Готланд Эрманариха: остроготы в Восточной Европе на рубеже Древности и Средневековья

§ 2. Языческая религия

К сожалению, из литературных источников мы немного знаем о традиционной готской религии. В основном это отрывочные сведения античных и раннехристианских авторов о верованиях и культах вестготов[1287]. Весьма ценный материал содержит «Готская Библия», т.к. до сих пор язык остается самой надежной базой реконструкции «варварского» сознания[1288]. Но Вульфила передал лишь некоторые отзвуки старых языческих воззрений, которые им были преобразованы и встроены в новое видение жизни и общества[1289]. Лингвисты выделяют в готском две основные группы религиозной лексики: исконно германскую, первоначально обозначавшую различные языческие понятия еще в дописьменный период, и заимствованную для передачи новых христианских реалий[1290]. В последние десятилетия много нового для изучения мировоззрения населения Черняховской культуры дают данные археологии, но и они не всегда отличаются желаемой определенностью.

Проявление язычества в погребальной обрядности.

Биритуальный погребальный обряд Черняховского населения, в особенности трупосожжения, безусловно, свидетельствует о его языческих верованиях. Следует заметить, что биритуализм Черняховской культуры — явление для Европы римского времени не уникальное, а скорее обычное. Само по себе, использование носителями одной культуры различных форм погребальной обрядности, в том числе столь различных, как ингумации и кремации, характерно для переходных постпервобытных обществ[1291]. Могильники, содержащие как кремации, так и ингумации были известны у германцев еще до нашей эры[1292]. Но тот факт что население, проживавшее на одном поселении, придерживалось разных погребальных традиций, скорее всего, указывает на существенные различия в мировоззрении отдельных, составляющих его групп.

По мнению ряда исследователей, выбор обряда захоронения — кремации или ингумации — был обусловлен дохристианскими представлениями готов о посмертном существовании[1293]. По предположении Р. Хахмана, кремации могли быть изначально связаны с культом древнего германского бога Тиу (“Tiu”/“Ziu”), а ингумации — с Одином (“Woden”/“Wodan”)[1294]. Правда, распространение обычая трупосожжения более поздняя скандинавская традиция связывала именно с установлениями Одина[1295]. Как бы то ни было, смена богов и ритуалов могла произойти только в случае глубоких социальных сдвигов в обществе, с развитием института военного предводительства и захватнических войн[1296]. На территории Германии со II по VI в. по неясным до конца причинам происходит постепенный переход от древнего обряда кремации к повсеместному господству ингумаций[1297]. Его нельзя связывать с распространением христианской традиции ингумаций, т.к. он появляется за долго до принятия религии Христа готами и другими варварами.

Подобное явление наблюдается и в Черняховской культуре, где кремации чаще встречаются в ранних погребениях, тогда как ближе к её финалу устанавливается господство обряда ингумации при сохранении определенной доли кремаций[1298]. В связи с этим напомним, что у некоторых восточногерманских народов, традиция сожжения покойника сохранялась очень долго. Так Прокопий Кесарийский при описании погребального обычая племени герулов, специально отметил, что таковым он был в древности: «...Навалив большую и высотную кучу дров и положив этого человека на самый ее вверх <...> поджигают всю кучу дров, начиная с самого низу. Когда костер потухнет, они, собрав кости, тотчас же предают их земле» (Ргосор., Bell. Goth., 11.14). Поэтому, может быть, обряд сожжения в Черняховских могильниках связан не только и не столько с собственно готской — (для вельбарской культуры более характерны ингумации), а с герульской или вандальской (пшеворской) погребальной традициями. В этом плане интересно, что гот. глагол “(ga) filhan” — «погребать» имел исходное значение с глаголом «прятать», «зарывать в землю» (ср. рус. «хоронить»), что явно указывает на первичность для готов именно обряда ингумации[1299].

По данным языкознания у готов, как и у многих других индо-европейских народов, реконструируется трехчастная модель мира. Мир живых людей — это “midjungards”, букв. «срединное место обитания». Для обозначения верхнего мира в языке готов практически ничего не осталось, если не считать того, что в Библии Вульфилы (при переводе 2 Кор 12:4) христианское понятие «рая» передавалось гот. “waggs” — «луг»[1300]. Для обозначения подземного или загробного мира готами издревле употреблялось слово “halja” — букв, «укрытие» (др.-исл. “Hel”), после принятия христианства ставшее обозначением «царства мертвых», ада[1301]. Скорее всего, такое представление о посмертной судьбе было свойственно той части населения, которая практиковала обряд ингумации. Наоборот, в кремациях с оружием как обряде перехода в «мир иной», вероятно, находили отражение совсем другие религиозные представления, связанные с верой в пребывание умерших в верхнем, «небесном» царстве мертвых[1302]. Последнее, скорее всего, представлялось райским лугом (“waggs”). Лингвистами установлено, что у готов существовало представление об умирании как горении — “ga-swiltan”[1303]. Заметим, что, не смотря на довольно широко распространенный обычай трупосожжения, у древних германцев, в отличие от других индоевропейских народов, огонь никогда не почитался как божество [1304]. Однако в древнегерманской эсхатологии был развит образ «огня смерти»[1305].

Различия в представлениях о посмертном существовании проявляются и в других обрядовых чертах Черняховской культуры. В параграфе о социальном составе остроготского социума мы уже рассматривали вопрос о северо- и западноориентированых погребениях. Та часть населения, которая хоронила умерших головой на север с сопровождающими его на «тот свет» вещами, придерживалась погребальных традиций, связанных с верой в посмертное существование умершего в его земном, телесном воплощении[1306]. Возможно, такая ориентировка отражала соотнесенность умерших с «царством мертвых» на севере, куда, по представлениям германцев, устремлялись их души после смерти[1307].

Другая часть населения с западной ориентировкой усопших явно придерживалась какой-то иной похоронной традиции, не требующей их сопровождения полными наборами инвентаря. По мнению А.В. Гудковой и Е. Шультце, трупоположения с западной ориентировкой не случайно имеют бедный или мелкий инвентарь, который традиционно ограничивался стеклянными кубками и отдельными украшениями[1308]. Некоторые исследователи усматривают в ней проявление признаков раннехристианской погребальной обрядности. О шаткости исторических и археологических аргументов последней гипотезы речь уже шла выше, хотя полностью исключать вероятность принятие новой веры какой-то частью остроготов, на наш взгляд, все же нельзя.

С языческими верованиями связана еще одна характерная особенность многих Черняховских ингумаций — намеренное разрушение захоронений[1309]. При этом чаще всего разрушению подвергались погребения с северной ориентировкой. Видимо, эта особенность находит объяснение в древней германской традиции обезвреживания «оживших покойников» с целью обезопасить от них живых людей[1310]. Она получила широкое распространение в погребальной обрядности большей части Черняховского населения. Известно 42 могильника с неполными погребениями. Этот элемент погребального обряда расценивается как защитная магия[1311]. О.В. Петраускас выявил и другой интересный ритуал. В могильнике Косаново из одного погребения с ингумацией была извлечена часть останков, ее подвергли сожжению и захоронили в той же могиле[1312]. Этот обезвреживающий ритуал в какой-то степени нашел отражение и в раннесредневековом германском эпосе, в котором королю Эрманариху отрубают руки и ноги, а потом бросают их в огонь (Hamðismal, 24).

Об охранительной магии свидетельствуют также находки в могилах различных амулетов (ведерковидных подвесок, «молоточков Тора» и др.) и камней. Иногда камни использовались для обозначения могил (в виде пирамидок) или в качестве надгробий[1313]. Они, по-видимому, имели у готов магическое значение. В «Вестготской правде» говорится: «Если кто похитит у мертвого надгробие, желая добыть для себя исцеление, он должен будет выплатить наследникам покойного 12 солидов...» (11.2.2).

Языческие идолы и святилища

Характерной чертой древней языческой религии было идолопоклонство. Известно, что готы называли своих кумиров “galiugaguda”, причем, изначально оно употреблялось в среднем роде для обозначения одного их божков языческого пантеона[1314]. Однако после принятия христианства в качестве имени Бога использовалось слово с той же основой, но уже муж. рода в ед. числе, наряду с гот. “Frauja” — Господь.

По мнению X. Вольфрама, языческие идолы символизировали божественных предков готов — «полубогов ансов». Впервые они засвидетельствованы Иорданом (Get., 78) как “anseis” в форме Асс., Рl.[1315] Р. Хахман усмотрел в этом сообщении Иордана заимствованный у Кассиодора фрагмент подлинной готской религиозной традиции [1316]. Однако современные исследователи считают, что др.-герм. “ansuz/áss” совпадало со значением одной из древних рун[1317], так что в этом случае источником мог быть готский рунический алфавит, понятный и Иордану. Одним из ансов был Гаут, который в Скандинавии эпохи викингов считался ипостасью Одина[1318]. Согласно древнегерманской традиции, Один пришел в Скандинавию с территории юга России, где по представлениям скандинавов у р. Танаис жили асы и ванны[1319].

Об идолопоклонстве готов свидетельствует и позднеантичная литературная традиция. Савва Готский, будучи христианином, осуждал и попрекал своих односельчан-идолопоклонников (Passio, II. 1). Во время преследования христиан везиготский судья Атанарих повелел возить на повозке по всей стране «нечто подобное изображению бога» и приносить ему жертвы. Это деревянный идол мог олицетворять главного предка везиготов[1320]. О языческих жертвоприношениях в готской деревне в 372 г. упоминается в «Страстях св. Саввы Готского»: «В другой раз, когда время суда было передвинуто, как это обычно делается у готов, некоторые из язычников из той же самой деревни собирались при вознесении жертвоприношений богам поклясться преследователям, что в их селении нет ни одного христианина» (III.1.3). Исследователи германской языческой традиции усматривают в самой казни Саввы через утопление в реке древний ритуал жертвоприношения воде[1321].

Известны готские языческие праздники, которые назывались словом “*dulþs”[1322]. Они начинались с жертвоприношений и включали пиры, во время которых ели священное мясо принесенных в жертву животных. Социальная функция пиршества в жизни варварского общества хорошо раскрыта А.Я. Гуревичем: «Совместное поглощение пищи и напитков имело в сознании этих людей глубокий общественный, религиозный и моральный смысл; между сотрапезниками устанавливались дружественные связи, изглаживалась вражда <...> Мир в представлении варваров, очевидно, равноценен пиру»[1323].

Помимо веры в языческих богов, которым ставили идолы, в готском языке сохранились свидетельства о божествах низшего уровня. Это так называемые “skohsl” — «чудища»[1324]. Этимология этого слова не ясна, но оно употреблялось в значении «злой дух» (греч. “δαίμων” — «бес»), в отличие от “ahma” — «дух» от готской основы со значением «разум»[1325]. Жертвоприношения демонам позднее преследовались «Вестготской правдой»: «Колдуны, или призыватели бурь, которые какими-либо заклинаниями насылают град на виноградники и нивы, или те, кто мутит умы людей вызыванием демонов, или же те, кто творит ночные жертвоприношения демонам <...> пусть получат публично двести ударов бичом...» (6.2.4).

В Библии Вульфилы, впитавшей значительный пласт языческой лексики, алтарь обозначался словом “hunslastajw” — «жертвенное место» (от “hunsl” — «жертва»)[1326]. Существовало специальное выражение “hunsla saljan” — «приносить жертву». В том же источнике сохранилось исконное готское обозначение подобных культовых мест — “alhs”, которое обычно переводят как «храм»[1327]. Однако этимология этого слова и его параллели в других древних германских языках свидетельствуют, что изначально оно обозначало укромное, защищенное место в лесу или на горе. Поэтому позже для обозначения христианского храма в готском языке появилось слово “aikklesjo”, заимствованное из греческого литургического языка.

К сожалению, мы многого не знаем о готском язычестве, в том числе состав готского пантеона. Но имеющиеся данные позволяют считать большую часть остроготского и везиготского населения до конца IV в. язычниками. Старое язычество долго держалось среди готской знати даже после переселения на земли Империи. Так, например, король остроготов Радагайс вначале V в. оставался приверженцем культа идолов (Isidor., Hist. Goth., 14).

Институт жречества

Исследованные Черняховские святилища представляли собой языческие капища, о которых заботились жрецы. Недавно готское языческое капище было открыто на вельбарском поселении Хринники на Волыни. На алтаре и вокруг него были найдены кости человека, коня, вепря и двух собак[1328]. В языке «Готской Библии» сохранилось гот. слово “gudja” — «жрец», позже оно стало обозначать священнослужителя вообще, в том числе, христианского священника[1329]. Это слово известно и по руническим надписям в форме “gudija”[1330]. Сохранился и другой религиозный готский термин “weiha” (от гот. “weihs” — «посвященный»)[1331] для обозначения одного из жрецов, совершавших ритуал в языческом храме[1332]. Возможно, о готских языческих жрецах свидетельствует рассказ Евнапия о переходе готов через Дунай: «Каждый род готов вывез с собой из родины отечественную святыню и служащих ей священников и священниц, <...> между тем хранили они твердо и неизменно тайны отечественной веры в глубокой непроницаемости» (Eunap., 56).

Помимо жрецов важную роль в языческом ритуале играла готская знать[1333]. Во всяком случае, из «Страстей св. Саввы Готского» видно, что все решения о религиозных мероприятиях и их исполнение принимались готскими вождями, риксами, судьями[1334]. В этом мы видим проявление древней германской традиции, впервые отмеченной Тацитом (Germ., 10). Иордан сохранил уникальное свидетельство о существовании в готском обществе жриц-колдуний, которых он назвал “haliurunnae” (Get., 121—122). Согласно древнему преданию, халиурунны были среди готов уже во время переселения последних из прибалтийской прародины в Скифию. Сочтя их подозрительными, король Филимер приказал их изгнать из готского войска и принудил блуждать в пустыне. По готскому преданию именно от этих изгнанных готских колдуний-халиурунн и нечистых духов произошло свирепейшее племя гуннов. Значит, по представлениям Иордана и его информаторов, халиурунны были у готов не только в годы миграции, но и позже — накануне гуннского вторжения. У исследователей нет сомнения, что Иордан донес до нас подлинное древнее название готских жриц. К. Мюлленгоф возводил это слово к двн. “hellirunna” — нечто вроде «вопрошения мертвых». Е.Ч. Скржинская вслед за другими исследователями указала на его родство с двн. “alrima” — «ведьма», в основе которого лежит “rūna” — «тайна»[1335]. П. Скардильи переводил “haliurunna” как «посланник или вестник Хель»[1336]. Вслед за ним Н.А. Ганина усмотрела в начале этого сложного слова гот. “helja“ — Хель = «страна смерти»[1337].

О том, что жреческие функции у древних германцев исполняли женщины-жрицы, известно из сообщений античных авторов, начиная со Страбона.

Старые седовласые жрицы смерти сопровождали войско кимров во время походов в Италию в конце II в. до н.э. (Strabo, VII. 2. 5). Они приносили в жертву пленных и по их крови совершали гадания — предсказывали соплеменникам грядущую победу. Цезарь упоминает германских матрон (“matres familiae”), которые путем бросания жребия и гадания пытались узнать, следует ли воинам выходить на битву (De bello Gal., I. 50). Тацит также свидетельствует о том, что у германцев женщины-жрицы занимались гаданием и предсказанием будущего. «Ведь германцы считают, что в женщинах есть нечто священное и что им присущ пророческий дар, и они не оставляют без внимания подаваемые ими советы и не пренебрегают их прорицаниями» (Germ., 8). Институт германских жриц-предсказательниц специально рассмотрен в работе Н.А. Ганиной[1338]. По-видимому, готские халиурунны представляли реликт этой древней германской традиции. Исследователи допускают, что именно жрицы-халиурунны могли совершать магические обряды с глиняными чарами типа тех, которые обнаружены в Лепесовке[1339]. Они представляли собой трехручные вазы, на плоском венчике которых до обжига были прочерчены секции с неповторяющимися рисунками-пиктограммами (рис. 23, 1). Так, широкий борт одной чаши был разделен на 12 секторов-прямоугольников, соответствующих 12 месяцам солнечного года. Лепесовские трехручные чаши обнаруживают аналогии среди лепной керамики пшеворской культуры, близкие сюжетные изображения известны и на вельбарской керамике[1340]. В одном из погребений Черняховского могильника Ромашки найден кувшин с изображениями, расположенными двумя горизонтальными поясами (рис. 23, 2). Они образуют определенную систему и, видимо, также представляют собой календарь, в котором отмечены дни языческих праздников.