§ 1. «Римская история» Аммиана Марцеллина

Аммиан Марцеллин (ок. 330—400 гг.) — последний выдающийся римский историк, создавший грандиозную по объему и содержанию «Римскую историю» (в латинском оригинале — “Res gestae”, т.е. «Деяния»)[40]. Его биография и история создания основного труда весьма детально изучены в современной науке[41]. Аммиан сумел сделать политическую карьеру в свите императора Константина II и особенно Юлиана. Он много путешествовал по Империи, не раз бывал на римском лимесе (Amm. Marc., XV.5.21), где имел возможность воочию познакомиться с германскими племенами, принимал участие в последнем Персидском походе императора Юлиана.

К истории Аммиан обратился уже в зрелом возрасте. Как известно, его труд был задуман как продолжение «Анналов» и «Истории» Тацита. Он охватывал большую часть истории императорской эпохи, начиная от правления императора Нервы (96 г.) и кончая смертью Валента в день страшного поражения при Адрианополе (378 г.), нанесенного римлянам готами. Такой изначально задуманный как «анналистический» характер его труда обусловил высокую степень его достоверности как исторического источника. Но, к сожалению, от «Римской истории» сохранились лишь книги XIV—XXXI. Для нашей темы важно, что они как раз освещают основные события в Империи и на ее границах с 353 по 378 гг., т.е. в то самое время, когда в Причерноморье возникло и достигло расцвета королевство Эрманариха.

Использование трудов предшественников и собранный во время путешествий огромный фактический материал позволили Аммиану детально осветить историю Римской империи как единого государства. В последних книгах своего грандиозного труда он подробно изложил историю взаимоотношений Империи с северными варварами в третьей четверти IV в. Ему принадлежит первое историческое описание вторжения гуннов в Европу, которое сыграло определяющую роль в Великом переселении народов. Именно в связи с этим судьбоносным не только для Империи, но и для многих варварских народов событием в труде Аммиана содержится знаменитый пассаж об Эрманарихе и разгроме гуннами его владений около 375 г., о подчинении ими уцелевших остроготов и бегстве везиготов в римскую провинцию Мезия, в общем, о начале той цепи исторических событий, которая привела к гибели Западную Римскую империю и в конечном итоге завершилась образованием на ее территории ряда варварских королевств. Поэтому для оценки степени достоверности сообщаемой Аммианом исторической информации весьма важен вопрос о времени сочинения последней XXXI книги, и особенно о тех источниках, которые он собрал и использовал для ее написания.

К сожалению, в отличие от книг XIV—XXI[42] в современной науке еще нет критических изданий текста последней книги «Римской истории», сопровождающихся надлежащими научными комментариями и справочным аппаратом. Не издан и конкорданс этой части труда Аммиана Марцеллина, который, несомненно, облегчил бы работу с его текстом. Мы имели возможность учесть лишь отдельные источниковедческие аспекты XXXI книги, в частности аланского и гуннского экскурсов, ранее анализировавшиеся исследователями[43].

В современной науке нет существенных расхождений в отношении времени написания заключительной книги «Римской истории». Аммиан завершил работу над ней в самые последние годы своей жизни. Некоторые исследователи приводят более конкретные даты: в промежутке 392—397 гг.[44], после 397 г., но чаще всего 392—393 гг., 392—394 гг.[45] или 392—395 гг.[46]. Скорее всего, труд Аммиана Марцеллина был закончен до смерти императора Феодосия в 395 г., которого историк еще называет «нынешним Цезарем». По существу в XXXI книге Аммиан изложил события недавнего прошлого, отделенного от времени ее написания не более чем полутора — двумя десятилетиями. Более того, в известной мере последняя книга более чем другие части его труда носит характер политического и военного наставления современникам[47]. Тревожные последствия описанных историком событий были еще более актуальны ко времени издания его труда. Трагические для римлян и готов события 375—378 гг. Аммиан описывал спустя всего полтора — два десятилетия. Для него это была еще не история, а часть живой современности, то, что в немецкой историографии называется “Zeitgeschichte[48].

Для оценки степени достоверности этого источника важно то, что события 375—376 гг. на далекой причерноморской окраине Империи освещались писателем непосредственно, по свежим следам. Но, к сожалению, в отличие, например, от его современника — Евнапия Аммиан Марцеллин уделил истории готов до их «вхождения» в Империю очень мало места. Здесь проявился традиционный для римской историографии прагматизм — освещать лишь то, что непосредственно касалось римлян и их интересов.

Прежде чем анализировать конкретные исторические свидетельства Аммиана о готах и Эрманарихе, целесообразно рассмотреть основные мировоззренческие принципы, представления и взгляды писателя, так или иначе повлиявшие на отбор и манеру изложения исторического и этнографического материала. Они неплохо изучены в современной науке[49].

Аммиану в высшей степени свойственен римский патриотизм и обычное для образованных людей его круга чувство превосходства над другими народами, прежде всего варварами, унаследованное от многих поколений предков[50]. Он выражает явное недовольство резко возросшей ролью и влиянием варваров-германцев в римской армии (Amm. Marc., XIV. 10.7) и при дворе императора (Amm. Marc., XV.5.11). Недальновидное решение императора Валента, позволившего везиготам, переселиться на территорию римской провинции, Аммиан рассматривает как важнейшую предпосылку грядущей катастрофы под Адрианополем (Amm. Marc., XXXI.4.6).

В то же время в отношении подбора сведений о германских племенах Аммиан более практичен и объективен. На выбор информации о конкретных германских племенах влияла сама историческая обстановка 2-ой половины IV в. С одной стороны, северные варвары представляли постоянную угрозу для римлян, но с другой стороны, не только отдельные их представители, но и целые племена играли все более важную роль во внутриполитической истории Поздней Римской империи[51]. Его, прежде всего, интересует конкретная информация, что в полной мере проявилось в экскурсах, посвященных аланам и гуннам (Amm. Marc., XXXI.2.8-9). Но, к сожалению, готы в дошедших до нас книгах «Римской истории» не удостоились отдельного этнографического раздела или даже экскурса. Видимо, в отличие от алан и тем более гуннов, только что оказавшихся в поле зрения римлян, готы слишком хорошо были им уже известны.

Установлено, что Аммиан Марцеллин не посещал Северного Причерноморья, которое тогда было далекой северо-восточной окраиной Римской империи. Но отсутствие аутопсии он компенсировал активным использованием сообщений своих предшественников и другими источниками[52]. В своем труде Аммиан неоднократно обращался к этногеографии Северного Причерноморья. В первый раз мы встречаемся с ней в XXII книге, где речь зашла о сарматских племенах язигов и роксоланов, постоянно угрожавших Дунайским провинциям Империи[53]. В полном согласии с более ранней античной географической традицией (но не современной ему реальностью) он локализует эти сарматские народы западнее и севернее Меотиды (XXII.8.31). Однако ко времени вторжения гуннов здесь уже давно господствовали остроготы-гревтунги, а к востоку от них — аланы-танаиты (XXXI.3.1). Названные же Аммианом сарматские племена еще несколько столетий назад откочевали далеко на Запад, на Средний Дунай, где и представляли постоянную угрозу Империи (XVII. 12.1-7; 13.1-33; XIX 11.1-16). В XXII книге Аммиан некритически использовал устаревшие к его времени данные Клавдия Птолемея, отражавшие этнографические реалии первых веков н.э., на что обратил внимание еще Т. Моммзен[54].

Такой же далекой от исторической реальности нарочитой ученостью и книжностью грешит описание Причерноморья в аланском экскурсе Аммиана (XXXI.2.13-16). В нем изложены традиционные для позднеантичной географии сведения о народах, некогда обитавших на просторах южнорусских степей. В массе своей они восходят к Геродоту, а иногда к сочинениям Плиния Старшего, Помпония Мелы, Клавдия Птолемея[55]. Поэтому и рассматриваемая этнокарта Причерноморья у Аммиана Марцеллина, написанная по давно выработанной в античной географии схеме, носит чисто ученый, «антикварный» характер, на что, впрочем, указывает и сам писатель, обронивший при упоминании меланхленов и антропофагов характерную фразу: «как я читал» (XXXI.2.15)[56]. Но весьма важно, что никаких анахронизмов уже нет в интересующем нас пассаже Аммиана о вторжении гуннов и разгроме «владений» Эрманариха (XXXI.3.1—3). В нем описана совсем другая этнополитическая ситуация, нежели в книге XXII.8. Она относится к самому началу гуннского вторжения в Европу, т.е. примерно к 375 г. Совершенно очевидно, что в основе этого рассказа Аммиана лежат иные, современные автору источники.

В описании 375—378 гг. ощущается, что Аммиан использовал те ужасные слухи о драматичных событиях в Причерноморье и на Дунае, которые доходили до римлян[57]. Однако основные сведения о готах и их короле Эрманариха историк мог получить не от римлян, а из устных рассказов самих участников событий — готов, особенно после их переселения в 376 г. за Дунай в провинцию Мезия[58]. Вполне определенный, если так можно сказать, «готский взгляд» явственно просматривается у Аммиана в образе воинственного короля Эрманариха, «которого страшились соседние народы из-за его многочисленных и разнообразных военных подвигов» (XXXI.3.1), а возможно, и в изложении самого хода событий гунно-готской войны 375 г. К тем же устным источникам, скорее всего, восходят имена десяти готских королей и вождей, которых упоминает писатель в разных частях своего труда (“Viderich”, “Vithimir”, “Alatheus”, “Saphrax”, “Athanarich”, “Munderich”, “Lagarimanus”, “Alaviv”, “Fritigern”, “Farnobius”). Одним из весьма компетентных информаторов Аммиана вполне мог быть готский военачальник Мундерих, который участвовал в походе готов Атанариха на помощь узурпатору Прокопию в 367 г., а затем дослужился в римской армии до довольно высокого поста “dux limitis per Arabias” (XXXI.3.5). В 380-е гг. Аммиан имел возможность получить информацию о готах непосредственно и от других военачальников римской армии — готов по происхождению Ботериха, Эриульфа, Фравитты, Тайны, Руиморида[59].

Ценные сведения о народах Северного Причерноморья Аммиан мог услышать от участников боспорского посольства к императору Юлиану в 359 г. Историк сообщает, что «с севера и пустынных пространств, по которым впадает в море Фасис, ехали посольства боспорцев и других неведомых ранее народов с мольбой о том, чтобы за внесение ежегодной дани им позволено было мирно жить в пределах родной им земли» (ХХII.8.13). По существу, здесь речь идет об одном из самых последних событий в истории Северного Причерноморья, непосредственно предшествовавших гуннскому вторжению.

Есть данные, что Аммиан мог использовать и документальный материал. Так, одним из его источников о войне готов на стороне Прокопия в 367 г. были донесения послов Виктора и Аринфея, на что прямо указал сам историк: “cum propositis condicionibus adsentiri Gothos docuissent litteris veris...” — «когда они подтвердили в своих донесениях, что готы согласились на предложенные условия...» (XXVII.5.9). Здесь “littera” — специальный термин для обозначения военного донесения, рапорта (XIV.9.1; XXI.7.6; XXX. 1.4; XXXI. 1.6).

Подведем итоги анализа «Римской истории» Аммиана Марцеллина как источника по истории готов до их вынужденного переселения на Запад. По существу он открыл миру не только имя готов-гревтунгов[60], но и важнейший этап их собственной истории. Ранее римляне имели дело или с готами вообще, или с готами-тервингами, проживавшими по соседству с римским лимесом на Дунае. Данные Аммиана о причерноморском периоде истории готов и королевстве Эрманариха весьма немногочисленны, но в целом представляются достоверными. Они во многом аутентичны, т.к. были собраны историком по живым свидетельствам участников и современников событий гибели готской государственности. Поэтому обрисованная им ситуация в Северном Причерноморье накануне и в самом начале гуннского вторжения, на наш взгляд, в целом весьма близка исторической реальности. Упрекать же Аммиана в некоторой односторонности в освещении истории остроготов или гуннов на том основании, что он не упомянул о судьбе Боспорского царства или других народов, которые входили в «державу» Эрманариха[61], было бы исторически неправомерно. Нельзя забывать, что экскурс о государстве Эрманариха играл в «Римской истории» Аммиана необходимую, но все-таки второстепенную, служебную роль. Без него читателю было бы непонятно, почему годом спустя на римлян обрушились бедствия, фактически ознаменовавшие начало конца их Империи. Для изучения интересующей нас темы важно, что для Аммиана королевство Эрманариха — историческая реальность совсем недавнего прошлого. В то же время непредвзятое свидетельство римского историка не оставляет сомнений в эфемерности остроготской государственности в Причерноморье, которая стремительно рухнула под ударами гуннов и покоренных ими аланов.

Загрузка...