Готланд Эрманариха: остроготы в Восточной Европе на рубеже Древности и Средневековья

§ 2. Королевою Эрманариха в свете современных концепций потестарности

На основании проведенного выше анализа следует попытаться определить тип остроготской потестарности и ее место в политогенезе Восточной Европы. Согласно рассмотренным свидетельствам Иордана, отношения между Эрманарихом и завоеванными им племенами складывались по принципу прямого «подчинения его законам», что приводило, по всей видимости, к образованию настоящей «варварской империи», с сильными центробежными тенденциями и возрастающим напряжением на периферии. Сама по себе королевская власть, как и всякая политическая власть, имеет тенденцию организовать подвластное население в нечто социально целое, новую этнополитическую общность, что мы и видим по археологическим материалам Черняховской культуры. Если обратить внимание на размеры ее территории, на единство стиля ее культурного ядра, то не остается сомнения в том, что мы имеем дело с т.н. крупномасштабным обществом[1675].

По современной типологии ранних варварских политий, “regnum” Эрманариха было уже суперсложным вождеством. На наш взгляд, предложенная Н.Н. Крадиным концепция суперсложного вождества[1676] вполне применима к остроготскому социому, которое по данным археологии (черняховская культура) было полиэтничным и насчитывало как минимум сотни тысяч человек. Но, разумеется, оно не было кочевым, а базировалось на комплексном земледельческо-скотоводческом хозяйственном укладе. В этом смысле остроготский материал, кажется, заставляет внести существенные коррективы в концепцию суперсложных вождеств Н.Н. Крадина, которые якобы всегда создавались только кочевыми народами. В Остроготском королевстве мы явно имеем случай такого масштабного вождества, созданного на ином оседлом земледельческо-скотоводческом укладе.

Здесь уместно остановиться на оценке королевства Эрманариха в исследованиях Л.Е. Гринина. Он является сторонником гипотезы альтернативности путей становления постпервобытной социальной организации[1677]. Исходя из этой гипотезы, исследователь отнес королевство Эрманариха к «аналогам раннего государства»[1678]. Но если вдуматься в его характеристику, то за всей новаторской терминологией мы увидим традиционную для нашей науки точку зрения на королевство Эрманариха как на союз с достаточно сильной властью верховного вождя, состоявший из многих разноязычных, чуждых друг другу племен. Кажется, в этом случае Л.Е. Гринин оказался в плену традиционной марксистской исторической терминологии. Мы уже обращали внимание на то, что называть королевство Эрманариха «союзом племен», нет никаких оснований, т.к. в источниках не содержится ни одного свидетельства о подлинно союзнических отношениях остроготов с народами, входившими в их военно-политическое образование IV в. Наоборот, все они оказались в его составе в результате завоевания, покорения, подчинения (Get., 116-120). К тому же, как известно, союзы племен обычно недолговечны, тогда как, судя по хронологии Черняховской культуры, готские политические образования в Северном Причерноморье существовали не менее 4—5 поколений. Нам представляется, что «альтернативный» подход Л.Е. Гринина мало что может дать для понимания природы Остроготского королевства на юге Восточной Европы. Для решения этого вопроса многое зависит от того, что считать государством, и чем оно принципиально отличалось от более ранних догосударственных форм организации общества[1679].

Л.Е. Гринин дает своё определение «раннего государства», которое представляет интерес для нашей темы: «Раннее государство — это категория, с помощью которой описывается особая форма политической организации достаточно крупного и сложного аграрно-ремесленного общества (группы обществ, территорий), определяющая его внешнюю политику и частично социальный и общественный порядок; эта политическая форма есть в то же время отделенная от населения организация власти: а) обладающая верховностью и суверенностью; б) способная принуждать к выполнению своих требований и перераспределять ресурсы; в) построенная в основном не на принципе родства»[1680].

На наш взгляд, приведенные выше базовые характеристики королевства Эрманариха по данным нарративной традиции и археологии во многом (хотя и не во всем) соответствуют перечисленным критериям «раннего государства» как определенной стадии политогенеза. Оставившее Черняховскую культуру многочисленное, изначально неоднородное в этническом отношении население проживало в рамках крупномасштабного сообщества, по размерам и уровню сложности вполне сравнимого с «ранним государством». Причем, исходя из типологии Л.Е. Гринина, по последнему критерию оно скорее соответствовало «крупному раннему государству»[1681]. Здесь важно не забывать, что «раннее государство» — это всегда государство неполное, какие-то очень важные его элементы еще отсутствовали или были еще недоразвиты[1682]. Часто такие «неполные» государства только надстраивались над обществом, ограничиваясь военными и перераспределительными задачами, сбором дани, повинностей и пошлин, не проникая в толщу его жизни. Естественно, на этапе становления «раннего государства» в нем сохранялось еще очень много остатков и элементов предыдущей стадии политогенеза, в нашем случае — «суперсложного вождества». Но важно то, что уже не они определяют сущность новой политии — формирующегося «раннего государства», каковым, скорее всего, и становилось Остроготское королевство при Эрманарихе.

Известно, что многие «ранние государства» появлялись на последнем этапе политогенеза, когда на первое место выдвигается война. Ее цель — не просто грабеж, а увеличение территории и населения для производства и реализации избыточного продукта. У истоков Остроготского королевства стояли более ранние «военные политии» готов III в., наложившиеся на местные потестарные образования[1683]. Скорее всего, они начали оформляться еще во время миграции в Скифию при короле Филимире, т.к. у переселенцев в условиях постоянной военной опасности и столкновений с коренным населением неизбежно должна была усиливаться военная власть короля[1684]. Результатом такого завоевания стал межэтнический симбиоз и иерархия территорий, возникновение отношений «готский центр» и «местная племенная периферия»[1685]. Изначально королевство остроготов несло на себе отпечатки крупных перемен, ярче всего запечатленных в пассаже Иордана о «деяниях» Эрманариха[1686]. Здесь «раннее государство» образовалось на базе суперсложного вождества с сильной властью вождя-короля, опирающегося на войско-дружину в процессе завоевания и присоединения новых обширных территорий. Все это неизбежно вело к усложнению общественной жизни, вызванного как обстоятельствами переселения и завоевания, так и внутренними противоречиями этого общества. Такая схема остроготского политогенеза хорошо согласуется с современными представлениями о начале государственности, которая чаще всего рождалась в результате каких-то резких перемен.

В то же время, неуловимость и расплывчатость перехода от «сложного вождества» к «раннему государству» признают многие исследователи этого феномена. По нашему мнению, став двухуровневым и полиэтничным, оно перерастало рамки «суперсложного вождества» и эволюционировало в сторону «раннего государства».

В целом, остроготы Эрманариха проявили явно большее стремление к масштабному политическому образованию, нежели везиготы, долгое время сохранявшие в Гуттиуде (“Gútþiuda”) племенное дробление с вождями — «судьями» во главе[1687]. Экспансию остроготов на север и северо-восток осуществляла пассионарная, воинственная, хотя, скорее всего, и не очень многочисленная группа племен, а точнее — дружин, привычных к подвижной жизни[1688]. Они еще не принадлежали к развитой цивилизации, не были склонны к прочной оседлой жизни, не имели устойчивых политических скреп. Основное направление готской экспансии на север, вдоль больших рек было обусловлено не только естественным стремлением овладеть главными торговыми магистралями Восточной Европы, но не в последнюю очередь — невозможностью продвижения готов на юг к границам богатых римских провинций, особенно после поражения, нанесенного им Константином Великим в 332 г.

В результате с Империей был заключен мирный договор (“foedus”), не нарушавшийся варварами до 367 г.[1689] Кажется, совокупность этих предпосылок и факторов сыграла не последнюю роль в возникновении обширного “regnum” Эрманариха, хотя, конечно, не следует сбрасывать со счетов и личные заслуги этого могущественного остроготского короля. Судя по впечатляющим результатам его завоеваний, он обладал всеми качествами харизматического лидера, сумевшего создать в Восточной Европе, если верить Иордану, «державу», по масштабам не уступавшую Руси IX в. В этом смысле политогенез у остроготов под управлением Эрманариха вел к политической централизации огромного восточноевропейского региона и «авторитаризации» системы управления его разноэтничным населением. Как известно, укрупнение социально-исторических организмов было важным условием прогресса общества, особенно на стадии классообразования и политогенеза[1690].

И хотя иные потестарные институты “regnum” Эрманариха, в отличие от везиготского общества эпохи Атанариха[1691], нам неизвестны, вряд ли по уровню развития они сильно уступали последним, а, если принять во внимание более внушительные масштабы Остроготской «державы», скорее всего, даже их превосходили. Судя по всему, она демонстрировала потенциальную возможность возникновения варварского королевства вне территории римских провинций, еще в восточноевропейском Барбарикуме (рис. 1). Но в отличие от более поздних варварских государств V—VI вв., сложившихся в различных частях гибнущей Империи, она не имела питательной «римской» почвы, старой цивилизации («синтезная зона»), хотя кое-что из нее готы успели воспринять.

Итак, мощь Остроготского королевства основывалась, прежде всего, на авторитете и достижениях короля Эрманариха, опиравшегося на дружину. Последующую экспансию его королевства сейчас объясняют различными геополитическими, экономическими и социальными факторами: контролем важнейших торговых речных путей Восточной Европы, службой в Римской империи тысяч молодых варваров в качестве федератов, которые приносили «домой» достижения провинциальноримской культуры, иными влияниями позднеантичной цивилизации[1692]. По своему геополитическому положению, полиэтничной структуре и роли в нем речных магистралей государство Эрманариха IV в. в известной мере было предтечей Киевской Руси IX в., также возникшей на главных торговых путях Восточной Европы, связывающих север и юг. Этот вывод, впервые сделанный М.И. Ростовцевым почти сто лет назад[1693], несмотря на некоторый налет модернизации, находит новые подтверждения не только в письменных, но и археологических источниках.

Известно, что одна из очевидных характеристик перехода к государственности — это «эффект снежного кома»: если он пришел в движение, то двигается все быстрее и быстрее[1694]. В современной культурной антропологии это явление описывается с помощью понятия социального ароморфоза. Действительно, по меркам того времени образование «державы» Эрманариха происходило весьма стремительно, на глазах одного-двух поколений. В результате впечатляющих военных успехов власть короля становилась все более сильной и непререкаемой[1695]. Все это сопровождается ростом значения принуждения и контроля, яркие примеры которых сохранил рассказ Иордана. О росте государственности говорят и те функции верховной власти Эрманариха (военная, административная, законодательная, судебная, сакральная), которые рассматривались выше. В итоге на юге Восточной Европы складывалась новая этнополитическая общность, в которую входили остроготы, везиготы и другие племена, и в отношении которой Иордан однажды употребил термин “societas” (Get., 130).

В науке давно установлена определенная связь между признаками наличия в том или ином обществе государственности и цивилизации[1696]. Недавно Н.Н. Крадин составил корреляционную таблицу между десятью основными критериями сложного общества[1697]. Мы воспользовались ею и провели корреляцию между наиболее характерными признаками Черняховской культуры по тем же критериям. В результате выявилась сильная связь между такими важными признаками как «оседлость», «агрикультура», «высокие ремесленные технологии», «транспорт», «монеты», «политическая интеграция» и в меньшей степени «социальная стратификация» и «письмо». Большинство из перечисленных признаков указывают, на увеличение культурной и социальной сложности Черняховского общества. Как известно, такой уровень исторического развития Г. Чайлд в свое время назвал цивилизацией. В то же время в Черняховском социуме отсутствовали (или находились в зачаточном состоянии) урбанистические структуры, которые обычно рассматриваются в качестве надежного признака цивилизации, хотя очень крупные Черняховские поселения площадью в десятки гектар известны. Наконец, нельзя сбрасывать со счетов и причерноморские античные города Ольвию, Тиру, а может быть, даже и Боспор.

Большинство советских ученых, опиравшихся на марксистскую формационную концепцию истории, относили остроготское общество к той ступени исторического развития, которая традиционно характеризовалась как разложение родоплеменного строя (А.Р. Корсунский, Э.А. Рикман, Э.А. Сымонович, В.Д. Баран и др.)[1698]. Б.Д. Греков, Б.А. Рыбаков, В.И. Довженок определяли черняховское общество как складывающееся раннефеодальное[1699]. Но, как известно, феодальным оно так никогда и не стало. Кажется, нельзя относить его и к «дофеодальным» обществам»[1700], тем более что само это понятие подвергается обоснованной критике в современной медиевистике. Наконец, в последнее время некоторые исследователи (М.Ю. Брайчевский, О.М. Приходнюк, В.Н. Войнаровский) пришли к заключению, что черняховское общество уже значительно ушло от первобытности и находилось на пути к построению своей государственности без уточнения ее типа. Так, по оценке О.М. Приходнюка это было многоэтничное, полугосударственное общество, консолидирующееся в единый социальный организм, по уровню развития достигшее стадии «протоцивилизации»[1701].

Проанализированные выше данные нарративных источников и археологии позволяют охарактеризовать остроготское общество эпохи Эрманариха как многоуровневую социально-политическую организацию. В ней выделяются надплеменной («имперский»), национальный (готский), региональный и местный (общинный) уровни организации для регулирования социальных отношений в формирующемся полиэтничном обществе, разделяющемся, по крайней мере, на три сословия (страты): 1) правящий род Амалов и его окружение, включая дружину, 2) свободные готы, 3) различные группы зависимого населения и данники. При этом у остроготов прослеживается процесс развития экзополитарной системы эксплуатации, направленной на другие, покоренные этносы и ресурсы отдаленных областей. Как видно из этой характеристики, социально-политическая организация готов не обладала базовыми признаками феодального общества даже в самом зачаточном его состоянии. Да этого не могло быть и в силу еще одного, стадиального фактора — в IV в. признаков феодального общества не было нигде. Зато здесь налицо почти все характеристики формирующегося «раннеклассового общества» и «раннего государства», как оно представляется современным исследователям[1702].

Возможно, если бы развитие Остроготского королевства не было насильственно прервано гуннами, оно бы трансформировалось в зрелое государство. Еще раз отметим, что по уровню развития общественного разделения труда (агрикультуры, различных ремесел), население Черняховской культуры по сути уже достигло стадии ранней цивилизации[1703]. Не вызывает сомнений, что у готов существовала частная собственность, о чем свидетельствуют замки и ключи, найденные не только на поселениях, но и в могилах. Определенное развитие в обществе получило денежное обращение, на что прямо указывают многочисленные находки римских монет и клады. Весьма развитой была и внешняя торговля с римскими провинциями (массовый позднеантичный импорт, монеты) и с северными областями Восточной Европы (продукция Черняховского ремесла). Принятие христианства частью готов являлось важным показателем степени зрелости их общества. Об уровне их интеллектуального и духовного развития свидетельствует не только руническая письменность, но и умение пользоваться греческим и римским алфавитом. Исследователи не без основания допускают, что, по крайней мере, какая-то их часть могла быть грамотной[1704].

И это неудивительно, если вспомнить о многочисленных конструктивных контактах готов с Римской империей, в особенности во время службы готской молодежи в качестве римских федератов в ее провинциях. Только по договору с Константином Великим 332 г. 40 тыс. готов стали федератами Империи (Get.,111-112). Скорее всего, последние и были той главной «движущей силой», которая приносила и прививала соплеменникам элементы высокой античной культуры — ведь каждый варвар-федерат на годы службы был культурно и политически интегрирован в римский мир. Отсюда он возвращался на родину во многом другим человеком, познавшим римскую армейскую дисциплину и тактику, познакомившимся с иным образом жизни, вкусившим цену денег и т.п. Во многом именно через таких ветеранов-федератов постоянно осуществлялся синтез достижений античной цивилизации и варварской культуры, который мы наблюдаем в Черняховских древностях.

Готы во времена Эрманариха находились между варварством и цивилизацией как в стадиальном, так и в геополитическом смысле. По ряду исторических свидетельств и объективных археологических показателей они достигли начальной ступени цивилизации, хотя в их повседневной жизни и социальной организации сохранялось еще очень много архаики. Кажется, во многом это было обусловлено тем, что ростки цивилизации появились в готском обществе не всегда естественным имманентным путем, а как результат теснейшего взаимодействия, взаимопроникновения и многочисленных заимствований из высокоразвитой позднеантичной цивилизации. Как только что говорилось, значительная часть готов — носителей Черняховской культуры была постоянно инкорпорирована в Римскую империю в качестве федератов. По возвращению на родину они становились активными трансляторами достижений античной цивилизации среди соотечественников. Это явление служило мощным культурным катализатором социального развития как везиготского, так и остроготского общества IV в.

Но из-за трагических событий 375—376 гг. полиэтничное “regnum” Эрманариха так и осталось где-то на пороге цивилизации и самой ранней ступени государственности. На склоне лет все деяния Эрманариха были сведены на нет гуннским нашествием 375 г., а сам король покончил жизнь самоубийством (Amm. Marc., XXXI.3.2), совершив, по-видимому, ритуальное жертвоприношение[1705]. Он был последним представителем готского могущества на юге Восточной Европы. Тем не менее, и после него у остроготов королевское достоинство прочно удерживалось в роде Амалов (Get.,79-81, 246).

Разумеется, могли быть и иные, в том числе внутренние причины ослабления и упадка остроготского социума на юге Восточной Европы к концу IV в. В числе таковых специалисты по аграрной проблематике называют антропогенный (деградация черноземов, в результате их длительного использования под пашни) и природно-климатический факторы (наступление около 400 г. более влажного и холодного климата)[1706]. Конечно, понижение эффективности пашенного земледелия могло привести к нарушению всей социально-экономической структуры и в конченом итоге ослабить экономический базис королевства Эрманариха. Но вряд ли эти факторы сыграли решающую роль в его судьбе, как, впрочем, и в упадке Черняховской культуры.

Гуннское нашествие — это не первый и, к сожалению, далеко не последний случай проявления «кочевнического тормоза» в истории Восточной Европы[1707]. После гибели короля Эрманариха остроготами, большей частью оказавшимися под властью гуннов, долгое время управлял лишь их собственный царек (“proprius regulus”). На несколько десятилетий они утратили свое “regnum” и опять превратились в кочующее народ-войско, продвигающееся на Запад с оружием в руках среди враждебных племен и народов[1708]. История Восточноевропейской Готии как самостоятельного этнополитического образования закончилась. «Готский путь» так и не привел народы Восточной Европы к развитой цивилизации. Но память о нем в течение веков сохранялась в средневековых германских сагах, которые воспевали образ властного и жестокого Великого короля — Эрманариха/Хейдрека/Ёрмунрекка.