Готланд Эрманариха: остроготы в Восточной Европе на рубеже Древности и Средневековья

§ 1. Готицизм XVI—XVIII вв.

Историографию крупной проблемы европейской истории обычно начинают с эпохи Возрождения или раннего Нового времени. Действительно, в XVI—XVII вв. в западноевропейских странах наблюдается всплеск интереса к прошлому готов. Они объявляются предками многих европейских народов, иногда даже славян[289]. В странах Северной Европы всплеск интереса к готам породил феномен готицизма — влиятельного течения в шведской историографии, идейно восходящего еще к Раннему Средневековью, но получившего развитие с XVI в.[290] Его анализу в интересующем нас аспекте посвящено монографическое исследование шведского филолога и историка Й. Свеннунга[291] и статья В.П. Будановой[292]. Недавно «готский миф» от эпохи Античности до Романтизма был вновь проанализирован И. Стенротом[293].

По сути готицизм представлял синтез исторического знания и псевдоисторического мифа о готах. Возникновение и расцвет готицизма был связан с определенным этапом развития скандинавского общества, когда появилась острая потребность найти национальные корни и определить свое место среди других народов. Как известно, на этой стадии становления этнического самосознания обычно начинается поиск «славных предков». И таких предков шведы нашли в лице готов. В основе готицизма лежало утверждение, что шведы — прямые потомки и наследники готов, великого народа древности. Оно встречается в шведских источниках, по меньшей мере, с конца XIII—начала XIV в. Готицизм открыто заявил о себе в выступлении посла короля Дании, Швеции и Норвегии, епископа Николауса Рагвальдссона на церковном соборе в Базеле 1434 г., где он потребовал старшинства для своего короля, т.к. его королевство было наиболее древним, а значит, и наиболее знатным[294]. В подтверждение этого епископ привел весомый аргумент историко-генеалогического характера — «Свидетельство Иордана о Скандинавии как «кузнице народов» и о древних готских королях. С тех пор, вторая корона в шведском королевском гербе символизирует древнее “regnum Gothorum”[295].

Но настоящее «готическое движение» зародилось как реакция на антинемецкую пропаганду в Италии XVI в. в защиту римской католической церкви против выступлений германских вождей Реформации, отрекавшихся от «готического варварства»[296]. Особую поддержку оно получило в Швеции в годы правления короля Густава Адольфа и его побед над противниками в ходе Тридцатилетней войны. Готицизм стал весьма действенным идеологическим оружием шведского великодержавия XVII—начала XVIII в. Апологетами готицизма явились шведские историки XVI в. Юханнес Магнус (1488—1544) и Олаус Магнус (1490—1557). В их сочинениях мысль о приоритете германцев в европейской истории связывалась с образом Швеции как прародины готов, с обоснованием готского происхождения шведских королей и описанием их героических деяний[297]. Но наиболее полное воплощение готицизм нашел в труде профессора медицины университета в Упсале Улофа Рюдбека (1630—1702)[298]. В его произведении причудливым образом переплелись и данные античной традиции об Атлантиде и гипербореях как предках шведов, и древняя германская мифология, и рассказ Иордана о странствиях готов. У. Рюдбек утверждал, что после Одина власть в Причерноморье перешла к «готско-шведскому королю Германариху»[299]. Ее он описывал, следуя Иордану, в сочинении которого можно найти основы того гото-центризма, на котором строились все последующие изыскания[300].

В шведской историографии готицизм сфокусировал свое внимание на великом прошлом готов как завоевателях мира и героических предках германских народов[301]. Колыбелью готов был объявлен юг Швеции — Гьёталанд. По сути же готицизм был одним из предтеч немецкого германоцентризма. Именно в русле готицизма два различных понятия — «готское» и «германское» — постепенно слились в одно целое. Во многом именно на основе идей готицизма скандинавскими, а затем германскими историками не только начинается изучение прошлого этих стран, но и развивается склонность к идеализации этого прошлого, во многом сохраняющаяся и в наше время.

Готицизм может быть и не приобрел бы столь большого влияния в Северной Европе, если бы он не был подкреплен авторитетами английского и французского Просвещения. С начала XVIII в., помимо скандинавских стран и Германии, готицизм стал популярен и в Англии. Английские парламентарии увидели в древних готах идеальную модель правления государством и противопоставляли ее средневековой христианской модели, из которой позднее вырос ненавистный им абсолютизм[302]. В том же духе к готской государственности подходили французские просветители. В частности Ж.-Ж. Руссо был убежден, что у готов сильная королевская власть зависела от благорасположения народа, а готский король избирался народом[303].

Не лишне еще раз напомнить, что романтический готицизм не раз играл злую шутку с учеными, приводя их порой к весьма курьезным выводам. Один из самых ярких примеров — открытие готов в Индии[304]. Здесь в 1880-х гг. были найдены две индийские надписи на пракрите, в которых некоторые исследователи усмотрели этноним «гаты» (“gatāna”)[305]. В 1912 г. вышла статья известного востоковеда Стена Конова под названием «Готы в Древней Индии», в которой аргументировалась готская языковая принадлежность упомянутых в надписях личных имен “Irila” и “Cita”[306]. Эта гипотеза вскоре обрела сторонников не только среди шведских и немецких историков, в России ее принял русский художник и мыслитель Николай Рерих, усмотревший в некоторых гималайских петроглифах «изображения остготов и прочих великих переселенцев»[307]. Но эта красивая гипотеза рухнула в середине XX в., прежде всего, благодаря трудам санскритолога Вальтера Бюста, убедительно показавшего, что имена, принимаемые за готские, имеют прозрачные индоарийские этимологии, да и сами надписи по палеографии датируются более ранним временем, нежели время выхода готов на историческую арену[308]. Но в нашей стране в 80-х гг. XX в. устаревшей гипотезой «Готы в Индии» увлекся даже ведущий отечественный лингвист — академик В.Н. Топоров[309]. Рецидивам готицизма в современной европейской науке посвящена статья Ф. Пауля в RGA[310].

Нелегко ответить на вопрос, когда в скандинавской историографии на смену готицизму приходит время подлинно научного изучения готской проблематики, т.к. его отголоски ощущаются не только в XIX, но и в XX в.

Как один из вероятных рубежей можно назвать конец XVIII в., когда в политике явственно обозначился финал «шведского великодержавия»[311]. Именно тогда появляются первые работы о готах и их соседях, базирующиеся на научном анализе исторических источников. В 1772 г. датский ученый-антиковед Петер Фридрих Сум исследовал перечень «северных народов» у Иордана и предложил их интерпретацию[312]. Тем самым он заложил основы всей последующей традиции изучения иорданова списка[313].