К югу от Авалона

Глава 19

Остаток утра прошел довольно бестолково. Я ушел на лужайку для крокета, чтобы не путаться под ногами у полицейских. Через некоторое время компанию мне решил составить Футагава, пожаловавшийся на то, что его допрашивали с некоторым пристрастием.

– Они решили, что раз я японец, то, значит, я изображал японского духа, а вчера ночью попытался ограбить Блэквуда. Мне запрещено покидать остров, пока не будут проверены мои документы в японском консульстве. Все это довольно унизительно. Кстати, как ваш приятель? Вчера нам так и не удалось с ним поговорить.

– Спасибо, уже лучше. Сегодня рано утром он вернулся в свой пансион в поселке. Буду вам признателен, если вы не будете распространяться о его пребывании в отеле этой ночью. Маркус принял снотворное и проспал до самого утра, но если полицейские будут его допрашивать, боюсь, у него случится нервный срыв. Я уже жалею, что пригласил его составить мне компанию. Он всего-то хотел узнать в японской мифологии то, что не смог прочитать в библиотеке.

– Если мне будет позволено вашими властями, я с удовольствием прогуляюсь до городка и повидаюсь с профессором Ван Ренном. Расскажу ему о японских демонах. Вам же эта тема совершенно не интересна?

– Боюсь, нет. Я не верю в загробный мир и духов, злобных или добрых. А вы?

– Не уверен… мы, японцы, убеждены, что ничего в мире не исчезает бесследно. Это вполне согласуется с законами квантовой физики, открытыми вашими учеными. Энергия существует, называете ли вы ее духом или душой или какими угодно словами. В синтоизме есть понятие юрэй – неупокоенного духа, чаще всего человека, погибшего насильственной смертью и жаждущего отмщения. Обычно они с длинными волосами, поскольку считается, что волосы продолжают расти после смерти. Одеты в погребальные одежды или костюмы, в которых их застала смерть. И появляются на местах своего погребения. Впрочем, в этих историях есть разные версии. Некоторые люди, видевшие юрэй, говорят, что они почти не отличаются от своего прижизненного физического облика, только слишком бледной кожей. Другие говорят, что в них появляется что-то неестественное. Например, вывернутые конечности или неестественная походка. Кто-то свидетельствовал, что лица юрэй деформируются, у них появляются огромные зубы или черные глаза.

Я заскучал. Вот бы прямо сейчас сплавить Футагаву в поселок, чтобы он продолжил рассказывать свои сказки Маркусу.

– Как бы то ни было, все легенды сходятся в одном. Ярость юрэй только возрастает со временем. От появлений они переходят к физическому воздействию. И даже к убийствам.

– И остановить их можно, восстановив справедливость? – спросил я, помахивая клюшкой.

– Иногда да. Но есть вещи, которые нельзя восстановить. И тогда юрэй не успокоится, пока не уничтожит всех, кто вызывает его ярость.

– Мистер Футагава, это все очень… эээ… интересно.

– Вижу, что вы раздражены нашим разговором. Сама мысль существовании чего-то иного за пределами физического мира вам претит? А что насчет расщепления атома? Ведь не так давно это казалось совершенно невозможным с точки зрения науки.

– Дело не в этом. Вообще мне совсем не хочется с вами спорить. Теперь все, кому не лень, начинают приводить аргументы вроде атомной энергии или лазеров… я не исключаю, что сейчас мы только начинаем постигать науку, за которой я сам едва поспеваю. Но при чем здесь эти древние суеверия? Они такие… скучные. И почти везде одинаковые. С разными вариациями, но в целом одинаковые. И скучные. Тут какой-то парень убил безобидного старикана, а вы разглагольствуете о разгневанных духах мертвых. Зачем это все?

– Вижу, вы выросли в отрыве от своей культурной традиции. Правда, мне трудно определить, какой. Но наверняка у вас не было семейных ритуалов, бабушек и дедушек, которые рассказывали вам европейские или азиатские сказки.

– Моя мать была без ума от кинематографа.

– Послушайте, мистер Стин. Мне кажется, вы меня неправильно поняли. Я вовсе не утверждаю, что здесь присутствует юрэй. И я не пытаюсь вас убедить, что потусторонний мир существует. Просто во всем происходящем мне видится… что-то нереальное.

Меня спас Вик Прохазка.

Как оказалось, их с женой полицейские довольно неучтиво подняли с постели и вытащили на допрос.

– Кэрри сейчас пакует вещи, – мрачно сообщил он. – Ничего себе медовый месяц. Ни одного призрака не увидели, кроме этих нелепых трюков в цветным газом и двигающимися вазами, зато вляпались в историю с убийством. Нет, хватит с нас. Сегодня же отплываем в Кабо.

– Разве полиция разрешила вам покинуть остров?

– Да пусть только попробует запретить! Я уже позвонил папиному адвокату, а он связался с вашим комиссаром полиции. Мой отец влиятельный человек, нашу семью все знают в Калтервилле, да и во всем округе Марипоса.

Когда молодожены вернутся домой, им будет о чем рассказать своим родственникам и соседям в Калтервилле, округ Марипоса, подумал я.

Тем временем выражение гнева сошло с физиономии молодого человека, и я заметил, что он задумчивым взглядом провожает Мэри Блэквуд, которая вышла из дома и о чем-то переговаривалась с садовниками.

– Поразительно красивая девушка, – согласился я.

– Ээээ… правда? – Вик Прохазка густо покраснел. Судя по всему, он был совсем молод, не старше двадцати пяти. – Ну я никогда так о ней не думал, моя Кэрри сама потрясающая красавица.

Кэрри Прохазка тоже была блондинкой, вполне миловидной со своим вздернутым носиком и стройной девичьей фигуркой. Но рядом с Мэри Блэквуд совершенно незаметной. Впрочем, не я же был ее мужем.

– Просто в мисс Блэквуд есть что-то… неземное, – взволнованно пояснил Вик. – То, что она живет наверху башни, напомнило мне картинки из книги сказок, которые я читал в детстве. Пожалуй, я ее сфотографирую на память.

Он поднял свой массивный аппарат с объективом, сложенным в гармошку, и начал смотреть в видоискатель, ожидая, пока хозяйка отеля посмотрит в нашу сторону. Видимо, Мэри что-то почувствовала, потому что она на мгновение обернулась, и Вик нажал на кнопку затвора.

– Первый раз вижу такую штуку, – заинтересовался я. – И что теперь будет?

– Надо подождать около минуты. Потом снимок окажется здесь, – он перевернул камеру основанием кверху. Я открою крышку и аккуратно выну снимок. Вот так, за краешки. Он быстро сохнет на воздухе, теперь с ним уже ничего не случится. И чтобы снимок не скручивался, я его сразу вставляю в специальную рамку. Вот так.

– Потрясающе. Мне бы очень пригодилась такая штука в работе.

– О, – Вик опять смутился. – Аппарат довольно дорогой, больше двухсот долларов. Это был подарок на свадьбу. И фотобумагу к нему нужно специально заказывать, в одной кассете помещается только восемь кадров. Я уже почти все истратил, осталась только эта последняя кассета, как раз хватит на Кабо.

– Можно посмотреть? – спросил я, протягивая руку к снимку.

Для меня это выглядело, как магия. Самопроявляющаяся фотография без темной комнаты, кювет и реактивов. У меня на глазах на снимке проступали яркие цвета сада, алели губы Мэри, картинка из сепии превращалась в полноцветное изображение.

– Не уверен, что ваша супруга обрадуется тому, как вы израсходовали драгоценный кадр.

Вик вздрогнул, пугливо оглянулся и спрятал фотографию во внутренний карман пиджака. Потом устремился в дом.

Через пару минут я последовал его примеру.