Готланд Эрманариха: остроготы в Восточной Европе на рубеже Древности и Средневековья

§ 1. “Regnum” Эрманариха

В «Римской истории» Аммиана Марцеллина и «Гетике» Иордана упоминаются владения могущественного остроготского короля Эрманариха. У Аммиана они просто называются обширными и плодородными землями — “late patentes et uberes pagos” (XXXI.3.1). В отношении его владений он не употребляет ни один из латинских политонимов позднеантичной эпохи, ограничившись вышеприведенной его краткой характеристикой. В величественном и трагическом образе воинственного короля Эрманариха, «которого страшились соседние народы, из-за его многочисленных и разнообразных военных подвигов» (Amm. Магc., XXXI.3.1), просматривается не только беспристрастный взгляд римского историка, но и явный «готский» след — использование в качестве источника если не героической саги, то, возможно, рассказа одного из готов, с которыми был знаком Аммиан.

Впервые королевство Эрманариха прямо упоминается в рассказе Иордана о наследовании им власти короля готов Гебериха: “Hermanaricus поbilissimus Amalorum in regno successit” (Get., 116). Свидетельства Аммиана и Иордана не оставляют сомнений в том, что это было весьма масштабное военно-политическое образование, включавшее при Эрманарихе значительную часть территории Восточной Европы, простиравшуюся в широтном направлении между Нижним Доном, занятым аланами-танаитами, и Днестром, за которым начинались владения везиготов-тервингов.

Здесь следует напомнить, что исследователи по-разному понимают латинский политоним “regnum”, называя обширные владения остроготского короля «королевством», «родовым королевством», «военным королевством», «державой», иногда даже «империей»[1601]. В немецком издании «Римской истории» Аммиана Марцеллина Эрманарих назван «королем» (“König”), а его владения — просто областями (“Gaue”)[1602]. Что же стоит в действительности за термином “regnum”, часто употребляемым позднеантичными авторами? Нам представляется, что это вопрос отнюдь не чисто лингвистический. Лексика власти может быть не только источником информации о представлениях, но и источником информации о самой структуре власти и ее иерархии[1603]. От ответа на этот вопрос во многом зависит историческая оценка одного из ранних политических образований IV в. на юге Восточной Европы.

Как недавно установлено С.В. Санниковым, для обозначения власти короля Иордан использовал различные латинские словосочетания: “regia potestas”, “regia majestas”, “principatus”, “fastigium regali”[1604]. Реальное содержание этих терминов, очевидно, можно уточнить лишь в контексте их употребления в тех или иных частях «Гетики». Многие из них содержат основу, связанную с лат. “rex”. Поэтому вначале следует остановиться на семантике этого слова и производных от него в поздней латыни. X. Менге дает весьма широкий спектр значений лат. “rex”: король (“König”), князь (“Fürst”), регент (“Regent”), государь (“Herrscher”), глава, старейшина (“Haupt”), верховный глава (“Oberhaupt”), руководитель (“Leitеr”), вождь (“Führer”), властелин, повелитель (“Beherrscher”), господин (“Herr”)[1605]. Более узкий круг значений мы находим у И.Х. Дворецкого[1606].

Почти все исследователи едины во мнении, что у римских авторов, писавших о древних германцах, лат. rex является точным переводом близкого по индоевропейской основе гот. “reiks”[1607]. Тем более что в эпоху Поздней Античности лат. “rex” уже произносилось как “r(h)ix”[1608]

При этом последний чаще понимался лишь как «властелин/государь», но не как более поздние средневековые «король/князь»[1609]. Напомним, что в «Готской Библии» Вульфилы “reiks” соответствует греч. “αρχών”[1610]. Видимо, лат. политоним “regnum” был близок по смыслу гот. “reiki” — «власть» (заимств. из кельт, “rīgio” — «принадлежность королю»)[1611]. На английский язык его обычно переводят как “kingdom”, “power”. Немецкие исследователи в “reiki” видят: королевство (“Königtum”), царство (“Königreich”), империю (“Reich”), господство/власть (“Herrschaft”), королевскую власть (“Königherrschaft”), единовластие/самодержавие (“Аlleinherrschaft”), правление (“Regierung”), владение (“Besitztum”), а также тиранию (“Tyrannei”) и деспотию (“Despotic”)[1612]. На основании лингвистических и иных данных складывается впечатление о том, что Иордан оперировал в своем сочинении некоторой моделью готской королевской власти, которую он отличал от иных властных форм[1613].

Отметим, что позднеантичные авторы ни разу не употребляют в отношении Эрманариха лат. «имперский» термин “dominus”, хотя другого варварского владыку — Аттилу Иордан иногда называет именно так “Hunnorum omnium dominus” (Get., 178). В германоязычной историографии к подвластной Эрманариху территории иногда применяют искусственное понятие “Stammstaat” — «племенное/родовое государство», сложившееся на базе дружины, сопровождавшей вождя[1614]. Оно не имеет точного русского эквивалента, да и вряд ли соответствует масштабам интересующего, нас потестарного образования.

Если принять во внимание древнее значение гот. “reiks”, то при переводе этого титула на русский язык лучше было бы употреблять слово правитель/вождь[1615]. При этом необходимо учитывать полисемию социальных терминов в латинских текстах, где слово “rex” могло обозначать и «король», и «племенной вождь»[1616]. Поэтому лат. “regnum”, с учетом готских реалий IV в. следует понимать не только как «королевство», вызывающее более поздние западноевропейские ассоциации, но и как «вождество»[1617]. Это понятие, не так давно введенное в науку неоэволюционистами[1618], изучавшими проблему возникновения ранней государственности, приобретает все большую популярность в российской историографии[1619].

На основании свидетельств Аммиана Марцеллина и Иордана можно попытаться определить критерии, масштабы и характер “regnumi Hermanarici” не только опираясь на эти источники, но, исходя из современной концепции т. н. сложных обществ.

Иордан не раз упоминает о том, что Эрманарих покорил немало племен и поэтому носил пышный титул «триумфатора над многими народами». Среди них готский историк называет и герулов, и многочисленных венетов, и прибалтийских эстов, и средневолжских “Merens” и “Mordens”, а так же других “arctoi gentes” (Get., 116-119). Если верить Иордану, помимо причерноморского и приазовского юга в его «державу» так или иначе, входили далекие северные области, населенные различными лесостепными и лесными племенами. Судя по перечню покоренных Эрманарихом племен, созданная им «держава» имела выраженный полиэтничный характер: готы, герулы, вандалы, венеты-славяне (или балто-славяне), балты-эстии, финно-угры (мордва, меря и др.). По данным археологии в ней определенно присутствовал и иранский компонент, хотя его удельный вес не следует преувеличивать. На основании тех же данных следует допустить формирование у остроготов надплеменных институтов еще в Северном Причерноморье. Лидерство в подобных полиэтничных образованиях принадлежало одному из наиболее сильных в военном отношении племен[1620], в нашем случае — остроготам. Историки могут еще долго спорить о размерах владений Эрманариха. Но вряд ли у объективных исследователей остаются сомнения в том, что Остроготская держава в IV в, далеко выходила за пределы территорий, населенных собственно готами[1621]. Остроготы сумели создать первое крупное территориальное варварское государство еще вне границ Империи. Во всяком случае, эфемерные ранние германские «королевства» вроде Маробода и Ванния, время от времени возникавшие на северных рубежах Римской империи, не идут ни в какое сравнение с Остроготской державой при Эрманарихе[1622]. Да и большинство «классических» варварских королевств V в. по размерам подвластной им территории намного уступали державе Эрманариха. Напомним, что на землях бывшей римской провинции Паннонии в середине V в. сосуществовали сразу три остроготских королевства[1623]. На площади современной Бельгии и приграничных районов Франции в то время располагалось два франкских королевства[1624].

Здесь не лишне заметить, что имеющиеся в нашем распоряжении источники никак не позволяют согласиться с широко распространенной в германской науке этнокультурной оценкой “regnum” Эрманариха как «скифо-германской» степной империи (“skytisch-germanische Steppenreich”), которой местный алано-сарматский компонент придал специфическую иранскую окраску[1625]. Независимые от письменных свидетельств данные археологии не дают основания сколь-нибудь однозначно утверждать о гото-сармато-аланском синкретизме в причерноморских степях IV в. Безусловно, определенный сармато-аланский компонент входил в состав Черняховской культуры, особенно в Северо-Западном Причерноморье. Однако он не оказал определяющего влияния на ее облик. Как известно, широко распространенное у греческих и римских авторов название готов «скифами» отражало, прежде всего, устойчивую античную литературную традицию — обозначать так все народы Скифии, но никак не этнические реалии кануна Великого переселения народов. Конечно, готы как-то адаптировались к местным условиям, возможно, испытали воздействие субстрата, о чем свидетельствует антропология носителей Черняховской культуры, но это были не степные сармато-аланы, а, прежде всего, оседлое население лесостепи.

Свидетельства готского историка не дают оснований однозначно утверждать о легитимном, наследственном характере власти Эрманариха. Он принадлежал к остроготскому королевскому роду Амалов[1626], но, как пишет Иордан, «унаследовал королевство» (“in regno successit”) через некоторое время после выдающегося короля готов Гебериха из другого королевского рода Балтов (Get., 116)[1627]. Последний был преемником двух вождей — Ариариха и Аориха, живших в эпоху Константина Великого: «Так они (готы — И.З.) прославились в империи при своих королях Ариарихе и Аорихе» (Get., 112). Таким образом, преемственность власти у готов до конца IV в., видимо, осуществлялась не по линии прямого наследования или кровного родства, но внутри двух соперничающих королевских родов Амалов и Балтов. До Гебериха и Эрманариха мы видим соправление двух вышеупомянутых готских вождей, после смерти Эрманариха, а также его преемника Витимира (“rex Vithimir”), отступлением гревтунгов-остроготов к Дунаю под давлением гуннов руководят два военных вождя (“duces”) Алатей и Сафрак, которые являлись регентами Видериха, малолетнего сына Витимира (Amm. Marc., XXXI.3.3). Аналогичный дуализм власти известен и у других германских народов, в частности, у аламаннов (Amm. Marc., XVI. 12.23). У везиготов за Дунаем постоянно фигурируют вместе два вождя, Алавив и Фритигерн: «первыми были приняты Алавив и Фритигерн» (Amm. Marc., XXXI.4.7), «Лупицин пригласил на пир Алавива и Фритигерна» (Amm. Marc., XXXI.5.5) и т.д.

По хронологии, предложенной еще Т. Моммзеном, Геберих правил в 318—350 гг., Эрманарих соответственно, приблизительно в 351—376 гг.[1628] Но возможно и удревнение начала его правления. Известно, что в 332 г., после победы римлян над готами, Ариарих был взят императором Константином в заложники (Anon. Vales., 6.31). Следовательно, начало правление Гебериха следует отнести ко времени после 332 г., но, не выходя очень далеко за последние годы правления Константина (Get., 115). Скорее всего, это служилось между 333 и 337 гг. Эта же «дата-срок», по нашему мнению, должна быть признана и началом “regnum” Эрманариха, который в первые годы являлся соправителем Гебериха, а единовластным владыкой стал лишь после его смерти. После кончины Гебериха остроготы как-то сумели выйти из-под контроля Балтов, а их королем стал энергичный Амал Эрманарих. Недавно М.Е. Левада предположил, что первоначально он был лишь одним из герцогов Гебериха, воевавшим с вандалами, а то имя, под которым мы его знаем, он получил, уже став королем[1629].

Год смерти Эрманариха также точно установить невозможно. Бесспорно одно — он умер в самом начале гуннского вторжения в Европу, т.е. в промежутке времени между 370—376 гг. Поэтому большинством ученых за дату гибели Эрманариха условно принимается 375 или 376 г.[1630] Таким образом, «эру Эрманариха» с большой долей вероятности можно определить в пределах 333—375 гг., что хорошо согласуется с археологическими данными. Это ступень СЗ, ознаменовавшаяся максимальным распространением Черняховской культуры и настоящим демографическим взрывом. С другой стороны, кажется, не случайно, начиная с Эрманариха, поколения готских королей из рода Амалов можно надежно синхронизировать с достоверными историческими событиями в Античном мире[1631]. Иначе говоря, именно в годы правления Эрманариха окончательно произошел прорыв готов из «доистории» в историю.

По рассказу Иордана, Эрманарих был шестым потомком легендарного Амала (Get., 79), эпонима остроготской королевской династии Амалунгов. Он приобрел статус правителя лишь после принятия власти “in regno conscendere”. Скорее всего, власть короля у остроготов уже имела наглядное воплощение, т.к. некие “insignia” сохранял даже преемник Эрманариха, Винитарий, имевший более низкий титул “regulus” — “principatus sui insignia retinente” (Get., 245). На этом интересном свидетельстве стоит остановиться особо, т.к. оно указывает на наличие у Амалов по крайней мере с IV в. вполне определенных символов власти. К последним относят предметы или явления, отличительной особенностью которых является наличие у них только одной функции — служить знаком власти[1632]. Эти королевские “insignia” не только служили вещественными знаками отличия остроготского владыки, но и аккумулировали в себе определенную социальную информацию об особом статусе его держателя[1633]. Они маркировали то особое место, которое король занимал в системе властных отношений, сложившихся в остроготском обществе при Эрманарихе.

Однако что конкретно представляли эти “insignia” готских королей, сказать невозможно. В источниках не находит никакого подтверждения идея Ф. Альтхейма и его последователей, что Эрманарих принял иранское царское облачение (“ornātus”) как символ своей власти[1634]. Оно якобы состояло из роскошного одеяния, обрамленного мехом и украшенного драгоценными камнями, и короны на голове[1635]. Заметим, что в Черняховской культуре археологам пока неизвестны археологические находки, отражающие «комплекс власти» королевского статуса. Как уже говорилось выше, сокровища королевского ранга типа Старосуджанских кладов стали попадать в могилы высшей готской аристократии лишь после распада державы Эрманариха (не ранее ступени D1). Они имеют мало общего с атрибутами высшей власти у аланских вождей.

Известно, что королевский род Амалов возводил свое происхождение к полубогам-ансам (Get., 78-79). В “Origo Gothica” генеалогическое древо этого знатного рода начиналось с Гаута/Гапта — бога воинов и мифологического родоначальника многих народов[1636]. По Иордану Эрманарих — «самый благородный из Амалов», был готским королем уже в десятом поколении. Своими деяниями ему удалось поддержать репутацию этого рода «богов и героев». К ним относят даже факт самоубийства последнего остроготского короля: «Т.к. молва все более усиливала ужас надвинувшегося бедствия (нашествия гуннов — И.З.), то он положил конец страху перед великими опасностями добровольной смертью» (Amm. Marc., XXXI.3.3). X. Вольфрам в факте самоубийства Эрманариха усматривает признаки ритуального самопожертвования его покровителю, богу войны Ирмину/Эрмину в тот самый момент, когда он потерпел поражение от гуннов[1637]. Может быть, в этом акте действительно проявился отголосок древней германской традиции, зафиксированной тем же Аммианом у бургундов (XXVIII.5.14) — их короли-гендины в случае военной неудачи «по старинному обычаю» принимали всю вину на себя и лишались власти (“potestate deposita”).

С другой стороны, свидетельство историка-современника о смерти Эрманариха с определенной долей вероятности может быть интерпретировано в рамках германской традиции о древних сакральных королях[1638]. Потерпевший поражение остроготский король вынужден был совершить самоубийство, поскольку в «героическом обществе» смерть понималась лишь как момент, когда герой переходит в мир славы[1639]. В этом контексте смерть Эрманариха можно рассматривать как принесение себя в жертву для спасения своего народа, подобное древнему римскому обычаю “dēvōtio” (Liv., VIII.9.2-12). Напомним, что Иордан описывает трагическую гибель Эрманариха в выражениях, которые явно навеяны ветхозаветными библейскими ассоциациями — он умирает как ветхозаветный патриарх на 110-ом году, «насытившись жизнью»[1640].

Огромные размеры контролируемой Эрманарихом территории и немалое число подчиненных народов прямо свидетельствуют о мере его владычества. Не исключено, что оно проявилось даже в его имени. Согласно Я. Гримму, последний остроготский король получил имя в честь германского бога войны Эрмина/Ирмина[1641], хотя у нас нет прямых данных, что этот бог входил в готский языческий пантеон. 3. Фейст предлагал несколько иное толкование имени короля с гот. как “Airmana-reiks”, где “Airman” — Великий, Знатный, Благородный, a “reiks” — властелин, государь, судья[1642]. Вслед за ним Н.А. Ганина реконструирует гот. форму “‘Ermanarīks” из “Erman” — Великий/Могучий и “riks” — царь[1643]. Если это так, то “*Ermanarīks”, возможно, не личное, а почетное имя, титул, подчеркивающий владычество последнего остроготского короля, намного превосходящее власть его предшественников — племенных риксов.

Вслед за М. Вебером мы понимаем власть (потестарность) как способность навязывать свою волю другим, даже вопреки их сопротивлению[1644]. Текст «Готики» в целом позволяет определить круг властных полномочий остроготского правителя. По древней германской традиции готский король, прежде всего, управлял своим народом. Поэтому Иордан, говоря о готских Королях, чаще всего употребляет глагол “regnare” (Get., 27) и производные от него, в одном случае латинское выражение “tenens principatum” (Get., 121). Однако при описании деяний Эрманариха готский историк использует и другой глагол “imperare”, подчеркивающий абсолютный характер его королевской власти над завоеванными народами — “propriis lavoribus imperavit” (Get., 120). На наш взгляд, это выражение отражает иной характер владычества короля Эрманариха над покоренными народами в сравнении с его же властью над соплеменниками, для которых он оставался “rex Gothorum” (Get. 119). В отношении некоторых побежденных народов в «Гетике» употребляется еще более сильный глагол “servīre” — порабощать:

1. в рассказе о покорении герулов/эрулов и остальных племен -“Getarum regii servirent” (Get., 118);

2. в рассказе о его победе над венетами — “tamen tunc omne Hermanarici imperiis servierunt” (Get., 119).

Пассаж Иордана о заговоре росомонов проливает некоторый свет на характер власти готского правителя и его отношений с подданными. Сам факт его жестокой расправы над знатной росомонкой Сунильдой может свидетельствовать о деспотическом характере последнего остроготского владыки. Известно, что позднее преемник Эрманариха гораздо менее могущественный “regulus” Винитарий для устрашения антов распял побежденного их вождя Божа вместе с семьюдесятью старейшинами—«приматами» (Get., 247).

В раннесредневековом германском эпосе Эрманариху приписывались такие черты, как жестокость, коварство, вероломство. В англо-саксонской поэме «Деор» дружинный певец-рассказчик дает весьма нелестную характеристику королю Эорманрику с «волчьей повадкой»: «Был вождь всевластен, вожатый безжалостный в державе готов» (Deor, 20-25). Со временем происходит все большая демонизация образа Эрманариха. В «Кведлинбургских Анналах» об Эрманарихе мы читаем: «В это время правил всеми готами Эрманрих (Ermanric), на козни хитрый, на казну щедрый,.. (Annales Quedlinburgenses, 6-29). Далее речь идет о том, как он убил своего единственного сына и двух племянников. По всей видимости, в силу своих личных неординарных качеств и побед над соперниками и соседними народами Эрманарих и стал единовластным правителем остроготов. Если следовать за рассказами Аммиана и Иордана, вплоть до гуннского вторжения его власть имела выраженный монархический характер.

Остается открытым вопрос: был ли Эрманарих монархом с титулом “þiudans”, известным из «Готской Библии» Вульфилы? Это слово изначально означало «Правитель народа (готов)»[1645]. Вульфила использовал его при переводе греч. “βασιλεύς”. При этом в «Готской Библии» слово обозначало исключительно земного царя и никогда не использовалось для обозначения правителя небесного. Большинство исследователей, отвечают на поставленный выше вопрос отрицательно[1646]. Скорее всего, Эрманарих, несмотря на масштабы его «державы» и единоличный характер власти, все же воспринимался соплеменниками по традиции как войсковой король “reiks” что, видимо, нашло отражение в его королевском имени (или титуле)[1647].

В связи с этим встает другой вопрос — о соотношении королевства Эрманариха и «владений» везиготского «судьи» Атанариха: являлся ли последний суверенным правителем или находился в зависимости от могущественного остроготского короля? Латинский термин “iudex” впервые употребляется в отношении Атанариха Аммианом Марцеллином (XXVI.5.6). Скорее всего, он точно соответствовал готскому титулу “kindins”[1648]. По свидетельству греческого оратора Фемистия (X, 132), Атанарих был «судьей» (“δικαστής”) и даже отказался от предложенного ему римлянами титул “βασιλεύς”. В то же время Орозий (VII, 32, 9; 34,6) именует Атанариха «королем», а Зосим «гегемоном» (IV. 10.1) или «архонтом» (IV.34.3). Названые источники при всем разнообразии титулатуры Атанариха как правителя везиготов как будто бы дают некоторые основания говорить о его суверенитете[1649].

Однако присутствие отрядов гревтунгов на везиготской территории во время войны с Валентом 369 г. (Amm. Marc., XXVII.5.6) указывает на то, что все-таки не следует преувеличивать масштабы суверенитета Атанариха, хотя Аммиан и называет его однажды “iudex potentissimus”. В рассказе Иордана об отделении везиготов от остроготов в год гуннского нашествия, возможно, содержится еще более важное свидетельство, проливающее свет на характер отношений между двумя ветвями готского народа. Готский историк прямо указывает на то, что до падения державы и гибели короля Эрманариха везиготы были «союзниками» (“socii”) остроготов (Get., 131). Попутно заметим, что в издании Е.Ч. Скржинской “socii” переведено как «сотоварищи», что затеняет смысл этого старого лат. политического термина[1650]. Напомним, что в классической латыни он использовался для обозначения зависимого от Рима населения Италии. Не исключено, что Иордан употребил слово “socii” по отношению к везиготам именно в этом смысле. Лишь после разгрома гуннами королевства Эрманариха союзники-везиготы отделяются от остроготов и уходят за Дунай. Но при этом везиготы Атанариха не только сохраняли свою социально-политическую структуру с сильным аристократическим началом, но практически свободно проводили свою внешнюю политику, о чем в частности, свидетельствует их участие в борьбе за императорский престол в 365—366 гг. на стороне узурпатора Прокопия (Amm. Marc. XXVI. 10.31).

М.Б. Щукин высказал предположение, что оба вождя могли сосуществовать, представляя как бы «две ветви власти»: «судья» Атанарих был представителем старой родовой аристократии вождей-жрецов, а Эрманарих — вождей военных[1651]. Недавно близкую гипотезу предложил Ю.Б. Циркин, допускавший, что «судья» Атанарих, находясь в подчинении остроготского короля, сохранил за собой ведение внутренних дел и особенно тех, что связаны с духовной жизнью племени и судом[1652]. Но оба эти любопытных предположения пока не находят достаточного подтверждения в источниках. Более того, у Аммиана Марцеллина можно найти указание на то, что «судьями» могли быть и не сакральные, а военные вожди, отличившиеся в битвах, как, например, у алан (XXXI.2.25).

Итак, острогот Эрманарих и везигот Атанарих, скорее всего, были правителями разного ранга. Свидетельство Иордана об отделении везиготов от остроготов накануне нападения гуннов (Get., 130) косвенно указывает на соподчинение везиготов остроготам в годы правления Эрманариха.

В руках короля находилась высшая военная власть[1653]. «После поражения герулов Германарих двинул войско (“arma commovit”) против венетов» (Get., 119). Иордан обращает внимание на два отличительных качества этого войска (Get., 118), видимо, особенно заметные в сравнении с легковооруженными герулами: твердость, устойчивость (“stabilitas”) и размеренность движений в наступлении (“tarditas”). Источники почти ничего не сообщают о характере, составе и численности остроготского племенного войска, которое на их языке называлось “harjas” (в рунических надписях — “hari”)[1654]. Несколько позднее Евнапий (fr. 37) и Олимпиодор (fr. 9) именуют остроготских воинов «благородными», при этом последний называет готские отряды «оптиматами». Судя по всему, они были не очень многочисленны. Недавно X. Вольфрам привел веские аргументы в пользу того, что все готское войско насчитывало не более трех тысяч воинов[1655]. По данным лексики «Готской Библии», общеплеменное войско “harjas” делилось на отряды — “hansa” (соответ. греч, “σπείρα” — когорта), численность которых варьировалась очень сильно[1656].

С высокой долей вероятности можно допустить, что основу остроготского войска Эрманариха составляла королевская дружина (“drauhti”). На ее наличие указывают не только многочисленные успешные войны Эрманариха, но и свидетельства Иордана в описании войн с герулами и венетами. «Но ничего не стоит великое число негодных для войны, особенно в том случае, когда и бог попускает и множество вооруженных подступает» (Get., 119). Помимо этого свидетельства на существование остроготской дружины указывают и другие факты. Известно, что в 376 г. даже везиготский вождь Фритигерн пришел на пир к Лупициану с небольшой дружиной — “cum paucorum comitatum” (Get., 135). У знаменитого вестготского авантюриста Сара было не более 500 всадников, однако они отличались воинской выучкой и доблестью.

Библия Вульфилы донесла до нас названия готских дружинников — “andbahtos”, “siponios” («ученик», «сообщник»)[1657]. В языке Вульфилы довольно часто встречается и слово “ga-drauhts”, имеющее более выраженное военное значение: «солдат, воин, страж»[1658]. Весьма показательно, что оно начинается с префикса “ga-” со значением «совместность»[1659] и используется для передачи греческого слова “στρατιώτης” — «воин». По весьма правдоподобному предположению Е.А. Сорокиной, у готов человек, возможно, мог считаться воином только в том случае, если он входил в состав особой группы людей, объединённых совместной деятельностью, в частности воинским делом[1660]. При этом “ga-drauhts” не только являлся членом сообщества, но и имел над собой начальника, на что прямо указывает текст «Готской Библии» (Mat. 8: 9). По данным нарративных источников остроготская дружина, скорее всего, представляла сообщество молодых мужчин, сплотившихся вокруг вождя подобно “comitatus” древних германцев (Тас., Germ., 13-14).

За свою службу готский воин-дружинник получал вознаграждение — “misdo” (слав, «мзда») и “anno” (от лат. “annona” — выплаты римским войскам эпохи домината)[1661]. Весьма показательно, что глава готской дружины назывался в Библии Вульфилы “reiks-andbahts”. Известно, что вскоре после смерти Эрманариха опекун малолетнего короля Видериха гревтунгский вождь Алатей имел свою дружину (Amm. Marc., XXXI.4.12 и 12.14). Его отряд наряду с аланской конницей Сафрака сыграл едва ли не решающую роль в разгроме римской императорской армии при Адрианополе в 378 г.[1662] По предположению X. Вольфрама, власть подобных военных предводителей, “duces exerciti” (Amm. Marc., XXXI.3.3), вероятно, называлась y готов “*draúthins”[1663]. Они водили готских воинов в поход (гот. “drauhtinassus”). Скорее всего, именно таким «дуксам» на римской службе вручались золотые медальоны с портретами императоров. В Империи их изготавливали специально для награждения союзных варварских вождей[1664]. Весьма примечательно, что они найдены не только на территории западной тервингской части Готии, но и в Поднепровье, в частности в Киеве, т.е. на землях, которые определенно находились в центре «державы» Эрманариха[1665].

Готская дружина, скорее всего, была полиэтничной. Помимо готов в нее входили покоренные Эрманарихом герулы, вандалы и другие германцы[1666]. Воину-вандалу, скорее всего, принадлежало погр. 86 по обряду кремации с оружием из могильника Компанийцы. Как уже отмечалось, до V в. воинов-готов с оружием обычно не хоронили. Известны Черняховские ингумации, сопровождаемые оружием и удилами, характерными для сарматов (могила с подбоем и катакомба Кантемировского могильника). Не исключено, что в состав дружины Эрманариха входили ираноязычные воины — выходцы из степного сармато-аланского мира. Большинство Черняховских погребений с оружием и снаряжением всадника датируется не ранее второй трети IV в. Это важный археологический аргумент в пользу появления остроготской дружины именно при этом короле. Формирование «дружинной» системы было важным шагом в постепенной переходе от традиционного родоплеменного устройства к раннеклассовому обществу[1667]. Более того, современные исследователи считают дружину государствообразующим институтом и главным органом зарождающегося государства[1668]. Они рассматривают «дружинное государство» в качестве одного из промежуточных звеньев между «вождеством» и «ранним государством»[1669]. Скорее всего, именно дружина, а не ополчение, как в III в., составляла основную военную силу остроготского короля. Существование постоянной дружины оправдывалось «хроническим милитаризмом» Эрманариха, направленным на покорение новых земель и народов. Вероятно, именно дружина сыграла решающую роль в превращении королевства остроготов в «двухуровневое государство»[1670]. Его верхний «имперский» уровень составлял королевский род, а также его окружение и дружина, нижний — региональные вождества и старейшины входивших в него многочисленных общин.

При исторической оценке зрелости “regnum” Эрманариха следует обратить внимание на интересное свидетельство Иордана, который утверждал, что остроготский король заставил все покоренные народы «повиноваться своим законам» (Get., 116). Здесь готский историк употребляет обычное латинское выражение “suisque parère legibus fecit”, хотя ему известно подлинное название древнейших, собственно готских законов, которые, «будучи записаны, и до сих пор зовутся «белагины» (Get., 69). Еще Я. Гримм перевел гот. “belagines” как “die Satzung” — «постановление/узаконение»[1671]. Только вряд ли они на самом деле были записаны в те далекие времена, о которых говорится у Иордана. Скорее всего, это были нормы обычного права, применявшиеся для судопроизводства в собственно готской среде.

В таком случае “leges” Эрманариха могли быть чем-то вроде “jus gentium” архаического римского права, использовавшегося при судопроизводстве над покоренными остроготами народами Восточной Европы[1672]. Если это так, то в правовой области “regnum” Эрманариха уже перерастало тот рубеж, который отделял традиционные доклассовые общества от раннеклассовых, где отношения между людьми все больше определяются не обычаем, а правом[1673].

Но, отдавая должное могуществу последнего остроготского короля, все же, кажется, не следует преувеличивать степень его единоличной власти. В рассказе Иордана о нашествии гуннов содержится интересное свидетельство о существовании у остроготов народного собрания вроде германского тинга: “suoque cum rege délibérant, qualiter tali se haste subducant” — «и стали рассуждать со своим королем, как бы уйти от такого врага» (Get., 129). Кстати, чуть позже тоже самое сделали и везиготы, которые после долгих размышлений «по общему согласию» направили послов к императору Валенту с просьбой принять их в его подданство (Get., 123). В готской лексике известно слово “maþl” для обозначения народного собрания, основа которого восходит к более древнему индоевропейскому глаголу со значением «встречаться», «сходиться»[1674]. На наш взгляд, эти свидетельства являются подтверждением той важной роли, которую еще играли военно-демократические традиции в жизни готского общества в последние годы его существования на юге Восточной Европы.