.

Долго в этот вечер совещались комсомольцы о том, как перестроить работу по-новому. Тереха уже давно спал, когда они погасили лампу и отправились по домам.

Полная луна в безоблачном небе клонилась к западу, на улице не слышно было ни песен, ни звуков гармошки. Все в поселке погрузилось в сон. Лишь изредка то тут, то там тявкали спросонья собаки, да кое-где на завалинках шушукались запоздавшие парочки. Только звонкие шаги комсомольцев и их оживленные голоса раздавались по притихшим улицам.