Для исследования природы королевства Эрманариха весьма важной представляется этническая составляющая проблемы. Без ее детального изучения невозможно дать объективную историческую оценку этого образования. В интересующем нас аспекте наиболее продуктивный взгляд на эту проблему, кажется, лучше всего выразил X. Вольфрам: «история готов не относится, ни к понятию «история германских племен», ни тем более к «истории взаимоотношений между немцами и внешним миром»[850]. Хотя готам принадлежало лидерство в варварском мире эпохи Великого переселения народов, нигде в Европе они так и не стали раннесредневековой народностью, ни в одной стране они не оставили прямых наследников. Тем не менее, борьба за т.н. «готское наследие» продолжалась полтора тысячелетия.
Из современных ученых практически никто не сомневается в принадлежности готов по языку и культуре к восточногерманской группе племен, на что вполне определенно указывают, прежде всего, рунические надписи, лексика «Готской Библии» Вульфилы, «Готского календаря» и другие источники[851]. Но, как это ни парадоксально, в отличие от гутонов Плиния и готонов Тацита, ни один позднеантичный автор не причислял готов III—IV вв. к германцам, хотя среди последних они пользовались особым авторитетом. Более того, внешнему наблюдателю готы и германцы представлялись разными народами. Об этом, в частности, свидетельствует известная надпись персидского царя Шапура из «Каабы Зороастра», в которой «гутты и германцы», служившие в римском войске, упоминаются раздельно как равные этнические единицы[852]. Да, и Иордан не раз подчеркивал отличие готов от других германцев.
По заключению лингвистов, готский язык являлся, скорее, не «матерью», а «старшей сестрой» немецкого языка[853]. С определенными оговорками это заключение можно распространить на соотношение древнего готского этноса и новоевропейского немецкого народа. Не следует упускать из виду и того, что в интересующую нас эпоху ни один из этносов — участников Великого переселения народов — не существовал в чистом виде, все они состояли из различных компонентов, порой самых неожиданных[854].
Мы не берем на себя смелость однозначно утверждать, на каких языках говорили люди, жившие в разных частях огромного Черняховского пространства, хотя не исключаем, что именно готский, скорее всего, был языком межплеменного общения. Недавно М.Б. Щукин еще раз обратил внимание на то, что весь этот сложный конгломерат, объединенный под властью готских королей, воспринимался греками и римлянами, испытавшими их нападения в III в., как «скифы, называемые готами» (Dexipp., Chron., 16)[855]. Справедливости ради напомним, что еще сто лет назад В.Г. Василевский, исследуя этническую терминологию позднеантичных авторов, также полагал, что под «скифами» следует понимать готов[856]. Так их именовали многие современники (Dexipp., 22; Philostorg., XI.8). Приведем весьма характерное выражение из биографии императора Галлиена: “Scythae autem, hoc est pars Gothorum” — «скифы, это часть готов» (SHA. Gall., 6.1—2). Судя по свидетельству Иордана, Орозий — современник начала Великого переселения народов на территории Империи — писал о готах, что «зовутся они скифами по племени, и по имени» — “Scythas eos et natione et vocabulo aserit appellatos” (Get., 29). Сам Иордан (Get., 253) также причисляет готов к «скифскому племени» (“gens aliqua Scythica”), а новой родиной готов после их переселения он называет земли в крайней части Скифии, соседствующей с Понтийским морем. Позже эту дилемму между традиционным названием жителей Северного Причерноморья и новым этнонимом ее современных насельников разрешил Прокопий Кесарийский, прямо утверждавший, что скифы — это старое название готов (Ргосор., Bell. Goth., IV(VIII). 5.6).
Интересующий нас этноним «скифы» многие исследователи видят и в известном перечне «северных народов» Иордана (Get., 116). В Гейдельбергском кодексе «Гетики» он зафиксирован как “Golthescytha”, в Палермском кодексе как “Golthescythas”[857].
Финская исследовательница И. Коркканен вслед за Т. фон Гринбергом увидела наличие в протографе гот. “Skyþaþiudos” — скифские народы[858]. А.Н. Анфертьев в этнониме “Golthescythas” усмотрел имя или титул остроготского короля Эрманариха. В его переводе: «Т.к. он владел теми народами, которых подчинил Гольтескиф»[859]. О. В. Шаров в “Golthescythas” видит Гольтескифа, т.е. царский род остроготов, в том социальном смысле, который может соответствовать «царским скифам» Геродота и Приска Панийского[860].
Авторы комментария к параграфу 116 «Гетики» Иордана Л.А. Гиндин и Ф.В. Шелов-Коведяев предложили свой вариант перевода: «Он владел теми скифскими народами, которых подчинил готу (т.е. готам), и далее перечень имен «северных народов»[861]. С ними согласен и В.Я. Петрухин. Начало параграфа 116 «Гетики» он предлагает читать как «готы покорили скифские народы...» (далее следует их перечень — И.З.). По его мнению, список включал «скифские» народы Северного Причерноморья, и власть готов едва ли распространялась в Восточной Европе за его пределы[862]. М.М. Казанский допускает, что иордановы “Golthescythas” могут быть искаженным названием «Кельтоскифия», которое некоторые древние авторы давали малоизвестным землям, расположенным где-то между Скифией и Кельтикой[863].
Рассмотренные выше варианты интерпретации “Golthescythas” представляются умозрительными и необоснованными, особенно это касается «Гольтескифа» и «Кельтоскифии». Следует отметить, что указанный этноним “Golthescythas” в латинском тексте «Гетики» стоит во множественном числе. При этом он вряд ли обозначает как готов, так и скифов. Необходимо вспомнить, что в параграфе 116 идет перечень «северных народов», которых покорил остроготский король Эрманарих, куда ни скифы, ни готы входить не могли.
Разумеется, готы III—IV вв. не были скифами по крови, не являлись их потомками, но некоторые скифские черты в облике, одежде, материальной культуре они вполне могли приобрести. Поэтому не исключено, что за привычным для греко-римских писателей этнонимом «скифы» скрывается не только дань старой античной этногеографической традиции, но и нечто большее — стремление подчеркнуть какие-то особые, негерманские «скифские» черты готов, которые неизбежно должны были появиться у них в процессе «обретения родины» и аккультурации в Причерноморской Скифии. В этом смысле весьма важным представляется наблюдение Н.Н. Болгова: если Дексипп называл всех готов «скифами», то авторы SHA и Зосим применяли этот этноним особенно часто к «понтийским готам» в отличие от «готов дунайских»[864]. Любопытно и то, что в римской иконографии, в особенности на золотых императорских медальонах IV в. готов было принято изображать на скифский манер. В этом смысле особый интерес представляет уникальный позднеримский золотой медальон, чеканенный в Константинополе и прославляющий императора Валентиана I (364—375) (рис. 9)[865]. Он был обнаружен на правобережье Дуная, около с. Затонье. По предположению В. Кондича, медальон представлял собой памятный знак, отчеканенный в честь Готской Виктории 369 г. и императорского триумфа, в результате чего Валентиана I и Валента стали именовать «Готскими Величайшими»[866]. Проанализировав костюмы варваров, Е.Л. Гороховский пришел к заключению, что в их иконографии запечатлены два основных этнографических комплекса признаков — позднеримский и восточный или «скифский». А поскольку с точки зрения позднеантичной историко-литературной традиции готы относились к восточным варварам, т.е. скифам, то изображение готского «князя», покоренного римским императором, соответствует принятым изобразительным канонам[867].
Фигура мужчины — варвара, изображенного на реверсе медальона, может персофиницировать противника императора Валента в 367— 369 гг. — везиготского судью Атанариха, которого Зосим называл «начальником всего царского рода скифов» (Zos., IV.34). По мнению Е.Л. Гороховского, фигура коленопреклоненной женщины передает условный образ «покоренной» варварской страны — Скифии.
Видимо, также далеко не случайно в Скифии изменяется даже готский именослов, в котором наряду с германскими присутствуют и явно негерманские, в том числе, возможно, иранские и славянские имена[868]. На наш взгляд, они отражают сложные и неоднозначные этногонические процессы в Восточной Европе в эпоху остроготского доминирования, пик которого приходится на «эру Эрманариха». Именно в понтийском регионе появляется этноним «гот» (“*Gutans”), который здесь приобретает не только новое звучание (“Got(th)”, но и во многом новое этническое содержание по сравнению с североевропейскими «гутонами» (“Gutones”) более ранних античных авторов I—II вв.[869] Если тогда они были, по словам Клавдия Птолемея, “έλάττονα έθνη” — «малым народом» (Geogr., III.5.8), то в Причерноморье в ходе «Скифских» войн III в. они постепенно превратились в «большой народ». Данные античной литературной традиции и археологии позволяют говорить о возникновении новой этнической общности, за которой у античных авторов далеко не случайно закрепилось новое имя, производное от старого этнонима «гутоны». Напомним, что в античной традиции впервые оно зафиксировано под 269 г. в титулатуре римского императора Клавдия II, принявшего победный титул “Gothicus”. В Причерноморье оформляются новые готские племенные названия, вероятнее всего, связанные с географическими особенностями вмещающих их ландшафтов: «гревтунги» — «люди степей или песков» (“Greutungi” Аммиана Марцеллина, “Gruthungi” Клавдия Клавдиана ← гот. “*griutuggōs”) = «остроготы» (“Ostrogothi” — из “Austrogotae”, это название связано с востоком, солнечным восходом), а также «тервинги» — «люди лесов» (“Tervingi” ← гот. “*taíirwiggōs”) = «везиготы»[870]. Сам факт появления и распространения этих этнонимов свидетельствует о новом этапе готского этногенеза. С другой стороны, весьма показательно, что уже к началу V в. этнонимы «гревтунги» и «тервинги» выходят из употребления, поскольку с исторической арены сходят их носители в Причерноморье. С этого времени на Западе их потомки известны как остготы и вестготы. Для понимания особенностей этногенеза готов на их второй, причерноморской «родине» представляется важным заключение X. Вольфрама, опирающееся на более ранние разработки Р. Венскуса и Р. Хахмана — «эмигрировали и становились основателями новых этносов не целые народы, а носители тех традиций, которым сопутствовал успех»[871]. Роль гегемона, которую готы играли в отношении восточных германцев и других народов эпохи Великого переселения, настолько очевидна, что даже спустя пару веков Прокопий Кесарийский не ставил готов в один ряд с вандалами, гепидами, ругами, скифами[872]. Поэтому вряд ли можно полностью согласиться с П. Хизером, утверждавшим, что готы до поселения на территорию Империи еще не были народом, обладавшим своей «национальной» идентичностью, но лишь неоднородной массой самых разных этнических и социальных элементов[873]. Внешнему наблюдателю, каким был, например, Аммиан Марцеллин, они представлялись как “gentes Gothorum” — «племена (народы) готов» (XXXI.3.8). Весьма показательно, что при обозначении двух ветвей готов — остроготов и везиготов по отдельности — Иордан использует термины “familia” (Get., 42) и “gens”, а для всей совокупности готов — термины “populus” (Get., 98) и “societas” (Get, 130)[874]. Последние указывают, что, не смотря на разделение на две ветви, для него они представляли некую этническую общность или даже народ — “populus”. Как известно, в «Готской Библии» для ее обозначения Вульфила использовал слово “þiuda” — народ. С другой стороны, и облик Черняховской культуры IV в., несмотря на наличие в ней ряда локальных особенностей, явно свидетельствует об известной гомогенности материальной и духовной культуры восточноевропейского населения, оказавшегося под властью готов. Весьма высокая степень ее унификации и даже стандартизации в годы правления Эрманариха может рассматриваться как объективная мера этой этнополитической общности.
В современной исторической этнологии довольно хорошо изучен механизм зарождения подобных сложных этнополитических образований рубежа варварства и цивилизации[875]. Обычно их инициатором и лидером был удачливый воинственный народ, а точнее, «народ-войско» (“Volk-Heer”) по терминологии X. Вольфрама. В связи с этим он утверждает принципиальную полиэтничность формирующихся этносов в эпоху Великого переселения. «Племя и войско» — едино, племя есть «народ при оружии»[876]. И далее — «Кто присоединялся к готским королям, тот мог стать не только готом, но и свободным мужем, если он только был хорошим бойцом и безоговорочно подчинялся дисциплине»[877]. Мы нашли в источниках прямое подтверждение этой гипотезы. Так Зосим, опиравшийся на сочинение Дексиппа, участника борьбы с готами в III в., утверждал: «Тем временем скифы, объединившись, слились из разных племен и народов как бы в одно тело» (Zos., 1.37.1).
Кажется, именно такой путь консолидации части восточноевропейского населения вокруг остроготских вождей — носителей «ядра этнической традиции» за долгие годы «Скифских» войн мог дать исходный импульс к культурному образованию, известному как Черняховская культура. По практически единодушному мнению современных специалистов-археологов, формирование новой культуры и новой этнополитической общности началось в 230-е гг. и завершилось к эпохе Константина Великого. Период наивысшего ее расцвета датируется временем от конца III в. до 350—380-х гг., с пиком в 330—360-е гг.[878] Последний как раз приходится на годы правления короля Эрманариха. В эти годы в рамках его огромного королевства шел активный процесс складывания новой народности, который так и не завершился. Скорее всего, не успел сложиться и единый язык. В связи с этим напомним, что, видимо, далеко не случайно, Аммиан Марцеллин, описывая сражение римлян с готами у г. Салиций в 377 г., обратил внимание на то, что варвары, устремляясь в битву, издавали «шум на разных языках» (XXXI.7.11). Поэтому, на наш взгляд, и сейчас в силе остается тезис П.Н. Третьякова, который характеризовал Черняховскую общность как «несложившуюся народность». Процесс ее консолидации из разноэтничных элементов был прерван вторжением гуннов[879].
Имеющиеся в нашем распоряжении источники никак не позволяют согласиться с широко распространенной в германской и австрийской науке этнокультурной оценкой остроготского “regnum” Эрманариха как «скифо-германской» степной империи (“skytisch-germanische Steppen-reich”), которой местный алано-сарматский компонент придал специфическую иранскую окраску[880]. Впервые ее предложил Ф. Альтхейм, который полагал, что готские правители заимствовали десятичную систему войска, доспехи и вооружение, а также восточный (иранский) раннесасанидский царский убор, состоящий из роскошного одеяния, обрамленного мехом и украшенного драгоценными камнями[881]. X. Вольфрам также много внимания уделил сложнейшим проблемам аккультурации готов в Северном Причерноморье, где они надолго оказались в окружении ираноязычной сармато-аланской кочевой стихии. Исследователь, вслед за Ф. Альтхеймом, уверенно пишет о скифизации остроготов, которая якобы проявилась в заимствовании ими доспеха и копья, тактики конных сражений, соколиной охоты, шаманизма, религиозной практики, фибул в виде орла и даже образа жизни ирано-тюркских степных народов[882].
Независимые от письменных свидетельств данные археологии не дают основания сколь-нибудь однозначно утверждать о гото-сармато-аланском синкретизме в причерноморских степях IV в. Безусловно, определенный иранский компонент входил в состав Черняховской культуры, особенно в Северо-Западном Причерноморье. По мнению Б.В. Магомедова, в этом регионе поздние скифы составляли в Черняховском обществе особую торгово-ремесленную прослойку[883]. Однако они не оказали определяющего влияния на облик Черняховской культуры. Конечно, готы как-то адаптировались к местным условиям, возможно, испытали воздействие субстрата — автохтонного населения Скифии, о чем свидетельствует антропология носителей Черняховской культуры[884], но это были не степные ираноязычные сармато-аланы, а, прежде всего, оседлое население лесостепи.
Таким образом, широко распространенное у греческих и римских авторов название готов «скифами» отражало, прежде всего, устойчивую античную литературную традицию — обозначать так все народы Скифии, но никак не этнические реалии кануна Великого переселения народов.