Готланд Эрманариха: остроготы в Восточной Европе на рубеже Древности и Средневековья

§ 4. «Готская Библия» Вульфилы

Среди письменных источников по истории готов в IV в. особое место занимает «Готская Библия» Вульфилы. Она представляет первый перевод Священного Писания на готский язык с греческого оригинала. Благодаря этому, имея под руками тот и другой тексты, исследователи фактически получают возможность работать с пространной билингвой, отражающей многие готские социальные, политические, бытовые и культурные реалии. К сожалению, в российской науке Готская Библия привлекла внимание лишь немногих специалистов[149]. Зато в Европе этому произведению посвящена почти необозримая научная литература, преимущественно на немецком и английском языках[150].

Время жизни Вульфилы определяют в хронологическом промежутке между 311 и 382/83 гг.[151]. Большинство современных исследователей сходятся в том, что Вульфила был потомком каппадокийских христиан в третьем поколении, захваченных в плен дунайскими готами во время их набегов в Малую Азию еще во второй половине III в. Известно, что его предки были пленены готами в деревне Садагольфина в окрестностях г. Парнас в Каппадокии в 60-х гг. III в. Но он родился около 311 г. уже в Готии к северу от нижнего течения Дуная, т.е. принадлежал к третьему поколению[152]. По свидетельству его биографа Филострогия (Hist eccl., II. 5), готы, к которым принадлежала семья Вульфилы, находились под властью императора Константина. Значит, это были везиготы, которыми тогда правил отец Атанариха.

По социальному положению родители Вульфилы, скорее всего, принадлежали к тому сословию, которое позже известно в источниках под названием «длинноволосые» или «кудрявые»[153]. Будущему проповеднику дали готское имя, которое в латинской транскрипции звучит как “Ulfila” — «Волчонок», в греческом написании — “Ούρφίλας”. Во всяком случае, так выглядит его имя, вырезанное на печати, найденной на острове Корфу[154]. Вне всякого сомнения, по рождению Вульфила был готом или наполовину готом[155]. Помимо родного, готского языка, он знал греческий и латинский языки. Поэтому Вульфила, подобно жившим на полтысячелетия позже славянским апостолам Кириллу и Мефодию, был человеком двойной культуры: он родился в «варварской» среде готов, но получил образование и сделал карьеру в Константинополе[156].

По свидетельству Филосторгия, между 332 и 337 гг. в составе готского посольства двадцатилетний Вульфила впервые посетил только что построенную новую столицу Империи — Константинополь (Hist, eccl., II.5). Существует предположение, что туда он попал не по своей воле, а в свите сына готского короля Ариариха, отправленного в Константинополь в качестве заложника после поражения готов в 332 г. от легионов императора Константина. В столице Вульфила проявил себя как ревностный христианин арианского толка, активно изучающий Священное Писание, но в первую очередь как выдающийся проповедник[157]. Здесь он не только в совершенстве изучил греческий и латинский языки, но и освоил искусство риторики. В столице Вульфила приобрел такой авторитет, что даже император Констанций II называл его «Моисеем нашего времени» (Philostor., Hist, eccl., II.5)[158]. По словам того же Филосторгия, Вульфилу сравнивали с ветхозаветным пророком Ильей. В Константинополе он получил те знания и тот теологический опыт, который позже позволил ему перевести Библию на родной язык.

В 341 г. Евсевием и другими церковными иерархами Вульфила в тридцатилетием возрасте был посвящен в сан епископа Готии для задуманной императором христианской проповеди среди варваров[159]. С этой миссией он направился к задунайским готам-тервингам. Вульфила прожил среди них семь лет с 341 по 348 г. Не в последнюю очередь благодаря его проповедям часть соотечественников приняла христианство в форме вероучения епископа Ария[160]. Авторитет Вульфилы был столь велик, что даже антиарианский апологет «истинной веры» Евтихий в одном из писем к Василию Великому назвал Вульфилу «апостолом готов». Но к концу этого периода сам проповедник и его многочисленная паства подверглись гонениям со стороны везиготского «судьи» — правителя-язычника, который стал жестоко преследовать соотечественников-ариан. Причина гонений скрывалась не только в религиозной нетерпимости, но прежде всего в том, что готы-христиане воспринимались готской знатью как потенциальные союзники христиан-римлян.

После бегства из Готии Вульфила со своей весьма многочисленной паствой укрылся на территории Империи в провинции Нижняя Мезия и с разрешения императора поселился в окрестностях г. Никополя. Здесь эти готы осели надолго, они засвидетельствованы Иорданом как его современники «малые готы» (“Gothi minores”). Вскоре Вульфила получил от императора титул сельского епископа[161]. Здесь он проповедовал среди селян на трех языках. Но проповедью деятельность епископа не ограничивалась. По словам Иордана, он фактически стал церковным и светским руководителем готов Мезии — “cum suo pontifice ipsoque primate” (Get., 267). Его слова «были для них законом» (Socrat., Hist, eccl., IV. 33. 7). По свидетельству Авксентия, позже в 360 и 383 гг. Вульфила принимал участие в двух арианских Соборах в Константинополе (Max. Diss., 46). Во время заседания последнего он и скончался. На смертном одре он успел в последний раз провозгласить свою арианскую веру в единого Бога-Отца и был погребен при большом стечении народа (Max. Diss., 62).

Вульфила считается изобретателем готской азбуки[162]. Это важнейшее событие в культурной истории готов Иордан определяет очень кратко — “litteras instruise” (Get., 267). Своя письменность была необходима проповеднику, прежде всего, для перевода «Священного Писания» на готский язык[163]. Он был выполнен Вульфилой в последний, «никопольский» период его жизни и дошел до нас в составе “Codex Gissensis” и “Codex Carolinus”, но наиболее полно в изданном веком позже в Равенне т.н. «Серебряном кодексе» (“Codex Argenteus”) (рис. 2). Последний был записан на окрашенном пурпуром пергаменте золотыми и серебряными буквами и предназначался для королевской семьи Теодориха Великого. Но и в нем текст Готской Библии дошел до нас не полностью — ряд книг не сохранился. От первоначальных 336 листов форматом 19,5 см в длину и 25 см в высоту сохранились только 188 листов (один лист обнаружен в 1970 г.)[164].

Язык Библии Вульфилы отличается единообразием, отсутствием синонимических диалектных форм[165]. Он работал по принципу дословного перевода, с сохранением греческого порядка слов даже в ущерб готской грамматике[166]. Перевод дошедшей до нас части Священного Писания был осуществлен Вульфилой с рукописи «Нового Завета» на греческом койне IV в., что не могло не наложить определенный отпечаток на текст Готской Библии[167].

Оригинал, использованный Вульфилой для перевода, отражал жизненные реалии народа Палестины времени Христа или еще раньше. Но способ и форма, с помощью которых готский язык передавал библейский текст и таким образом адаптировал чужую реальность к своей, дает много ценного для понимания культуры готов времени Вульфилы[168]. При этом он перевел Библию не на готский простонародный, а на поэтический (песенный) язык, которым пользовалась готская знать, придворные поэты, жречество[169], т.е. в Библии Вульфилы нашел отражение менталитет и образ жизни определенного социального слоя[170], что необходимо учитывать при работе с этим источником. Да иначе быть и не могло, т.к. в готском языке IV в. невозможно найти точных соответствий многим библейским реалиям, возникшим в палестинском обществе, уже много веков развивавшемся в условиях цивилизации. Приведем один весьма показательный пример. В языке соплеменников Вульфилы еще не было слова «читать». Поэтому в своем переводе Библии он передавал греческий глагол ”άναγιγνώσκειν” родными готскими “gakunnan” или “anakunnan” — «пропеть»[171]. Как известно, этим словом у готов обозначался процесс исполнения героических сказаний. И лишь позже в Италии в их языке появилось недостающее слово “laiktjo”, заимствованное из латинского[172].

Готская лексика достаточно адекватно отражала уровень культурного развития готов накануне гуннского вторжения. Сам же факт перевода Библии для нужд литургии христиан-везиготов, на наш взгляд, не может служить серьезным препятствием для использования ее текста в качестве источника по истории не только везиготов-тервингов, но и остроготов-гревтунгов[173].

Дело в том, что, по словам Иордана, «в это время оба племени, остроготы и везеготы, составляли еще одно целое» (Get., 245). Поэтому мы считаем вполне допустимым привлечение лексических данных Готской Библии для установления уровня социокультурного развития обеих ветвей готов в IV в.

Исследователи пришли к заключению, что лексикон Вульфилы весьма полно, а главное вполне объективно отражает культурные и социальные реалии готского общества, т.к. по самому жанру не является историческим, риторическим, литературным или каким-либо иным произведением, где всегда в большей или меньшей степени присутствуют личные пристрастия автора, его «взгляд» как представителя того сословия, к которому он принадлежал. Весьма показательно, что даже ключевая для христиан IV в. проблема соотношения Бога-Отца, Бога-Сына и Святого Духа Вульфилой передана не просто в духе учения Ария, а в терминах господства и подчинения, свойственных социальной организации готов того времени[174].

Но не следует забывать, что Вульфила долго жил и работал над переводом Священного Писания не только среди готов как таковых, а в весьма цивилизованной среде г. Никополя[175]. Это не могло не наложить некоторый «урбанистический» оттенок на социальную и культурную лексику его Готской Библии, хотя в ней в неприкосновенности сохранилось множество весьма архаических готских выражений[176]. Веком позднее, уже в остготской Италии, текст Библии Вульфилы был переработан, а ее готский язык испытал определенное воздействие со стороны латыни. Но все же, по заключению специалистов, язык «Серебряного кодекса» — прежде всего эллинизированный готский с минимальными включениями латинского[177]. Поэтому при работе с Готской Библией ее материалы следует постоянно корректировать данными других источников.

Хозяйственные, социальные и культурные термины, содержащиеся в «Готской Библии», дают представление не только о «мире вещей», но и о «мире идей», в котором жили готы времени Вульфилы[178]. Нам кажется весьма продуктивным сопоставить их с археологическими реалиями, оставленными остроготами и везиготами IV в.